Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах

Я протянул руку к выключателю и погасил свет, кофе мы допивали в темноте. Затем Елена красивым жестом сбросила с себя халат, опустилась на перину и заявила:

– Так вот знай, Савва: я тебя совершенно не хочу! – Она устроилась на перине поудобнее, и призывно протянула ко мне руки. – Это будет насилие над беззащитной девушкой.

– И более того: это будет сладчайшее в мире насилие! – воскликнул я, развернул ее к себе спиной и незамедлительно впился губами в ее бархатную шейку чуть пониже уха, пальцами рук в это время подбираясь к сосочкам грудей. – Берегись же, я буду безжалостен!

Елена задышала глубже и чаще. Тогда я постепенно перебрался к ее ягодицам и стал массировать их легкими круговыми движениями, постепенно усиливая нажим. Она начала легонько постанывать. Мои шаловливые пальцы, переместившись к внутренней части бедра, ласково касались ее нежной плоти, доводя девушку до экстаза.

– Садист! – выдохнула, почти вскрикнула она. – Ну, не мучай меня, иди же скорее ко мне!

– Я тебя совершенно не хочу, – прошептал я, переворачивая ее на спину и немедленно входя в нее, восхитительно трепещущую от желания, – ты сама меня заставила.

Елена приподнялась, изогнувшись, и без слов впилась в мой рот долгим проникающим французским поцелуем.

Яна, юная девочка, конечно, не могла мне дать подобных ощущений. Даже Лариса, с ее великолепным и чувственным телом, так не возбуждала меня. Я обладал в эту минуту именно той, которой мне недоставало, той, о которой мечтал, находясь на развалинах танцплощадки, и – о, боже! – это она сейчас билась в моих руках, истекая от томления и любовной страсти, а я с удовольствием слушал ее стоны и вскрики, не боясь в эту минуту ничего и никого, даже появления циклопоподобного Андрюши.

Была уже глубокая ночь, когда мы одновременно забылись в сладкой полудреме.

А проснулся я, когда уже совсем рассвело; оттого, что чьи-то ноги то и дело толкались в перину, мешая мне спать. Часы в кухонной стенке у плиты, когда я повернул голову в ее сторону, показывали 10.30. Я приподнялся в постели. Елены рядом со мной не было. Лишь Лариса находилась на кухне, она, нагнувшись, ковырялась в недрах холодильника. Увидев, что я поднялся, она улыбнулась мне своей милой улыбкой. Я, воровато оглядевшись по сторонам, подошел, поцеловал ее в щечку и спросил:

– «Твой» еще спит?

– Какое там, он спать не может, его колотит с похмелья, словно осиновый лист. Да уж все, кроме тебя, встали.

Я собрал свои вещи, разбросанные по полу, выглянул в коридор, убедился, что там никого нет, и шмыгнул в ванную комнату – сполоснуться и одеться. Когда я десятью минутами позже оттуда выходил, меня у самой двери перехватила Яночка: подойдя вплотную, она вставила свою ладошку за пояс моих брюк.

– Савва, у тебя случайно не найдется пары рублей, мы бы пошли, пивка попили, а? – Она заискивающе заглянула мне в глаза.

– Найдется, моя радость! – сказал я. – Конечно, найдется. Командуй общий сбор.

Минутой позже из комнат подтянулись «мены» – Андрей и Славик – рожи помятые, взгляды потухшие, движения замедленные. Они вяло пожали мне руку, приветствуя как старого знакомого. Но не их я ждал, не их мечтал увидеть…

Елена вошла в кухню последней – красивая, надменная, холодная… совсем чужая, губы сжаты, взгляд колючий – не подступись! Глядя на нее, я даже засомневался, что именно ее тело мои руки сжимали в любовных объятиях всего пару часов тому назад.

