С той стороны. Повести и рассказы

Палата была небольшая, двухместная, но лежал я один. Вторая койка была пуста.

Никого рядом со мной не было. Из-за двери, в коридоре, изредка доносились шаги и приглушённые голоса. Пока никто не знал, что я пришёл в себя.

Я мучительно пытался вспомнить, что со мной случилось, и как я здесь оказался. Но ничего не получалось. Мелькали в голове только какие-то смутные бессвязные обрывки.

После многочисленных попыток эти обрывки всё же как-то сложились в более-менее понятную картину событий. Но только до некоей черты.

Я помнил, кто я такой – шестнадцатилетний парень по имени Слава. И что мы с моим другом и одноклассником Витькой поехали на подаренной ему машине за город. Куда, зачем? Кажется, мы намеревались обследовать какие-то заброшенные места… А, туда, где добывали всякие известняки и ещё… ещё шунгит, точно. Я ж хотел набрать.

Да, ещё с нами была его сестра Даша и её дружок Жора… И ещё мы заехали по дороге… ну, не совсем по дороге – куда-то в сельскую местность. Кажется… ну да, к местным пчеловодам. Это Витьке дома дали задание купить мёда. Так, и что дальше?

Мы посидели в доме у хозяйки (хозяина-то не было), Витька купил, что ему было наказано, и… Ну а что там могло быть дальше? Мы назад поехали… Постой-ка, почему назад? Мы ведь собирались туда… По крайней мере, я собирался. Ради того и затеяли эту поездку, а на пасеку-то как бы заодно привернули… Хорошо, а затем? Ну, то понятно: сели и поехали. Во всяком случае, тронулись, это я ещё помню. А вот после…

Потом – как глухая стена. Как будто в моём сознании упал барьер. Такой абсолютно непреодолимый барьер от земли до неба и толщиной многие метры. Будто кто-то недобрый и куда более могущественный взял и по своему усмотрению выхватил кусок из ленты моей жизни чудовищными ножницами. И потом склеил концы – вот мы поехали, а вот я лежу тут, покалеченный. А что случилось между – неизвестно…

Я напрягал память, но тщетно. К тому же мешала головная и прочая боль, которая от малейших умственных усилий только обострялась. Мне лишь удалось ещё вспомнить, что за руль сел Жора. И что он был пьян – выдул бутылку водки, когда мы сидели дома у хозяйки пасеки.

Чёрт, подумал я с нарастающей тревогой, неужели мы попали в аварию?

И что с остальными?

Я уже не мог найти себе покоя, пока в палату не вошла медсестра – полноватая блондинка лет тридцати пяти.

– Ну что, очнулся, наконец? – бодро спросила она с улыбкой.

Её голос, грудной и приятный, несколько успокоил меня.

Я слабым голосом прохрипел – губы и горло с трудом слушались:

– Что со мной случилось?

– А ты, голубчик, не помнишь? – Она присела рядом с койкой на табурет.

Я отрицательно качнул головой:

– Нет, всё как в тумане… Мы что, на машине разбились?

На лице медсестры отразилось недоумение.

– На какой машине? Тебя, парень, нашли недалеко от известнякового месторождения, – она махнула рукой на северо-запад. – Одного нашли, понимаешь? Сильно был травмированный, и не помнил ничего. Значит, и сейчас не помнишь, понятно… Ну чего удивляться – сутки, считай, лежал без сознания.

Значит, мы всё-таки туда доехали… Я мучительно сглотнул. Тогда почему я был один?

– А вы… не знаете, что с другими? – выдавил я.

– Ты про кого? Про тех, с кем ты вроде как туда поехал?

Я кивнул.

– С ними всё в порядке, – снова улыбнулась женщина. – Это друг твой сообщил, что ты туда один полез и там пропал.

«Ну, слава богу! – пронеслось у меня в голове, – значит, всё не так страшно, как я подумал».

– Значит, я один туда полез? – переспросил я.

– Ну, получается, что так. Да там можно пропасть-то, территория большая! Ну, я подробностей не знаю, так что врать тебе не буду. Ты потом сам у кого надо всё разузнаешь. Скажу только, что сама слышала от спасателей: искали тебя долго, а нашли где-то в стороне от мест выработки, у леса. Ты был без сознания. Голова расшиблена, грудная клетка, руки-ноги тоже. Черепно-мозговая травма. Судя по всему, ты получил сотрясение мозга. И переломы диагностировали. Хорошо, что закрытые: рёбра вот, и нога тоже.

– Переломы? – механически повторил я.

У меня никогда не было такого в жизни. Мне хотелось застонать не столько от боли, сколько от ужаса осознания всего, что произошло со мной. Наверное, это и было то, о чём меня в своё время предупреждала мать, когда говорила, что найду-таки себе приключений.

– Да ты не пугайся, – сказала женщина непринуждённо, – это только слово страшное! Ты молодой, у тебя скоро всё заживёт. В твоём возрасте кости быстро срастаются.

– Спасибо, хотел бы верить, – слабо улыбнулся я.

– Ладно, – сказала медсестра, поднимаясь, – разговоров на сегодня хватит, а сейчас тебе надо вколоть глюкозу и обезболивающее. Потом сообщу врачу. Маму твою надо обрадовать: она же весь вчерашний день не отходила от тебя, ждала, что придёшь в себя. Лежи, отдыхай!

