Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах

Коля велел мне оставаться у вагона, а сам побежал к подсобным помещениям – бытовкам, которые располагались метрах в пятидесяти от путей.

Через пять минут мы уже точно знали, кто начерпал вино – в бытовке мой напарник обнаружил спрятанные под грязным тряпьем металлические емкости – фляги – именно с нашим сортом, но там его в общей сложности оказалось не более ста литров, остальное находилось где-то еще.

Побежали к дежурному по станции, объяснили ему, что да как, тот лишь развел руками: «Доказать надо. Дайте нам фамилии виновных, мы их обязательно накажем». Станционная охрана – ВОХР – тоже не знала, как и чем нам помочь. Никто не хотел принимать меры, а ведь пока мы бегали туда и обратно, железнодорожники только и ждали, чтобы нырнуть в подсобку и вынести емкости наружу, чтобы перепрятать, или, в крайнем случае, вылить вино в канализацию.

Милиция по телефону 02 ответила, что на такие происшествия они не выезжают, и мы поняли, что даже в самой столице никому до воровства государственного добра никакого дела нет. С переговорного пункта мы сумели дозвониться до нашего завода в Молдавии, а те посоветовали обратиться в милицию…

Круг замкнулся. А нам позарез нужна была хоть какая-нибудь бумажка, подтверждающая факт хищения, чтобы потом было легче оправдаться, если, например, случись у нас недостача при сдаче вина в Калинине. Но все оказалось без толку, никто нам такой справки давать не собирался. Последней попыткой добиться хоть какой-нибудь справедливости был наш поход в городской суд, здание которого находилось неподалеку от Савеловского вокзала. Там мы решили посоветоваться по нашему делу с адвокатом по уголовным делам. Для этого мы потребовали от станционного руководства, чтобы наши вагоны отцепили, поставили в тупик и опечатали, хотя бы для того, чтобы за это время – пока мы отсутствуем – сами вагоны не были отправлены к черту на кулички, так как путейцы с легкостью могли проделать и такой фокус.

Затем Николай отправился на поиски адвоката, а я на всякий случай остался дожидаться на вокзале, откуда хорошо были видны наши вагоны. От нечего делать я стал наблюдать за пассажирами – сколько себя помню, обожаю вокзалы; по моему мнению, именно здесь, как в кинофильмах, только без вымысла, взаправду, концентрируется вся человеческая жизнь.

Вот рядом со мной в ожидании своей электрички обосновалась компания, состоящая из трех мужчин и одной женщины, которая, как я вскоре понял, была женой самому старшему из них и матерью двум другим. По-соседству, в пяти-шести шагах от них, расположилась другая компания, вернее, целая цыганская семья – среднего возраста растрепанный мужик, старая, коричневого цвета высохшая морщинистая старуха, беременная молодуха с огромным животом и с ними четверо малых детей, по виду погодков, детей молодухи.

Поглядывая по сторонам, я поневоле то и дело обращал внимание на тех и на других: обе компании были по-своему живописны, ну а шумны и крикливы они были практически одинаково.

В семейной компании четверых из многочисленных сумок, которые они везли с собой, каждые 10–15 минут извлекалась очередная бутылка портвейна 0,7 литра и ее тут же разливали на всех – очень удобно, на круг каждому выходило почти по полному стакану, ну а бутылок, судя по всему, имелось в их багаже предостаточно. Шуткам и прибауткам, которые в компании так и сыпались, словно из рога изобилия, тоже не было конца, причем с каждой выпитой бутылкой они становились все проще и скабрезнее. Старшему в компании, отцу семейства, круглолицему лысому весельчаку, на вид было не более 50 лет, и он, судя по раскрасневшемуся лицу, был уже прилично на взводе: жена уже несколько раз порывалась забрать из его рук полный стакан, чего, правда, ей не удавалось, зато и сама она прикладывалась к стакану с завидным постоянством.