Пятью минутами позднее мы покинули квартиру. Проехали «зайцами» две или три остановки троллейбусом и вышли у огромного пивного павильона, внутри и вокруг которого копошились словно муравьи в муравейнике, сотни и сотни людей, по большей части, естественно, томимые жаждой мужчины. Здесь, в этом чудесном месте, пиво, – этот замечательный универсальный похмельный напиток, – лилось рекой. Тут было бутылочное и разливное; у стойки и в автоматах; светлое и темное; нормальной температуры и холодное – на любой вкус. Пей, не хочу. Лица моих компаньонов просветлели, они ускорили шаг, но когда до вожделенного входа оставалось сделать всего по паре шагов, дорогу нам преградила какая-то молодая беременная женщина, ведущая за руку малыша трех или четырех лет. Она остановилась перед Славиком и со словами: «Ну, и где же ты шлялся всю ночь, сволочь?» наотмашь влепила ему увесистую пощечину.

– Жена! – выдохнула Яна, машинально прижавшись ко мне.

Увидев, что женщина отпустила ручку ребенка и собирается закатить пощечину и Ларисе, находившейся рядом со Славой, я подскочил и поймал ее уже занесенную для удара руку.

– Извините, мадам, – сказал я мягко, оттесняя Ларису своим телом в сторону на безопасную дистанцию, – я думаю, что здесь произошло какое-то недоразумение.

– Какое еще недоразумение? – вскричала женщина, вырывая руку. – Мне еще неделю назад говорили, что он путается с какой-то блондинкой. Вот с этой сукой, стало быть. – Голос женщины стал надрывно-истерическим и поднялся на еще более высокую ноту.

– Вы знаете… – продолжил я, поднимая обе руки, словно сдаваясь, – я, в общем, лицо незаинтересованное, поэтому могу лишь сказать, что я был с этими ребятами с самого вечера и до сих пор, и девушка эта – моя, а этот… – брезгливо сморщившись (мне это было нетрудно сделать), я указал на Славика, – приклеился к нам десять минут назад на троллейбусной остановке.

На лице женщины, перекошенном мукой, выступили красные пятна, и я поспешил продолжить:

– Да вы не волнуйтесь так, я обещал ему бокал пива поставить, а после этого вы его можете хоть убить! – Затем, после небольшой паузы я, попытавшись ей улыбнуться, добавил: – Пойдемте и вы с нами, чего уж теперь.

Наша команда, приободрившись от моих слов, вновь зашевелилась и двинулась внутрь павильона, обходя растерянную женщину и Славика, который с виноватым выражением на физиономии продолжал стоять рядом с женой.

– Я беру тебе два пива, – обернулся я к нему, – подтягивайся. – И пошагал за остальными. Пробравшись к стойке, я нахально, без очереди, заказал сразу 15 бокалов светлого, которое мы тут же унесли за свободный столик в углу зала, затем сам сел чуть обособленно, сбоку, и внимательно, поочередно оглядел всю нашу «сборную». Яна, держа бокал двумя руками, хлебала пиво словно школьница компот. Ее взгляд, несколько затуманенный, изредка останавливающийся на мне, ничего не выражал. Что ж, юность эгоистична. Я для этой девочки случайный, транзитный пассажир, так, эпизод, почти незаметная веха в ее жизни. Лариса, когда я поглядел на нее, мне еле заметно улыбнулась; она должна была быть мне благодарна хотя бы за то, что не схлопотала несколько минут тому назад по физиономии. Андрей, прижав к себе одной лапищей Елену, другой держал бокал, который казался в его руке стаканом, и медленно цедил из него. Ленка из-под его руки, словно цыпленок из-под крыла курицы, глядела в белый свет холодно и равнодушно, хотя мне показалось, что она еле заметно кивнула в тот момент, когда я на нее поглядел, и глаза ее на мгновение блеснули.

– Еще возьмем пива, братва? – спросил я у компании, еле справившись с одним бокалом.

– Хватит, хватит! Спасибо! – загудели все разом.

– Ну, тогда я побежал, друзья, дела зовут, – сказал я, вставая, и ловким движением вложил в нагрудный карманчик Яночки пять рублей. Затем я зачем-то пожал руку Андрею. Потом добавил: – Надеюсь, что мне когда-нибудь еще посчастливится найти вас на том самом месте, где и вчера.

Все три девушки после этих слов энергично замахали мне руками – и я почувствовал при этом, чего уж греха таить, настоящее блаженство. Минуту спустя, выскочив из пивной, я бегом отправился к стоянке такси.

