Человек и то, что он сделал. Книга 1. Накануне краха

В заключение собеседник рассказал анекдот, которому я не поверил, хотя он выдавал его за быль. Во двор к дверям кухни ресторана на мостовые весы въезжает автоцистерна с живой рыбой. Воду сливают, товар сдают «живым весом», рыба в чанах снова чувствует себя как рыба в воде, но уже поздно: жулики уже отъехали с солидным кушем, полученным прямо из воздуха. Точнее из воды.

Дело в том, по словам рассказчика, что как только воду из цистерны начинают сливать, рыба якобы начинает «задыхаться», бьется в предсмертных судорогах и, прежде чем скончаться, в отчаянии заглатывает последнюю порцию своей родной стихни, утяжеляя себя (и соответственно кошелек своих продавцов) на несколько граммов каждая. Оказавшись снова в чане, рыба с отвращением выплевывает жидкость и начинает вновь дышать жабрами. Пока ее не подадут на стол. Возможно, тем же самым жуликам, которые столь вероломно обошлись со своей будущей пищей. Предоставляю читателю самому судить о степени достоверности сей басни.

Но вот вовсе не басня появившееся вскоре передо мной в порядке ознакомления уголовное дело, согласно которому повар самой обычной столовой (не шикарного ресторана!) ухитрился на 100 р. зарплаты содержать две многодетных семьи с неработающей женой и сожительницей в двух отдельных квартирах и с двумя отдельными дачами вдобавок, причем еще осталось денег на собственную машину.

Чтобы работники общепита не выглядели «белыми воронами» в советском царстве теневой экономики», приведу еще одно увиденное мной уголовное дело. Там вовсе не у повара, а у простого завуча районного педучилища нашли при обыске несколько сотен пар золотых часов и столько же других ювелирных изделий, переложенных толстыми пачками сотенных купюр. А ведь завуч только оформлял прием в училище и оформлял аттестаты! Причем делал это не столетиями, а всего несколько лет! Конечно, в сравнении с нынешними временами все это просто смешно.

Но тогда передо мной открылся как бы «второй» (пли даже «третий»?) мир, равновеликий окружавшему меня и сложнейшим образом слипавшийся с ним, «перетекавший» в него.

Спустя какое-то время мне удалось разговориться с симпатичным шофером такси, и я точно так же допрашивал его, почему таксисты так любят пролетать со своим «зеленым огоньком» мимо ждущих их пассажиров. И он подробно объяснял, что такое пассажир за трешницу и полдня стоянки за следующим, а что такое разными способами сотня (включая перевозку с вокзала на вокзал за сто метров переулками на час езды или подвозку куда-нибудь поближе к женщинам и выпивке за ту же купюру), кому и сколько надо «отстегнуть» в таксопарке и на улице, чтобы, в конечном счете, домой привезти вдвое больше, чем инженер, врач, учитель, С добавлением, что эта интеллигенция, в свою очередь, охулки на руку не кладет.

Было и еще несколько собеседований подобного рода. Пройдя таким образом «предварительный ликбез», я мог уже на равных разговаривать со своими коллегами по несостоявшейся конференции в Грозном. А после этой конференции вполне мог взять следующей темой плановой монографии (если бы мне разрешили это) «Социология теневой экономики» – настолько хорошо был подготовлен к более основательному изучению этого предмета.

Главное, что я понял в этой разновидности экономики – «пирамида». Это когда где-то возникает дефицит или запрет (без чего «теневая экономика» мгновенно исчезает в «световой»), когда кто-то именно за этот дефицит или запрет вытягивает из тебя лишнюю копейку, на которую тут же набрасывается стая ворон полетом повыше и покруче.

Так что не зря конференцию по «теневой экономике» спустили на тормозах, да еще бумажки от нее на всякий случай спрятали подальше."

Это только один повар и один завуч – а сколько еще таких же поваров и завучей по всей стране великой осталось непойманными?

