Загадки старинного пергамента, или Средневековая мистификация

– Ах, Герберт! Ну надо ли напоминать мне? – сокрушённо отвечал Фицморис. – Тот скорняк был в изрядном подпитии, а торговке просто померещилось сослепу! А курица, я уверен, нашлась уже на другой день.

– Не надо, Фицморис, не сто?ит! – прервал его бородач. – Просто дождитесь моего сигнала, а я в свою очередь, приложу все усилия, чтобы найти для ночлега мало-мальски приличный сарай и купить пару куриц для вас.

– Только не сарай! – подала голос девушка. – Особе моего происхождения не пристало ночевать в хлеву! К тому же третью ночь к ряду. По-моему, я, наконец, заслужила приличествующих условий!

– Позвольте напомнить, что именно благодаря вам мы обречены на скитания и тяготы кочевой жизни, – возразил Фицморис. – Вам некого винить в сложившейся ситуации! Вы, госпожа, должны были хотя бы предполагать, какие тяготы ожидают нас всех в путешествии.

– Должно быть, ты забыл, чудовище, что связан определёнными обязательствами со мной и моим батюшкой? А вас, Герберт, – обратилась она к бородачу, – никто не принуждал следовать за нами! И вы здесь исключительно по собственной воле!

– Любезная Флора, по-моему, я-то как раз не в претензии и ни слова не проронил о каких-либо неудобствах! Но осмелюсь заметить вам, что солнце почти село и нам пора позаботиться о ночлеге, – с этими словами Герберт подхватил девушку под руку и направился в сторону селения. – Ждите сигнала, Фицморис! Ждите сигнала! – крикнул он удаляясь.

Небольшое селение, к которому приближалась парочка выглядело пустынным и неприветливым. Единственная улица казалась заброшенной: ни людей, ни домашнего скота не было видно, даже собаки не подавали голосов из-за покосившихся заборов, а только трусливо поджимая хвосты прятались при виде незнакомцев.

– Что-то подсказывает мне, госпожа, что здесь мы не встретим ни одного постоялого двора… – вздохнул бородач.

– Что ж, тогда надо найти самый зажиточный дом, в котором, я не сомневаюсь, будут счастливы принять на постой такую особу как я и моего спутника. Взгляни, вон то сооружение вполне может оказаться поместьем разбогатевшего ремесленника, – и она уверенно направилась к основательному каменному сооружению с крохотными окнами-бойницами, жавшимися к соломенной крыше. Бородач поспешил следом.

– И умоляю вас, госпожа, позвольте мне обо всём договориться! – прошептал он, отворяя перед девушкой увесистую тёсаную дверь.

– Посмотрим! – и девушка, гордо подняв голову, шагнула.

Однако эффектного появления не случилось: длинное пышное платье зацепилось за высокий порог и она буквально кубарем вкатилась внутрь, добавив к своему выходу ещё и предательски громкий звук рвущейся ткани.

– Браво… – тихонько усмехнулся бородач, перешагивая через порог.

В хижине царил полумрак, а к запаху сырости примешивался стойкий аромат плесени и гнилой рыбы.

Через несколько мгновений, когда глаза Герберта привыкли к темноте комнаты, а его спутница приняла приличествующую случаю позу и невозмутимо перешагнула через оторвавшийся край нижней юбки, рука бородача сама собою потянулась к мечу. На пришедших были устремлены несколько десятков взглядов, в которых не сквозило ни добродушие, ни приветливость.

– Кто вы такие? Что вам здесь надо? – прогремел грубый бас из глубины комнаты.

– Мы… – начала было девушка.

– Мы усталые путники, ищущие ночлега, – прервал её бородач. – Заглянули к вам в поисках пристанища!

– Дурные же места вы избрали для своего путешествия! – отозвалась сгорбленная седая старуха, с подносом уставленным пустыми плошками. – Тут в последние дни неспокойно…

– Убирайтесь вон! – прогремел бас из глубины комнаты.

Герберт силился разглядеть обладателя баса, а его рука всё крепче сжимала рукоять клинка.

– Ах, Жаки! Как ты груб с нашими гостями! Ну-ка выйди и поздоровайся, как приличествует воспитанному мальчику! – резко отрезала старуха.

– Ну мама… – протянул голос.

– Жаки! Я что сказала?!

После слов старухи из глубины комнаты послышалось недовольное бурчание, скрип отодвигаемой мебели (если можно так сказать о бочках, служивших одновременно и стульями, и столами, а по совместительству источавшими рыбный дух, которым их навсегда наградило недавнее содержимое), и к путникам вышел крохотного роста пухлый человечек на кривых ножках, совершенно лысый, что впрочем с лихвой компенсировалось окладистой бородой неопределённого цвета. Довершала его вид огромных размеров золотая серьга в левом ухе, которая удачно гармонировала с золотыми же зубами, коими человечек не преминул похвастать, одарив пришедших широкой, хотя и не слишком искренней улыбкой.