* * *

К станции Бескудниково я подъехал, когда на часах было одиннадцать тридцать утра. С вершины небольшого холма моему взгляду открылось огромное пространство, на котором находились казавшиеся маленькими, словно игрушечными, вагоны, которых тут были тысячи и тысячи. Они выглядели бусинками, нанизанными на нити. В растерянности я вглядывался в их ряды, пытаясь «вычислить» среди них свой «спец», и тут мне повезло: Николай, каким-то образом увидев меня с довольно большого расстояния, поднял руку и стал ею махать, чтобы мне было легче ориентироваться. Попутно по некоторым признакам я отметил, что наш состав стоит полностью сформированный и готовый на отправку. Бросившись в нужном направлении, я десятью минутами позже уже поднимался в вагон и с радостью приветствовал Николая, при этом сам вагон показался мне каким-то незнакомым и даже нереальным, словно я не ехал в нем целую неделю. Поставив на тлеющую плиту чайник, и подбросив в нее дровишек, я стал рассказывать Николаю о своем ночном приключении, а спустя некоторое время наш состав тронулся, взяв курс на Мытищи.

Глава третья

Мытищи, где мы делали тыщи…

Уже темнело, когда маневровый дизельный тепловоз, произведя все необходимые перестановки, затянул наши вагоны – так называемую группу два – на заводскую стоянку и с ходу загнал в свободный тупик. Мы с интересом разглядывали строения незнакомого нам Мытищинского винзавода (Николай, также как и я, был здесь впервые), а также множество других вагонов – "спецов", "молочек" и "бандур", двойной строй которых обрывался у уже закрытых в этот поздний час ворот. Взгляд Николая выражал умиление и восторг: мытищинская база считалась одной из самых привлекательных в стране по уже упомянутым мною выше причинам; я тоже разглядывал новые для меня места с интересом и надеждой.

Пока маневровый сцеплял наши вагоны с уже находившимися здесь ранее, мы с Николаем спрыгнули на землю, собираясь размять ноги, а заодно разведать обстановку; у нас также была надежда встретить здесь земляков.

Всего на базе на сегодняшний день оказалось более двух десятков «спецов», многие из которых имели по одному, а то и по два прицепа, что общим счетом составляло около пятидесяти единиц. Из чего следовало, как тут же подсчитал Николай, что срок ожидания в очереди составит не менее месяца. Два «спеца» из общего количества, судя по номерам и надписям, были от нашего винзавода, и мы немедленно постучали в ближайший из них. Дверь открылась, а уже минутой позже мы приветствовали знакомых нам ребят, один из которых тут же побежал звать коллег из другого вагона, также приписанного к нашему винзаводу, после чего мы все вместе собрались на ранний дружеский ужин, который состоялся уже при свете костра.

Получасом позже мы с удовольствием поедали приличного качества шашлык из индейки, которая, как говорят, полезна для здоровья и легко усваивается организмом. Мясо мы запивали сухим вином "Фетяска", принесенным из нашего вагона – ни у кого больше из стоявших на базе проводников сухого вина не было. Разговор в ходе ужина зашел, естественно, о новостях из Молдавии, затем о том, что происходит на базе – возможность продажи и все такое прочее; постепенно он перекинулся на специфику нашей работы. Тут я навострил уши: в «профессиональных» делах я был пока абсолютным профаном, и мне предстояло еще учиться и учиться. Ребята рассказывали, как здесь производится лабораторный забор анализов, кто из работников при этом соблюдает все необходимые правила, и кто нет, кто сильно придирается к количеству и качеству, кто менее, а кто и вообще может дать поблажку, – последних, впрочем, на этой базе, по мнению проводников, не оказалось.