Страна жила по своим неписанным законам, в котором спекуляция и то, что называлось «рвачество» (то есть повышенный заработок на конъюнктуре) были не преступлением, а доблестью, жены пилили мужей, если они никак не урывали, и сами покупали дефицит с черного хода магазина, питая деньгами теневую экономику. В любой нормальной стране большая часть той экономики, что в СССР была теневой – была бы официальной, люди работали бы на себя, платили налоги, и всем было бы хорошо. Но в СССР само занятие предпринимательством было уголовно наказуемо, выталкивая в тень и тех, кто хотел работать честно, но на себя – а в тени уже ждал настоящий криминал. Потому, в отличие, от тех же США – быт СССР принципиально отличался своей криминализованностью. В США или в ФРГ или где еще, если тебе надо кусок мяса – ты идешь и покупаешь его. В СССР – ты должен был найти знакомого мясника и купить мясо с черного хода магазина, заплатив за него втридорога и «черным налом». Чтобы этого нала у тебя хватало – ты вынужден жить не на зарплату, занимаясь либо мелким воровством, либо спекуляцией, либо незаконной предпринимательской деятельностью – последнее тоже статья. То есть ты в принципе выбираешь жизнь вне закона и в ней живешь. В странах Запада такую жизнь выбирали единицы, у нас – все кто хотел есть мясо не только по праздникам, то есть большая часть страны. А если человек выбрал такую жизнь, то ему в будущем проще будет совершить и другие преступления, например, стать крупным коррупционером. И становились. Брежневский СССР своим бытом разрушил моральный стержень у большей части населения. И это для будущих реформ стало большой проблемой – если ворам дать свободу – они будут воровать.

Был еще один крайне неблагоприятный для государства и общества момент. Если в нормальной экономике предприниматель сам покупает на свои или кредитные деньги основные средства, орудия труда, материалы и комплектующие – то в СССР все это покупалось и оплачивалось государством (и обществом соответственно) – а криминальные предприниматели извлекали из государственных основных фондов чистый доход. Подумайте, какие могли быть прибыли, если в составе расходов нет ни статей на закупку оборудования, ни его амортизации, ни налогов, ни часто расходов на материалы и комплектующие (так же украденные у государства). Рентабельность такого бизнеса взмывает в бесконечность – государству же достаются «корешки» в виде потерь от воровства, повышенного износа основных фондов, оплаченного рабочего времени, в которое люди работают на себя. Эффективность советской экономики, реальный уровень советского ВВП до сих пор нельзя измерить не только из-за знаменитой солженицинской «туфты» – приписок, но и из-за приписок наоборот – неучтенной работы во многих отраслях, плоды которой отправлялись на черный рынок. Заводы работали в «лишние смены», колхозы и совхозы занижали урожайность (по воспоминаниям Э. Абдуллаева урожайность лука в Киргизской ССР занижалась вдвое, бригадиры продавали колхозную землю под лук по 0,5 миллиона за гектар), существовали неучтенные поля, на которых работали гастарбайтеры. Истинные показатели советской экономики начала восьмидесятых – видимо, подсчитать уже не удастся.

Еще один негативный фактор – теневая экономика СССР, из которой в период Перестройки вырастет легальная – изначально была даже не то что криминализованной – она была нечестной внутри самой себя. Отсутствие защиты закона, возможность в любой момент оказаться на нарах – подрывало суть любой нормальной экономики – честную сделку. Советская теневая экономика культивировала и поощряла как раз нечестную сделку, которая тогда еще не называлась «кидалово». Снова послушаем Евгения Вышенкова.

На Невском занимались тем, что предлагалось в тот день, что приносило деньги. Все просто сжато в определенные рамки – или иностранцы, или мошенничество. Дальше, до какого-то другого криминала, не доходило. Есть иностранцы – значит, ты занимаешься иностранцами. Нет иностранцев – значит, ты ищешь людей, которые высматривают по универмагам какие-то вещи дефицитные. Можно было их обманывать, кидать. Я находил, к примеру, людей, которые хотели купить в универмаге импортные джинсы. У меня был напарник и были заготовлены халат и нарукавники – как у работника «Гостиного Двора». Мой подельник исполнял роль покупателя. Я выходил из рабочего помещения в «униформе», представлялся кладовщиком и говорил, что я могу со склада по немножко завышенной цене продать какую-то вещь. Подельник мне на глазах у покупателей отдавал деньги, у меня там лежали заранее заготовленные пара-две джинсов. Сумма денег была приличная, и, когда он мне ее отдавал, все видели, что здесь нет никакого обмана. Они мне с легкостью после того, как он уходил, отдавали деньги, и я просто уходил через первый этаж. И что толку меня потом ловить? Ловить бесполезно. Мошенничество – это такая статья, которую тяжко доказать. На следующий день я приходил и делал все те же самые операции на том же самом месте, абсолютно спокойно. Потому что в универмаг заходили в основном приезжие, и в процессе разговора у человека можно было выяснить кто он, откуда. Местные не особо интересовались, местные более проворные, пронырливые.