Безумие на двоих

«Интересно, а твоя Вера Викторовна знает, что не так давно ты дарил такие же дорогие украшения моей матери?».

Рвется с моего языка, но так и застревает где-то в горле. Нет смысла начинать разговор, который вряд ли что-то изменит.

Глава 7

Саша

В особняк Зиминых после пар я вваливаюсь взвинченная, с настроением ниже плинтуса и торопливо избавляюсь от обуви, небрежно сбросив ее в угол. Сжимаю и разжимаю кулаки и отчаянно хочу найти в этом двухэтажном дворце маму, прижаться щекой к ее боку и попросить взять два билета на поезд до нашего маленького тихого городка.

Чтобы вернуться в крохотную, но такую уютную квартирку на окраине, где мы беседовали вечерами напролет под кружку горячего имбирного чая с лимоном. Делились скромными победами и обидными поражениями, мечтали об отпуске на лазурном побережье, бронзовом идеальном загаре и «во-о-он том офигенном красном платье».

Теперь с мамой мы общаемся гораздо реже, потому что практически все ее время посвящено харизматичному Сергею Федоровичу и подготовке к грядущему торжеству. И это немного печалит.

– О, Саша дома. Матвей не с тобой?

Моментально реагирует на мое появление Зимин-старший и улыбается так лучезарно и открыто, что мне становится стыдно за крамольные мысли о побеге из столицы. Этот импозантный влиятельный мужчина души в маме не чает, заботится о ней, да и мне ни в чем не отказывает. А уж соседство со сводным братом можно как-нибудь пережить.

– Нет, его задержали в универе.

Отделываюсь стандартной отговоркой и незаметно передергиваю плечами, вспоминая издевательскую ухмылку Мота, обжегшее, словно пощечина, «не советую», и вылившееся на меня всеобщее презрение. Парни принялись экспрессивно тыкать в мою ставшую в раз знаменитой персону пальцем, девчонки горячо шептались, сбившись в тесный кружок, а робкая попытка Ирки Зайцевой меня защитить просто утонула в этом невообразимом гвалте.

Чудесный первый день, ничего не скажешь.

А дальше все промчалось, словно в плотном белесом тумане. Пропущенная мимо ушей лекция, корявые линии на полях и абсолютный ноль на шкале полученных знаний. Пристальные любопытные взгляды, норовящие пробраться под кожу, язвительные смешки и нетерпеливый шепот все той же Ирки: «За что он так на тебя взъелся?».

– Саш, чего ты застыла в проходе? Топай к нам. Посмотришь, что мы купили.

Снова зовет меня довольный Зимин-старший, и я послушно шагаю к большому дивану терракотового цвета и опускаюсь на освобождающееся между родителями место. С замирающим сердцем веду подушечками пальцев по сапфирово-синему бархатному прямоугольнику у Сергея Федоровича на ладони и не дышу, когда заветная коробочка открывается.

А потом погружаюсь в чистое искрящееся счастье, окутывающее меня с головы до ног. Не могу оторвать глаз от двух полосок белого металла и одобряю идеальные в своей простоте кольца без драгоценных камней с выгравированным на внутренней стороне обещанием «навсегда».

И это все до такой степени трогательно и волнительно, что я с трудом сдерживаю слезы радости и откашливаюсь, чтобы еще раз поздравить сидящих рядом со мной людей. Только не успеваю, потому что по телу пробегает лихорадочная дрожь, а внутренности съеживаются в один нервный ком.

Значит, вернулся Зимин-младший.

– Все в сборе, как хорошо. Ты, наверное, проголодался, Матвей?

Первой вскакивает всегда радушная и вечно переживающая, что на столе мало еды, мама. За ней поднимается Сергей Федорович и устремляется на кухню, нахваливая еще горячую уху, стоящую на плите. А я сижу, как дура приклеившись к дивану, и скольжу по Моту внимательным взглядом.

Всклокоченный, с глазами бешеными. Злой. Неужели никто не видит?

– Спасибо, что унизил.

Впитав его недовольство, я падаю в кипящий котел своих собственных обид, с энтузиазмом мазохиста прокручивая случай в коридоре. Замираю ровно на секунду, надеясь пусть на скупое, но извинение, и тут же прощаюсь с крошащейся на осколки иллюзией.

– Всегда к твоим услугам, сестренка.

Фривольное обращение, слетающее с его губ, задевает во мне какие-то струны, натягивая их до предела. Окрашивает вселенную в ядовитый ярко-алый цвет и поднимает самое темное со дна души. И мне до умопомрачения хочется вздернуть вверх руку и продемонстрировать Матвею оттопыренный средний палец. Но хорошие девочки так не делают, правда?