На сегодняшнюю ночь нашими парнями была запланирована работа, – для меня это было настоящее практическое занятие по проводницкому делу, – надо было закачать воду в «бандуру» нашего коллеги, который умудрился за три дня продать полторы тонны вина. Правда, у него изначально было почти 150 тонн портвейна: «спец» на 28, и две «бандуры» по 60 тонн. Коллегу звали Иваном, а кличку он носил по своей предыдущей профессии – Сапожник. Трудность заключалась в том, что никаких источников воды, а уж тем более водопроводных кранов в округе не было – заводское начальство все это давно ликвидировало, из-за чего нам предстояло забросить шланги в местный пруд, расположенный неподалеку, в стоячей зеленоватой воде которого плавали головастики, и закачать ее прямо в цистерны. Потом, после перекачки из цистерн в заводские емкости, вино все равно фильтровалось, объяснили мне коллеги, а если бы и нет, то кого это волновало! Для Ивана это был всего второй рейс в жизни, и в специфике нашей проводницкой работы он понимал едва ли больше моего, что не помешало ему за этот самый рейс заработать больше шести тысяч рублей – вот вам, пожалуйста, совсем не байка, а реальная жизненная проводницкая удача, свидетелем которой оказался я сам.

По приезду домой, то есть буквально через несколько недель, я увидел Ваню– Сапожника, разъезжающим на новом «москвиче», купленным, несомненно, на те самые деньги. Кстати, напарником Ивана в этом рейсе, – с ним мне довелось беседовать месяцем позже, уже по возвращению домой, – был мой давний приятель Дмитрий, который не поехал в рейс вместе с Иваном, а остался дома, для того, чтобы, по его собственным словам, находиться рядом со своей неверной женой и не дать ей возможности шляться; заодно он успел сделать в квартире ремонт.

Иван, отправившись в рейс один, сумел отметить за Дмитрия командировочное удостоверение, чтобы тот получил зарплату и командировочные деньги. Выслушав причины, из-за которых Дмитрий не поехал в рейс, я, не вдаваясь в подробности, с укоризной, но по-дружески постучал ему пальцем по лбу, и тогда он, надеюсь, понял все.

Три ночи подряд мы закачивали в Ванькину «бандуру» воду из пруда: работать насосом вручную было тяжело потому, что расстояние от пруда до вагона было метров 50–60, но я работал с наслаждением, внимательно прислушиваясь к советам коллег и скрупулезно познавая детали незнакомой мне науки.

Случилось так, что на второй день после нашего приезда проводники, посовещавшись, решили поднять цену на наше вино с 3 до 4 рублей за литр; об этом разговоры шли уже давно, так как по всей стране уже с месяц, как прошло повышение цен на алкогольные напитки, но цену решено было поднять только сейчас. В этой связи мы ожидали конфликтов с покупателями, опасались чего-то вроде бунта алкашей с возможной порчей и даже поджогами вагонов, что несколькими годами ранее, по той же причине на памяти бывалых проводников уже случалось, но все в итоге прошло благополучно, не считая нескольких мелких споров и стычек. Воспользовавшись повышением цен, мы установили на нашей базе строгий график продажи вина (это была моя с Николаем инициатива, иначе нам вообще не удалось бы продать и литра нашего пойла), и рассчитали каждому «спецу» по два дня свободной продажи, что было вполне достаточно, так как за сутки на базе продавалось до двух тонн вина, а порой и более. Я, как самое заинтересованное лицо, строго следил за соблюдением графика, а одному «хитроумному» проводнику из Тараклии треснул кулаком по голове, когда поймал его на наглой продаже вина в ночное время вне графика. Наутро мы все вместе разбирались с этим делом, и коллега, нарушивший договор, получил общественное порицание.

Дней через десять после нашего приезда, периода, отмеченного полным бездействием – эти дни мы даже питались за счет коллег, – наступила, наконец, и наша очередь торговать: мы наполняли флягу «Фетяской», производили все нужные манипуляции, описанные выше, в результате чего в продажу поступил «новый» сорт вина, который мы в шутку окрестили «портвейн марочный».

Клиенты подходили, покупали вино, пили, некоторые плевались, иные жаловались на то, что оно слабое, но мы держали «фейс», иначе могли попросту ничего не продать и в результате сдохнуть с голодухи. А сдыхать, знаете ли, не хотелось, особенно глядя на некоторых наших коллег, на того же Ваню, например. По утрам наш «миллионер» отбывал в город, а после обеда возвращался обратно на такси, доверху груженом приемниками, люстрами, коврами, разнообразной одеждой и прочим барахлом, которое он волок изо всех подряд столичных магазинов. Нашей же с Николаем задачей в этом рейсе было не считать барыши, а просто продержаться – на еду бы хватило – и, благополучно сдав вино, вернуться домой. Целых двое суток мы продавали нашу «бодягу», стыдя недовольных покупателей: «Марочное вино по цене обычного не хотите пить, эх вы, алкаши!», и так далее.