Она вышла и ненадолго оставила меня одного.

***

В течение оставшегося дня в палату зашёл наблюдавший меня врач – хирург, мужик лет сорока. С ним мы тоже немного поговорили, но я не узнал ничего нового сверх того, что рассказала медсестра. Он тоже меня всячески подбодрил и ушёл, сказав напоследок, что мне надо радоваться, так как травмы, в общем-то, не такие уж страшные; а лежать мне тут недолго, – от силы недели две.

Потом ближе к вечеру появилась матушка – ну, содержание нашего недолгого разговора представить нетрудно. И, разумеется, все её эмоции. Она повторила мне примерно тот же рассказ, что я слышал раньше, но с ещё некоторыми подробностями. Мол, меня нашли спасатели, вызванные Витькиными родителями. Я лежал без сознания, недалеко от выходов известняковых пещер на окраине месторождения. Как я там очутился, никто ничего вразумительного сказать не может. Мои спутники в один голос утверждали, что мы с Витькой пошли к местам выработки минералов. По словам Витьки, я отошёл далеко от него и провалился в один из шурфов – это такие вертикальные скважины, которые проделываются в породе для отбора проб или добычи минерала. Достать меня попутчики оттуда не смогли, поэтому поехали назад за помощью. А нашли меня после долгих поисков совсем в другом месте.

Мне со своей стороны пришлось ей рассказать то немногое, что я помнил. То, что я узнал от матери, вроде бы проясняло картину случившегося со мной. Но не до конца. Действительно, если я упал по неосторожности в шурф, то как оказался там, где меня нашли?

Впрочем, долго размышлять о том не было пока ни сил, ни желания. Главное, остался жив, думал я, а остальное приложится.

Посидев немного, поплакав то ли от горя, то ли от радости, что всё закончилось относительно благополучно, матушка ушла домой. Потом мне сделали ещё какие-то инъекции, перевязали, и меня сморил тяжёлый сон без сновидений – почти такой же, как и состояние беспамятства, в котором я недавно пребывал.

На следующий день, около полудня, ко мне пожаловал Витька – весть о том, что я очнулся, распространилась быстро. Он натянуто улыбался, но что-то в его лице выдавало озабоченность. Может быть, он чувствовал нечто вроде вины, что не оказался рядом, когда я сверзился в ту злополучную дыру. После взаимных приветствий и расспросов о моём самочувствии он вкратце поведал мне с незначительными подробностями то, что я уже слышал. С его слов, мы доехали до места выработок, я и Витька пошли туда, а Жора с Дашей остались дожидаться нас в машине. Когда забрались наверх и стали разгуливать по известняковому плато, у него развязался на кроссовке шнурок. Он присел, а я, увлечённый зрелищем, устремился вперёд, оставив его позади. Я что-то там заметил интересное – потом оказалось, отверстие шурфа, и подошёл близко, к самому краю. А поскольку порода непрочная, рыхлая, она стала осыпаться под моими ногами, я не успел отпрянуть и полетел вниз. Высота там была, сказал Витька, метров пять.

Когда Витька добежал до края, я лежал внизу без движения. Признаков жизни не подавал. Они, конечно, перепугались не на шутку, но никакого способа достать меня не было.

Сам бы я из этой ямы, разумеется, не выбрался, даже если бы после падения остался цел и невредим. Там стенки почти отвесные и твёрдые, а диаметром она метра два на поверхности, и вглубь ещё немного сужается как морковка.

Конечно, сразу поехали назад и при первой же возможности сообщили в службу спасения. Машина с бригадой (Витьке пришлось ехать с ними, чтобы показать) прибыла на место только часов через пять. Но в шурфе, к Витькиному изумлению, меня не оказалось. Обследовали все близлежащие – никого. Витька выслушал в свой адрес немало нелестных эпитетов, но упорно продолжал клясться и божиться, что упал я вот именно в одну из этих зловещих дыр.

Спасатели, обходя всё месторождение (а оно в самом высоком месте с девятиэтажку будет, а по площади как городской микрорайон) заметили моё тело, лежавшее недалеко от подножия этой известняковой горы. Когда меня подобрали, оказалось, что рядом есть несколько отверстий типа пещер. Но как я из шурфа перенёсся туда, осталось загадкой. Мужикам из спасательной бригады, естественно, недосуг было это выяснять. Нашли человека – и хорошо. Оказалось, я жив, хоть и побит изрядно. Повезли сразу же в больницу. Ну вот, закончил Витька свой рассказ, а остальное тебе известно.

– Так чего, Славка, ты и вправду ничего не помнишь? – переспросил он, и в его голосе мне послышалась нотка беспокойства.

– Ничего, Вить, совсем ничего, – ответил я. – Вот как с пасеки поехали… а потом всё темно, как в могиле.

– Ну да ладно, и чёрт с ним, – выдохнул Витька, как мне показалось, с некоторым облегчением. – Главное, живой.

Он немного ещё посидел, обсуждая со мной произошедшее. Потом зашла медсестра, строго сказала, что, мол, хватит разговоров – я ещё слаб, да и на процедуры мне скоро. Она была права – общаться было мне трудно и больно. Витька выразил ещё раз радость по поводу того, что всё обошлось относительно благополучно, и ушёл, сказав напоследок «Давай поправляйся!»