Белый, белый снег… (сборник)

– Кажется…

Слабый, едва различимый крик донесся из леса. Боясь обмануться, мы снова закричали.

– …э-эй! – чуть слышно донеслось в ответ.

– Есть! – просиял Тимка. – Услышал!

И мы опять принялись, что есть мочи орать, чтобы он не дай бог, не сбился с курса. Каждая минута в этой ледяной ловушке казалась нам вечностью.

– Ого-го-о-о! – Борисенок был уже рядом. Слышно стало, как похрустывают сучья у него под ногами… Наконец мы увидели его.

– Где топор? – крикнул я.

Он поднял его над головой.

– Руби дерево! Самое большое!

Борисенок принялся кромсать топором одну из берез на берегу.

– Ну, чего?.. Замерзли там?

– Руби, руби, давай!.. Не отвлекайся, – я уже немного успокоился, но все еще плохо представлял, как мы будем выбираться.

Дерево с треском наклонилось и мягко легло на лед. Чуть дальше, чем мы рассчитывали…Попытались дотянуться – не удалось.

– Руби другое!

Следующая береза упала как раз там, где надо. Теперь предстояло самое главное… Опираясь на упругие надувные борта и держась за ветви, мы втянули свои лодки на лед. Затем, пробираясь от ветки к ветке вдоль ствола, потихоньку стали подтягиваться к берегу. Резиновые лодки податливо скользили по тонкому, прогибающемуся льду, и вскоре мы уже ступили на земную твердь.

Берег в этом месте был крутой и высокий. Метра три пришлось карабкаться вверх… Забравшись, я огляделся. С одной стороны темнела парящая вода, с другой – белел сплошной лед.

– Как там дальше? Не смотрел? – спросил я у Борисенка, и в этот момент почувствовал, что край берега подо мной осел. Не удержавшись, я полетел с кручи вниз.

В первую минуту я не почувствовал холода. Но когда ледяная вода добралась сквозь одежду до тела, показалось, что меня бросили в кипящее масло. В кожу словно впились тысячи игл… Я стоял прямо у берега, но здесь было достаточно глубоко – вода доходила до пояса. А еще – течение. Оно настойчиво толкало меня вглубь, и чем сильнее намокала одежда, тем труднее было сопротивляться ему.

Я хватался за берег, пытаясь выбраться, но зацепиться было не за что. Ни прутика, ни веточки… В руках оставались только комья земли и сухая, выдернутая с корнем трава. А течение между тем, продолжало неумолимо теснить меня все дальше и дальше от бере-га. Вода уже подошла к груди… За спиной белел сплошной лед. И если меня затянет туда…

– Руку! – Борисенок кинулся мне на помощь. – Хватайся!

Я вцепился в протянутую ладонь. С большим трудом, нехотя, река отпустила меня.

«Из огня, да в полымя!» – мелькнула мысль.

Весь сырой, закоченевший, я стоял на берегу этой несчастной реки, посреди глухой заснеженной тайги. Мокрая одежда на морозе моментально покрылась ледяной коркой.

– Раздевайся!

Борисенок скинул свою куртку на снег. Я вылил воду из сапог, снял с себя брюки и, стоя босиком на брошенной куртке, начал выжимать их. Потом отжал по очереди всю остальную одежду и снова натянул ее на себя. Трудно передать словами все ощущения. Кто однажды проделал это на морозе, среди тайги – никогда не забудет.

Долго оставаться в таком положении я не мог. Надо было срочно что-то предпринять. Разжечь костер, хотя бы… Самому мне это было уже не под силу.

Не дожидаясь команды, Тимка начал ломать хворост для костра, но Борисенок его остановил.

– Не надо костер… Здесь рядом избушка. Лодки пока оставим, потом вернемся, заберем.

Мы быстро, насколько это было возможно, бросились к спасительному жилью. От холода меня потряхивало, зубы выбивали дробь. Все мое существо молило об одном – в тепло, в тепло, в тепло…

На счастье, избушка оказалась действительно рядом. Внутри было промозгло, неуютно, темно. От промерзших бревенчатых стен веяло холодом. По сути, внутри было ничуть не теплее, чем снаружи.

Возле большой, обложенной красным кирпичом железной печи, лежала охапка сухих колотых дров. Тут же было несколько свитков бересты… Я нашел в себе силы порадоваться, поскольку этот запас, предусмотрительно оставленный кем-то, значительно сокращал время моей мучительной пытки холодом.

Борисенок надрал мелко бересты, потом расщепил топором полено, настрогал с края тонкой лучины, переломил ее, уложил сверху. Достав из кармана коробок, чиркнул спичкой и поднес ее к бересте. Слабый маленький огонек ухватился за тонкий краешек полупрозрачной березовой коры. Она мгновенно свернулась в трубочку, пыхнула изнутри белесым дымом, и с веселым треском загорелась. От нее язычок пламени дотянулся до другой берестинки, лизнул тонкую сухую лучину… Вскоре в печи загудело.

Пока разгорался огонь, я скинул с себя сырую одежду. Тимка дал мне свой свитер, а Борисенок – куртку. Я подсел поближе к печи и, протянув руки к распахнутой дверце, ощутил неизъяснимое блаженство. Живое тепло нежными волнами наполняло меня.

Тимка принес с улицы две охапки поленьев, свалил их возле печи. Чтобы я сразу, как только дрова в печи прогорят, мог зарядить следующую партию.

– Пойдем за лодками, – сказал Борисенок, накидывая куртку. – А то потом в тепле разморит, неохота будет.

Они ушли, с ними вместе убежал Абрек, и я остался один. Развесив сырую одежду на специально натянутые над печкой веревки, я зажег стоящую на столе свечу. Она была прикреплена к перевернутой консервной банке. За окном сразу стало заметно темнее.

Изба быстро наполнялась теплом. В раскаленной печи потрескивали сухие поленья. Я прилег на нары, закрыл глаза. Только что пережитое вновь всколыхнуло душу…

«Не многовато ли острых ощущений для одного дня?»

На улице послышался шум, дверь распахнулась, и на пороге появились залепленные снегом охотники. В дверном проеме я увидел густо кружащиеся в воздухе снежные хлопья.

– Снежище! – восторженно воскликнул Тимка, скидывая на пол уложенную в мешок резиновую лодку. – Ничего не видать.

– Это хорошо, – сказал Борисенок, заталкивая под нары связанные вместе весла. – Пороша нам только на руку. В такую погоду все нормальные медведи спать ложатся. А тот, кто не лег… Значит это он и есть.

В избушке сразу стало тесно. Очумев от жары, Абрек забрался под нары. Там было значительно прохладнее.

– Лодки придется здесь оставить, – Борисенок присел на корточки возле печи, закурил, пуская дым в приоткрытую дверцу. – Но ничего… Зато ближе потом будет забирать.

– Вообще, на морозе резину не хранят. Пропадут лодки… – заметил я.

– Ну, а что делать? Пешком-то где бы мы сейчас еще были?

Тимка сходил на реку, набрал в закопченный чайник воды, поставил его на печку. Потом спохватился:

– Да, чуть не забыл…Вот, в лодке нашел. Ваше?

Он протянул мне костяной амулет. Тот самый, который дала мне перед дорогой хозяйка.

– Спасибо, – я сунул его в свой рюкзак.

– Что за игрушка? – поинтересовался Борисенок.