Завершив второй день работы, мы подсчитали барыши – чуть более двух тысяч рублей, – и заметно повеселели. С этого дня по инициативе Николая, за неимением других занятий, мы стали ужинать во всей стране известных столичных ресторанах, таких как «Арбат» и «Прага» – других, что попроще, для нас вроде как и не существовало. Колька, правда, любил еще иногда сходить в «Охотник» – там часто собирались и широко гуляли наши коллеги – проводники со всего Союза.

В этих строках мне хочется рассказать и о распорядке дня, который у нас, проводников круглый год практически не менялся. Завтракали мы на базе, почти всегда в районе девяти утра: к этому времени принесенное дежурным алкашом из магазина мясо – индейки или куриное, – когда целиком, когда кусками, уже томилось на огне, дразня наше обаяние заманчивыми запахами. Проводники выходили из своих вагонов, позвякивая тарелками и вилками, собирались в круг, садясь на стулья или просто на ящики, и приступали к еде. Иногда, прямо с утра, на большом стационарном мангале, вмонтированном в бетонный куб весом не менее чем в тонну – видимо, чтобы не унесли, – готовились шашлыки, и лишь изредка, для разнообразия, на завтрак было что-нибудь легкое – блинчики к кофе, а для стариков и диетчиков-диабетчиков, которых среди наших насчитывалось несколько человек, специально приносили молочные продукты: сыры, творог, брынзу, молоко, кефир, ряженку, сметану и т. д. благо, богатый ассортимент столичных магазинов это позволял. На обед чаще всего готовили шашлыки – из говядины, свинины или баранины; к ним подавались, как и полагается, гарниры, овощи и зелень; иногда в огромном котле варили шурпу из баранины или суп из говядины, поэтому мангал работал практически круглосуточно. Запивали еду сухим вином: Коля приносил к столу чайник «Фетяски» емкостью в семь литров и его на всех наших едва хватало. К моей немалой радости, в группе «спецов» оказался один с коньяком. Его хозяин проводник Петр – однорукий дядька лет сорока с лишним, ездивший в одиночку, – сообщил нам, что в его вагоне почти 28 тонн коньяка, чем привел меня в буйный восторг. Петр, не имея на базе земляков, прибился к нашей компании и каждое утро к завтраку приносил бутылку коньяка, которой мне хватало на целый день, другие же проводники коньяком не баловались. Ужин зачастую повторял обед, но мы с Николаем, как я уже говорил, вечерами покидали коллег, так как ужинали обыкновенно в ресторанах.

Как-то раз после обеда, когда мы с Николаем отправились, как обычно, в город – прогуляться по магазинам и просто развеяться, а затем, с наступлением вечера, собираясь где-нибудь поужинать, случилось так, что мы запутались в наименованиях станций метро и оказались не в центре города, а почти на самой его окраине. Решив не ехать в центр, а перекусить в любом ближайшем кафе или ресторане, мы отправились на их поиски и вскоре подошли к зданию, оказавшимся, судя по вывеске, парикмахерской. Две молодые женщины в форменных халатах стояли у входа, курили и о чем-то разговаривали. Одна из них была крашеная шатенка лет тридцати, другая, ее собеседница, яркая брюнетка, была совсем молоденькой – не старше двадцати. Женщины, веселя, друг дружку шуточками и сплетнями, поминутно хохотали. Меня поразила внешность младшей из женщин, судя по возрасту, еще девушки. Она была среднего роста, лицо же ее было своеобразной, почти ромбовидной – благодаря высоким и широким скулам, – формы. На голове – контрастно лицу – было каре из иссиня-черных волос, скорее всего, крашеных, а глаза у нее были и вовсе синими, и это все вместе создавало необыкновенный контраст. Обратившись к дамочкам, я спросил, где тут находится ближайший ресторан, и они, переглянувшись между собой, ответили, что это довольно далеко отсюда, придется, мол, добираться автобусом.

– Автобусом? В ресторан? – тонко улыбнувшись, спросил я.