Хорошие девочки устало прикрывают веки и считают до десяти, упражняясь в дыхательной гимнастике. Хорошие девочки проглатывают рвущиеся наружу неприличные слова, смахивают невидимые пылинки с новой красивой юбки и идут накрывать на стол. Не обращая внимания на табун мурашек, марширующих от макушки до поясницы и обратно.

– В общем, с ЗАГСом я договорился, в ресторане мы все заказали, свадьба будет на две недели раньше, чем планировали.

С ребяческой улыбкой сообщает Зимин-старший, хвастаясь сегодняшним триумфом, и осторожно дует на финскую уху со сливками и форелью. Невесомо целует маму в щеку и первым принимается за еду, пока мы с Мотом перевариваем эту поистине ошеломительную новость.

– Здорово.

– Поздравляю.

Без особого энтузиазма выпаливаем мы с Матвеем одновременно и синхронно утыкаемся в глубокие черные тарелки, вяло орудуя ложками. Кое-как впихиваем в себя блюдо, вкуса которого не чувствуем, и одновременно встаем из-за стола, направляясь к посудомоечной машине. Чтобы там столкнуться нос к носу и смотреть друг другу в глаза не меньше минуты.

«Ты пожалеешь».

Читаю в остром, словно сотня иголок, взгляде Зимина и швыряю в ответ беззвучное «да пошел ты». Торопливо вытаскиваю из микроволновки стеклянную форму с мясной запеканкой, звонко бахаю ей о столешницу и понимаю, что не смогу больше проглотить ни кусочка в присутствии сводного брата.

– Я что-то наелась. Спасибо большое, мамуль. Пойду к себе, мне столько всего по учебе надо сделать, чтобы ребят нагнать.

Подсовываю родителям версию, не слишком далекую от правды, и быстро смываюсь из кухни, надеясь, что Мот не станет ломиться ко мне в комнату, как в прошлый раз. Со скоростью спринтера снимаю с себя одежду и все время кошусь на дверь, неуклюже путаясь в широких домашних штанах лавандового цвета. Ныряю в любимый старенький свитшот и только тогда глубоко судорожно выдыхаю, испытав невероятное облегчение.

А потом перетаскиваю ноутбук вместе с тетрадками на кровать и честно пытаюсь восполнить имеющиеся пробелы в знаниях. Только строки снова сливаются в неразборчивое пятно, буквы пляшут сумасшедшую джигу-дрыгу, а смысл написанного ускользает от воспаленного сознания. Поэтому на разрезающий тишину звонок Ирки я отвлекаюсь с удовольствием, разминая каменную шею и плечи.

– Привет, подруга.

– Привет.

– Я тебя предупредить хотела… – запинается Зайцева и, то ли подобрав подходящие слова, то ли что-то там сверив, продолжает. – Шаровой скинули ваши фотки с посвята.

– Какие фотки?

– Не тупи, Сашка! Там, где вы с Мотом на танцполе… кхм… зажигаете. В общем, будь готова к подставе. Настя там рвет и мечет.

Это она еще не знает, что мы целовались.

– Спасибо, Ириш.

Отстраненно благодарю подругу и отключаюсь, не найдя в себе сил продолжать разговор. Прощаюсь с планами наверстать отставание и резким движением захлопываю ноутбук. Убираю его на тумбу, сгружаю сверху тетради и заваливаюсь на спину, широко раскинув руки и пытаясь найти на потолке рецепт, как выжить в новом городе, в новом универе и новом доме и не сломаться.

Не придумываю ни одного хоть сколько-нибудь годного варианта и незаметно для себя самой проваливаюсь в объятья Морфея, чтобы спустя то ли пятнадцать минут, то ли несколько часов проснуться от того, что чужие пальцы скользят по моим распущенным волосам.

Бережно. Трепетно. Нежно.

Глава 8

Саша

Не спешу открывать глаза, продлевая волшебное мгновение. Сворачиваюсь в маленький клубок, устраивая макушку на мягких коленях, и урчу, словно котенок, подставляясь под ласку. Вбираю в себя чужую заботу и млею от того, как тепло расползается по телу, согревая озябшие клеточки.

– Сашка, дочь. Я так тебя люблю, – наклоняется ко мне мама и целует в лоб. Прямо как в детстве, когда рассказывала на ночь сказку про «Золушку» или «Спящую красавицу».