В компании цыган тоже повода к скуке не было: беременная надумала рожать, причем прямо на месте, то есть на глазах сотен и тысяч людей. И что вы думаете, в течение получаса она таки благополучно разрешилась от бремени чуть ли не на голом бетоне перрона, родственники едва успели что-то там под нее подстелить, а вскоре старая цыганка во всеуслышание объявила обступившим их зевакам, что родился мальчик.

Тем временем веселая четверка, ни на кого не обращая внимания, продолжала веселиться, то и дело доставая очередную бутылку; женщина и мужчины заразительно смеялись и в какое-то мгновение даже не заметили, как лысый мужчина, перестав смеяться и побагровев лицом, повалился прямо на бетон станционного перрона.

Я крикнул им, указывая на упавшего, и лишь тогда они спохватились и, сгрудившись вокруг него, стали хлопотать да причитать. Мне в это время понадобилось отойти, а когда я, спустя несколько минут вернулся, эта история уже приняла драматический характер: лысому какой-то человек из пассажиров довольно-таки профессионально делал искусственное дыхание, но это мало помогало, лицо его приобрело синюшный оттенок, затем у лысого хлынула кровь горлом и спасательные действия были приостановлены.

Я побежал к телефонам– автоматам, чтобы вызвать «скорую помощь», а на обратном пути привел с собой с вокзала девушку-фельдшерицу, которая при виде несчастного лысого сама чуть не брыкнулась в обморок.

«Скорая» приехала с сильным опозданием, ждать ее пришлось около 40 минут (?!), а дело, можно сказать, происходило чуть ли не в центре Москвы к стыду нашей медицины. Толстенный врач с козлиной бородкой, тяжело вздыхая, не торопясь выбрался из машины, бесцеремонно растолкал толпу, наклонился над больным, несколько секунд разглядывал лысого, пощупал для проформы пульс, затем сказал:

– Грузите его в машину. И попрошу кого-нибудь из родственников проехать вместе с нами.

«Умер!» – понял я, да и окружающие тоже поняли, потому что вокруг вдруг заохали окружающие женщины, а жена лысого забилась в истерике.

Роженицу забрала другая «скорая», подъехавшая несколькими минутами позже, причем в машину непостижимым образом уместилась вся цыганская семья.

Мой напарник Николай появился вскоре после завершения обеих этих историй: он вел под руку адвоката, благообразного, с дипломатом в руке, солидно одетого худощавого человека лет сорока, который согласился проконсультировать нас вот так, на ходу, причем совершенно бесплатно.

Вот что он, внимательно выслушав нас, посоветовал: «Возьмите-ка-а, вы, ребята, обыкновенной воды, залейте ее вместо украденного вина, и все проблемы исчезнут сами собой».

Мы молча переглянулись между собой, затем поблагодарили его, попрощались и направились к своим вагонам. Великолепная подсказка, только ведь мы ее и раньше знали, без каких-либо консультаций! Теперь нам с Николаем предстояло хорошенько подумать и решить, каким образом можно благополучно проскочить предстоявший нам забор анализов и замеры количества вина, ведь к этому моменту у нас его не хватало уже более двух, если не трех тонн! Конечно, мы перекачали из емкости для льда имевшуюся там воду в количестве тонны, или чуть больше, но что делать с остальной недостачей?

До Калинина мы добирались почти двое суток, и настроение всю дорогу было не из веселых – что нас там ожидает?

Город Калинин, являющийся областным центром, по сравнению с Москвой выглядел обыкновенным захолустьем. Провинциальный городок, пребывающий в сонном состоянии, казалось, в любое время года, месяца и время суток, удивил нас тишиной и спокойствием. К исходу второго дня, уже находясь в черте города, мы, преодолев последний отрезок пути, увидели из окна вагона знакомые контуры винзавода: к слову сказать, они по всей стране похожи между собой как родные братья. Увидели – и вздохнули с облегчением: очереди под слив на местном заводе не оказалось, да и дорожные мучения как будто остались позади. Теперь нас волновал лишь предстоящий забор анализов и, в частности, его результат.