– Джакомо Беринги, – представился человечек густым раскатистым басом, так не подходившим к его внешности, – скупщик рыбы. А вы кто же будете?

– Ах, Жаки! – вмешалась старуха. – Тебе же уже всё сказали! Как можно быть таким невнимательным? Неужели ты не видишь, что господа устали и ищут пристанища на ночь? Будь хорошим мальчиком, Жаки, предложи путникам сесть и отдохнуть, а я пока приготовлю им комнату на заднем дворе. Думаю, господа не откажутся от замечательного сеновала? Ах, такого блаженства вы не переживёте больше нигде, поверьте! Свежайшее сено, какой аромат! А козы! Ах, милочка, – обратилась старуха к девушке, – на рассвете они разбудят вас своими нежными голосами, и вы, я не сомневаюсь, согласитесь, что хвалёные соловьи – просто охрипшие мартовские кошки по сравнению с ними! А какое они дают молоко! Дорогая, такого вы не попробуете и при дворе! Да и стоить это будет сущие пустяки! Пойдёмте, пойдёмте со мной, дорогая! Я вам всё покажу!

– Но мама, ты же знаешь, что сегодня… – пробубнил бородач.

– Жаки! Господа тебе совсем не помешают! И потом, лишняя монета вовсе не повредит нам в эти трудные времена! У вас ведь есть деньги? – обратилась старуха к Герберту. – Потому что мы хоть и добропорядочные люди, но…

– Не беспокойтесь, сударыня! – отозвался бородач. – Мы заплатим вам цену, которую вы назовёте сами, а ещё будем крайне рады, если в вашем хозяйстве найдётся пара куриц, которых вы согласитесь нам продать.

– Пара куриц? Ну, конечно, я продам вам куриц, но вот только приготовлю их за отдельную плату!

– Ах нет, сударыня! Готовить нам их не нужно! Мы купим у вас именно живых куриц!

– Живых? – старуха на мгновение задумалась, но тут же нашлась и возразила: – Приготовить вы их можете и сами, но за очаг – отдельная плата!

– Благодарю вас, любезная сударыня, но готовить их мы не станем. Просто покажите нам куриц, которых вы готовы продать, и назначьте свою цену.

– Что ж… Такого я ещё не слыхала, но продам вам куриц и даже напою горячим молоком перед сном. Пойдёмте, милая, пойдёмте – и она вышла, увлекая за собой недоумевающую барышню.

Когда дамы удалились осматривать покои на сеновале и выбирать кур, в хижине повисла томительная тишина. Только теперь Герберт смог как следует рассмотреть присутствующих. Компания была, мягко говоря, неприветливая. И если бы минутой ранее Герберт не стал свидетелем нежнейшего общения матери и сына, то решил бы, что головорезы, восседавшие на бочках, растерзают их немедля. Но, поскольку он всё ещё чувствовал незримое присутствие крохотной старушонки, которая пока не получила от него ни гроша, то был несколько успокоен своей участью.

Неловкое молчание прервал кривоногий коротышка:

– Это моя матушка…

– У неё золотое сердце! – с некоторым облегчением подхватил Герберт.

– Ах, сударь, как вы правы! Матушка моя безмерно добра! – ответил потеплевшим басом коротышка.

– Обеспокоили меня только её слова о том, что тут неспокойно… Что-то случилось?

– Из каких краёв вы прибыли, сударь, если не слыхали о набегах пиратов? Раньше наша община жила за счёт продажи рыбы, но сейчас местные гавани облюбовала шайка бандитов, рыбаки боятся выходить в море, и торговать нам уже нечем. Люди потихоньку стали уезжать кто куда, селение наше почти опустело…

– А чем же живёт ваша семья? Мне показалось, что постояльцы вроде нас – не частые гости в вашем доме.

Коротышка замялся и как будто сделался ещё меньше ростом.

– Да так, сударь… Промышляем кое-чем по мелочам… Есть ещё люди, которые готовы помочь…

В этот момент задняя дверь со скрипом растворилась и в комнату вернулась старуха.

– Ох и капризная же особа ваша спутница, сударь! – обратилась она с порога к бородачу. – Всё-то ей не по нраву! И сено-де гнилое и жёсткое, а куры? Это моих-то красавиц обозвать старыми и хромыми? Да где это только видано, сударь, чтобы на доброту, гостеприимство и радушие отвечать такой чёрной неблагодарностью! А коза? Ну чем, скажите на милость, не угодило ей бедное животное? За что она её по морде-то? Ну подумаешь, полюбопытствовала моя ненаглядная, кто это там пришёл. Так что же лупить её по морде теперь? Раз барышня ваша такова, то…

Но бородач не позволил старухе договорить:

– То две золотых монеты, думаю, помогут забыть жестокие обиды, нанесённые вам, уважаемая, дерзкой барышней! – и он потянулся к увесистому кошельку, надёжно пристёгнутому к поясу.

Услышав бряцание денег старуха явно воодушевилась и повеселела, но, вовремя сообразив, снова приняла скорбный вид и продолжила: