Линия разлома

Послышались шаги.

– Здравия желаю… – Голос был совсем не командный, не военный, скорее глумливый. – Это шо за фрукт тут?

– Чечен, с..а.

– О. А шо он тут забыл?

– Это ты в Киеве поспрошай, – другой голос, явно одного из русских

– Боб, завали. Резко.

– Есть… – недовольный голос.

– Значит, так, конвой пойдет под белорусами, с их команданте уговор есть. Веди себя, как обычно, – нагло, уверенно, ничего не бойся. На всякий случай – на КП во время прохождения конвоя будут шведские инспекторы, если что – поднимай шум, ори во всю глотку. С нашей стороны будет два лишних бэтээра, из охраны ооновцев, в них вованский спецназ[11 - Вованский спецназ – спецназ внутренних войск.]. Они тоже в курсе, если что – подсобят, чем могут.

– Ой, мне аж страшно.

– Не ссы, Капустин. Как пройдете границу, иди до самого Ростова, там к кому обратиться – знаешь. Так. Дима, мля, чо встали? Особое приглашение нужно? Носилки схватили – и в машину. Резко.

– Тащ командир. Надо ему промедола ширнуть.

– Обойдется. Ширни его ксилазином, и пусть едет.

– Загнется.

– Ничего. Крепкий, гад.

Ксилазин в отличие от промедола не обезболивал, а только обездвиживал.

Чеченцу сделали укол. Потом носилки подняли и засунули в машину…

Кубинец уходил другим путем.

Конечно же, он не рванул к границе, ищи дурака. Наоборот, он рванул в глубь Украины. Вряд ли кто-то мог об этом подумать – и он спокойно ушел из города, даже захватив с собой винтовку.

У одного из бывших колхозов, ныне заброшенного, он загнал машину в сарай и спрятался. Винтовка была с ним, он взял ее с собой, хоть и не должен был. Никто не упрекнет его за это – кто жив, тот и прав. Теперь, винтовка позволит ему отстреляться и уйти, даже если он приволок за собой хвост.

Навигатором – он взял координаты местности по GPS и сделал несколько снимков встроенной в телефон камерой. Все это он сбросил в сеть по гражданскому протоколу. После чего он оборудовал позицию на чердаке заброшенного дома, притащил остатки слежавшегося старого серого сена и залег с винтовкой, контролируя дорогу.

Время еще было.

Думать не хотелось ни о чем. Совсем ни о чем. Но мысли лезли в душу как крысы, прогрызающие себе путь в зерновом ларе.

Они никогда не думали, что будет именно так. До последнего надеялись, что кто-то там, на той стороне – одумается и скажет: люди, что мы творим?! Мы же все украинцы! Какая разница – какой язык, какая вера? Что мешает нам жить вместе?

Оказалось, что кое для кого язык оказался важнее.

Смешно, но он поддерживал майданы. И первый, и второй. Многим тогда казалось, что зло – во власти, в ее своекорыстных и злонамеренных действиях, и стоит только сменить власть, как все будет нормально. Как же они верили тогда! Только оказавшись в лагере беженцев под Ростовом, он с ужасом понял, что зло было не во власти. Зло было в них самих. И значит, все, что с ними произошло, они заслужили…

И то, что с ним, лично с ним рано или поздно произойдет, он тоже заслужил.

Село было пустым, тихим, ветерок колыхал большие, уже отросшие лопухи. На дорогу выскочила кошка, одичавшая, она понюхала воздух и юркнула назад…

От нечего делать он стал вспоминать своих друзей. Первым на память пришел Сашка Стешко. Программист, владелец небольшой фирмы, работающей на Европу, – он тоже думал, что будет все нормально. Ушел он в Луганске, ушел, как мужик, – с гранатометом в руках.

Они никогда не говорили «погиб». Только – ушел.

Во имя всего святого, что надо сделать для того, чтобы мирный мужик взял в руки граник и встал на пути танка?

Теперь они, конечно, были умнее. Граники сменили мины и фугасы, автоматы и ружья – снайперские винтовки. Пацаны в лагерях – закончат дело. Как сказал Дед – лучше совсем не жить, чем жить под фашистами.

Смеркалось…

Ночью над деревней едва слышно загудели моторы. Два – а может быть, и больше – мотодельтаплана, засечь и перехватить которые не могли даже новейшие, висящие на дирижаблях радары, – закружили над деревней, ища посадки. Он вышел в поле, когда-то плодородное, а ныне заросшее травой, включил фонарик, закрутил им над головой, потом положил, обозначая направление посадки, и отбежал в сторону.

Мотодельтаплан, рабочая партизанская лошадка, пошел на снижение, запрыгал по невидимым в траве кочкам. Второй, бурча мотором, кружил в ночном небе, скорее всего – там стрелок. Нельзя недооценивать эту штуку – стрелок, с разворотистым, легким, скорострельным автоматом или ручным пулеметом, наделает дел. Они так на волков охотились, чтобы отработать навыки. Еще в Казахстан ездили, тоже стреляли в степи волков и браконьерили сайгу…

Стрелок неуклюже побежал за дельтапланом, на подходе его осветил тусклый свет фонарика, поставленный на минимальную яркость.

– Кто?

– Кубинец.

– К кому?

– Мудрому викингу поклон.

«Водитель кобылы» опустил автомат. Он был экипирован по последнему слову – ночной монокуляр и лазерный прицел на автомате с видимым и невидимым лучами – для стрельбы с воздуха просто отличная штука. Впрочем, военные летчики молодой Новороссии считались элитой, снабжение было – соответствующее.

Они руками переставили мотодельтаплан, повернув в обратную сторону, – на взлет. Летчик, занимая место, поинтересовался:

– Вес сколько?

– Около сотки.

– Давай назад, пристегнешься – хлопни. Винтарь выбрось.

– Сам-то понял, чо сказал?

Кубинец знал, что максимальная нагрузка мотодельтаплана – сто двадцать. Хотя ни один «водитель кобылы» на максимуме взлететь не согласится, будет мозги морозить.

– Давай, пошел. Не тормози.

Мотодельтаплан неспешно пошел разгоняться по полю, прыгая намного меньше – потом грузно, как раскормленный гусь, оторвался от земли и начал неторопливо набирать невеликую свою высоту – над Ненькой выше сотки не ходили. Под пятой точкой проскочила дорога, по которой он приехал в село, одиноким жуком по ней ползла фура, высвечивая себе путь дальним светом. В воздухе – световым мечом джедая метнулся луч – стрелок второго дельтаплана лазером указал направление, и «водитель кобылы» согласно мигнул фонариком. Кубинец подумал – не стоит ли в качестве алаверды расстрелять наблюдательный аэростат над границей, там на нем оборудования на пол-ляма – но по здравом размышлении решил этого не делать.

Смелых и старых партизан не бывает. Бывают или смелые, или старые. И со спецназом, кстати, та же самая ерунда.

В общем – домой…