Вздохнуть мы вздохнули, да видимо преждевременно, так как едва маневровый дизель приткнул наши вагоны к самым воротам завода, как совсем неожиданно около нашего вагона началась настоящая свистопляска! Непонятно откуда взявшиеся покупатели, вооруженные разнокалиберной посудой, невзирая на то, что вагоны стояли чуть ли не у проходной, в поле зрения сторожей, повалили к нам толпой, требуя вина. Возможно, это предыдущие проводники приучили их к этому, а ведь нам ну никак нельзя было торговать: незнакомый город, при этом никакой информации о методах забора анализов на этом заводе и т. д., не говоря уж о солидной недостаче, уже наличествующей у нас…

Наглухо закрывшись изнутри, мы с большим трудом продержались до утра, не уснув ни на минуту из-за непрерывного стука в двери: приходилось отговаривать людей покупать и пить сухое вино, которое, как я объявлял жаждущим гражданам, «непривычно и оттого весьма вредно российскому желудку».

Утром на рассвете появился маневровый тепловозик, неказистый внешне, но зато с очень крикливым голосом, и мы вздохнули с облегчением. Он затолкал наши вагоны непосредственно на территорию завода, а уже спустя несколько минут явилась молодая женщина-лаборант для взятия анализов. При ее появлении мы с Николаем обомлели: это была стройная, кареглазая шатенка в узкой и короткой юбочке, черных колготках и накинутом сверху халатике, который эту юбку даже не прикрывал.

Эта хорошенькая лаборантка показалась нам редкостным садовым цветком в пыльно– серой, будничной и примитивной обстановке завода. Дамочка, которую звали Катерина, оказалась ко всему прочему не лаборантом, а технологом, которую попросили взять пробы по причине того, что лаборантка, обычно делавшая забор анализов, приболела.

Мы с Николаем, услышав об этом, отошли в сторонку и в диком немом восторге уставились друг на друга. Вот это, что называется, повезло! Наконец-то! Вот он, наш шанс! Неопытная работница, прибывшая делать анализы, была нашей последней надеждой и должна была стать нашей спасительницей. Неужели у нас после всех мызг и передряг будет в итоге хороший результат анализов? Ведь в противном случае мой первый рейс автоматически становился последним, а Николай, тот и вовсе мог под суд попасть.

Я поднялся на крышу вагона и подал карабкающейся следом за мной Екатерине руку, а Николай все норовил подставить под ее каблучок то руку, то даже свою голову, лишь бы дамочке было удобно…

После того, как я развинтил крышку «бандуры» и мы с Екатериной взяли анализы, Николай отправился осматривать насосы со счетчиками, с помощью которых здесь сливают вино – в вопросе подсчета сливаемого вина у нас был шанс поспорить с руководством завода, если что-то вдруг будет складываться не в нашу пользу. Когда несколько позднее я пришел к Катюше в лабораторию и с затаенным сердцем поинтересовался, как наши дела, оказалось, что у нас 800 литров недостача (это и понятно, потому что даже припасенной и сохраненной в ледниках воды оказалось недостаточно), зато анализ на спирт показал на 0,2 градуса больше нормы (этот факт тоже имел свое объяснение, так как явился результатом нашей ночной «операции», во время которой Николай осторожно налил поверх вина литруху спирта, получив в итоге эдакую спиртовую пленку).

Услышав данные замеров, я понял, что настала моя очередь действовать. Включив все свое обаяние, я дополнил его приличных размеров мешочком грецких орехов, несколькими новыми книгами дефицитной приключенческой литературы молдавского издания и парой литров спирта.

В итоге «лишние» градусы испарились, а недостача уменьшилась до 200 литров (так было легче исправить цифру в документе – с восьмерки на двойку). Причем в результате всех этих исправлений завод даже выиграл! Можете себе представить, как мы с Николаем возликовали?! На радостях я, искупавшись в заводской душевой и переодевшись в приличную одежду, решил напроситься к Катерине в гости, – добрые люди, работавшие вместе с ней на заводе, подсказали, что она не замужем и живет одна на съемной квартире. Но с налету у меня не получилось с ней договориться, и мне удалось лишь проводить Катерину до автобуса, из окна которого она мне на прощание помахала ручкой.

