Лучи утреннего солнца проникли в окна больничного холла и разбудили задремавшего Игоря. Он открыл глаза: Анна Ярцева сидела рядом, невидящим взглядом уставившись в стену. Игорь осторожно тронул её за плечо:
– Ань, дать тебе воды? Кушать хочешь? – девушка отрицательно помотала головой. – Знаешь, ты побудь здесь пока. Скоро Джозеф придёт. А мне нужно отлучиться.
Анна вскинула на него глаза:
– Мне голос твой не нравится! Куда ты собрался?
– Я не могу позволить этому уроду победить!
Девушка схватила его за плечи, удерживая:
– Совсем дурак?! Если это действительно Тосинори, то тебя будут ждать. Хочешь с Жаном на соседней койке валяться? Или в тюрьму? Потому что теперь тебя точно посадят!
В этот момент их отвлёк звук торопливых шагов. Запыхавшийся Джо «Таракан» почти бегом пересекал холл:
– Ей, вы чего это? Что с Жаном?
– Могло быть хуже, – ответил Игорь. – Его избивали несколько человек. Врачи говорят, следы как от ударов кастетом. Он, видно, до последнего инстинктивно закрывался и этим спас себе жизнь: совсем серьёзных травм головы и внутренностей нет. Ночью его прооперировали. Пока в реанимации. Хорошо хоть маму он неделю назад отправил в санаторий.
– Скоты!
– Ты нашёл Мониту?
– Нет! – Джозеф раздражённо стукнул кулаком о ладонь. – Видеофон не отвечает, дома её нет. Послушай, я знаю Мониту с возраста, когда она пешком под стол ходила. Не могла она просто так пропасть, сегодня слишком важный для неё день! В общем, как хочешь, а я звоню её отцу!
– Подожди! – радостно прервал его Игорь, увидев на проекторе видеофона входящий вызов. – Слава Богу, Монита! Где ты?!
Вместо девушки проектор высветил голову в чёрной маске. Голос из-под неё прозвучал глухо:
– Она у нас в гостях.
– Ты кто, урод? Что тебе нужно! – от полного ярости рыка Спиркина подпрыгнула даже администраторша, дремавшая за стойкой регистратуры.
– Не надо грубить, – хрюкнул голос в аппарате, видимо под маской засмеялись. – Глиссер твой уцелел, но даже если тебе повезёт за это время найти пилота, первым тебе не быть, понял? Иначе сам знаешь, что будет: океан большой и голодной рыбы в нём много.
Камера проехалась по внутренностям полутёмного тесного помещения, и Спиркин увидел Мониту: бледную, с испуганными глазами на пол-лица. Плечи слишком выдаются вперёд: значит, руки связаны за спиной. И всё же бедная девушка старалась держаться, не плакала. Она тихо проговорила:
– Игорь… поступай, как считаешь правильным!
Камера снова развернулась:
– Да, сделаешь всё правильно, после гонки получишь девчонку целой и нетронутой. Всё!
Игорь в бессильной ярости сжал кулаки. Рискуй он только собой, нашёл бы способ отомстить за избитого Жана, за осунувшуюся от переживаний Анну. Но Монита была в руках врага. И вроде бы понятно, что между её жизнью и её мечтой нужно выбирать жизнь. Но вот так просто отдать светлую мечту этой чудесной девушки какому-то уроду? Как поступить?!
Рядом кто-то тактично, но нарочито громко кашлянул, заставив друзей обернуться. Женщина-администратор со строгим выражением лица была явно недовольна:
– Молодые люди, вам придётся покинуть больницу! Здесь нужен покой, а вы создаёте слишком напряжённую обстановку! К тому же вас становится чересчур много: охрана сообщила, что ещё какой-то мужчина рвётся к Жану Ранвье…
У поста охраны действительно стоял неприметный парень. Но Игорь сразу оценил его цепкий холодный взгляд. Незнакомец прекрасно знал, кто ему нужен, потому что безо всякого приветствия проговорил, глядя на Спиркина:
– Дело касается гонки и одной близкой вам особы. Вас ждут здесь неподалёку в ресторане «Октопус». Вас пропустят.
И ничего больше не объясняя, развернулся и быстро вышел из здания.
* * *
В этот ранний час ресторан, естественно, был закрыт, но Спиркину и его друзьям даже стучаться не понадобилось: едва они появились в поле зрения камер над входом, как массивные двери «Октопуса» щёлкнули замками, приотворились, и метрдотель без вопросов пропустил их внутрь. Проводил на второй этаж, в отдельный… скорее небольшой зал, чем кабинет. Плотные портьеры на высоких окнах сейчас были отодвинуты, впуская в помещение нежные лучи восходящего солнца. «Октопус» находился на вершине крутого склона холма недалеко от береговой линии, и отсюда было отлично видно море.