Увы, уж такой народ эти женщины, что, видимо, с расстояния чувствуют, платежеспособен мужчина, или же гол, как сокОл. Вернувшись в вагон, мы с Николаем пересчитали наши ресурсы: на «завоевание» города оставалось чуть меньше 400 рублей.

«..Пока еще жить можно», – как говаривал великий Остап Бендер, и мы с ним были полностью согласны.

Спешу заметить, что с любым другим напарником мне бы этих денег хватило, как минимум, на пару недель, а то и на месяц и даже два, но только не с этим – завзятым гулякой и транжирой, так как завтракали, обедали и ужинали мы исключительно в кафе и ресторанах, после чего отдыхали в барах, потягивая невкусные местные коктейли. Рядом с нами то и дело мелькали какие-то девушки, «знакомые» Николая, которые после угощения сразу же куда-то исчезали; во время прогулок по городу мы по требованию Николая то и дело покупали какие-то местные сувениры, в результате чего, к исходу второго дня, когда наш опустошенный вагон «выкинули» за ворота завода, деньги закончились, и лишь в стеклянной банке еще оставалась кое-какая мелочь.

– Ерунда, – успокаивал меня Николай, – теперь наша главная задача – домой доехать, все остальное позади.

Наутро мы стали молиться, чтобы маневровый поскорее забрал наш вагон с территории завода и поставил в состав на отправку, однако одних лишь молитв оказалось недостаточно – сцепщик потребовал чайник вина, и, не получив его (а оно у нас, как вы знаете, насухо отсутствовало), обиделся и отбыл восвояси, а мы остались прозябать за заводской оградой при своих интересах.

Хреновые наши дела, решили мы с Николаем, даже домой не отправляют, хоть бери и начальнику сбыта товарищу Пескову телеграфируй, чтобы выслал аванс деньгами, или каким-то образом передал пару канистр вина.

Вечерело, я, сидя на топчане, пересчитывал мелочь, распределяя ее по дням на хлеб и кефир, а Колька от нечего делать развлекался, крутя в руках игрушечный стреляющий пистонами револьвер, который, кстати, был очень похож на настоящий. Неожиданно в дверь постучали. Я приоткрыл ее и высунул голову наружу.

– Нача-а-а-ник! – блатным тоном просипел стоявший возле вагона лысый, весь в наколках, здоровяк в тельняшке. – Плесни пару литров вина, в натуре, душа болит.

– Нет вина, земляк, извини, – ответил я ему проникновенно– скорбным голосом.

– Что значит «нет»? – сразу обиделся лысый. – Я только на днях от «хозяина» вернулся, откинулся вот, два года парашу нюхал, отбарабанил от звонка до звонка, а ты не хочешь меня угостить?

– Сейчас, – начиная сердиться, ответил я, – подожди. Только разрешение у брательника спрошу, он «червонец» оттянул, тоже только откинулся.

Колька, слышавший весь этот разговор, изменил выражение лица с нормального на зверское, после чего высунулся в дверь и прорычал:

– А ну, кто это там, бля, бухтит? Засвети хлебало!

Лысый под его взглядом заметно съежился в размерах.

– А ну ты, сявка, сквозани отсюда на хер! – лениво закончил Колька.

Лысый подобрался и мгновенно исчез. Мы с Колькой переглянулись и рассмеялись.

Прошло еще полчаса, и настала уже моя очередь отпугивать клиентов: на этот раз перед нами предстали два милиционера – каждый с двумя соплями поперек погона – младших сержанта, с ними были две молоденькие девушки классического провинциального типа: круглолицые, с веснушками, пухленькие, белотелые, с толстыми пшеничного цвета косами до пояса, в одинаковых ситцевых сарафанах в горошек; возможно, они были сестры. Манеры у их ухажеров – милиционеров, однако, были точь в точь как у сбежавшего накануне блатного:

– Начальник, выдели нам пару литров вина, у девушки вот, день рождения.

Милиционер явно красовался, желая насладиться властью работника в погонах над простыми смертными, то есть нами, и продемонстрировать это перед своими дамами.