За электрофортепиано, спиной к ним сидел крупный мужчина – единственный, кто кроме них, был в зале. Поскольку метрдотель сразу и, ни слова не говоря, исчез, то друзья направились к нему. И всё же непроизвольно замедлили шаг, останавливаясь на некотором расстоянии, словно льющаяся из инструмента музыка окружала пианиста неким барьером. У него были короткие светлые волосы, склонённая к пюпитру голова обнажала над воротником пиджака загорелую шею, и виднелись тонкие дужки простых, без аугментаторов, старомодных очков. Крепкие руки двигались размашисто, и в то же время он касался клавиш аккуратно, почти нежно, извлекая из них лирическую, светлую, немного грустную мелодию. Спиркин узнал мотив: старинный джаз, ещё одно редкое наследие покинутой Земли.
Почувствовав на себе взгляд, мужчина замер, не донеся пальцев до клавиш. Невзятые ноты словно повисли в воздухе. Он развернулся на вращающемся концертном табурете, с улыбкой поприветствовав троих друзей взмахом руки. Гораздо старше, чем им показалось вначале – скорее даже пожилой. Хотя он не выглядел старым. Свободный пиджак скрывал грузнеющую фигуру, однако под ним была легкомысленная футболка. А дальше – свободные летние брюки и удобные кроссовки. На крышке фортепиано, кстати, обнаружилась кепка с широким солнцезащитным козырьком. Скорее его можно было представить на палубе яхты, чем в приватной комнате дорогого ресторана.
Игорь взял стул и, придвинув к фортепиано, сел. Они с мужчиной встретились взглядами, некоторое время изучая друг друга.
«Нарочитый чудак», – так Спиркин определял для себя подобный образ людей, прячущих за излишне простой и даже несуразной порой внешней оболочкой что-то гораздо более глубокое. Это как фильтр от пустых людей, привыкших судить окружающих только по тому, как они выглядят.
– Я вас знаю, – вместо приветствия сказал Игорь. – Видел в букмекерской конторе, когда мы с Монитой делали ставку. Какое отношение вы имеете к её похищению?
– И вы тоже присаживайтесь, пожалуйста! – доброжелательно пригласил мужчина остальных, кивая на столик с сервированным завтраком. – Слава Богу, никакого!
Все трое выжидательно уставились на него.
– Но мне известно, где её держат…
– Почему мы должны вам верить? – это уже «Таракан», как всегда горячится.
– А я и не настаиваю, – развёл руками мужчина и снова сосредоточил взгляд на Спиркине. – Когда вы поставили крупную сумму, я заинтересовался. Конечно, я знаю, что Ранвье вовсе не новичок, помню его гонки. Мне очень жаль, что он пострадал в этой истории. Кто-то ведёт себя совершенно неспортивно.
– Тосинори?
Собеседник потёр подбородок.
– Возможно. Конечно, заинтересован в первую очередь Пак, но не обязательно он сам затеял эту опасную игру.
– Откуда вы знаете всё, что произошло, где Монита, а главное: каков ваш интерес? – настойчиво спросил Игорь.
Мужчина с некоторым пренебрежением махнул рукой:
– Я уже много лет занимаюсь организацией гонок, ставками и прочим. Это напоминает живой организм, и когда ты сам долго существуешь как его часть, начинаешь ощущать симптомы опасности. Я понял замысел вашей девушки. Удивился, как ей повезло встретить подходящих людей. Догадывался, что нездоровая ситуация и, прямо скажем, не лучшие люди вокруг Тосинори могут доставить проблемы. За всеми вами присматривали. К сожалению, вовремя вмешаться и предотвратить эти самые проблемы мне не удалось.
– Вы так и не ответили, зачем вам всё это нужно! Вы всё равно получите свой процент от сборов.
– Да, деньги я получу в любом случае. Но деньги не могут быть самоцелью. Странно, что люди так и не поняли: за деньги нельзя купить, например, новую планету, – мужчина на мгновение отвернулся, чтобы закрыть фортепиано. – Скажите, вы знаете, что такое конвергенция?
– Сближение, сходство. Ещё в детстве отец рассказывал мне, что совершенно разные живые организмы в одних условиях среды становятся схожи: как рыбы и морские млекопитающие. Но при чём здесь…
– У людей точно так же! Всё зависит от условий среды, в которой они оказываются. И если мы строго следим за соблюдением правил, и все участники об этом знают, они будут следовать этим правилам, независимо от своих внутренних моральных качеств. Но как только мы позволим обман и хитрость… Знаете, у каждого есть своя мечта, своя страсть. Моя страсть – водно-моторный спорт. И я хочу, чтобы он оставался спортом, честным состязанием. Я получаю от этого удовольствие! И мне не нравится, когда кто-то подменяет состязание интригами и подлостями.