Но радоваться жизни не получалось. Во-первых, было просто некогда. Во-вторых, на Ольгу наехали рэкетиры, которые требовали процент от доходов и обещали ломать пальцы – по одному в неделю, если не согласится. Практически сразу же вслед за бандитами ее разыскала налоговая. Эти пугали сроком за незаконное предпринимательство и процент ломили еще больший.
Но отойти от дел Ольгу побудило отнюдь не это. Она была не робкого десятка, и как-нибудь смогла бы прокрутиться. Просто однажды, проснувшись утром, она поняла, что не может больше смотреть на своих клиенток. Молодящиеся старухи вызывали раздражение, бесили кокетки средних лет, глупые и счастливые невесты порождали ярость. Хотелось крикнуть: «Эй, вы! Для кого хвосты распускаете? Для этих козлов?! Я вас накрашу, но ведь умываться-то слезами придется!»
Когда ключи от кооперативной квартиры на восьмом этаже, наконец-то оказались в ее руках, Ольга сказала: «Все!», и широким жестом бросила свой мобильник с балкона.
***
Получив неожиданное согласие на свидание, окрыленный Капитан чувствовал себя стальной пружиной, заведенной до отказа. Он не то пробежал, не то протанцевал из торгового центра «Плеяды Ваксера» в Шпиль по служебному переходу и поднялся на свой этаж. Ему хотелось ухватить в охапку земной шар и подбросить его, как надувной пляжный мячик. Ему хотелось петь. И потому, увидев герб Лиги в конце коридора, он замурлыкал на рок-н-ролльный лад:
– Продажи… резво расту-у-ут, пам-парам-пам-пиу-у!
– Все поем? – услышал он вдруг ядовитый голос за спиной. – Попрошу за мной!
Из бокового прохода змеей выскользнул старший менеджер господин Аркадий и зашагал к непрозрачным дверям, на которых красовалась надпись «Начальник девелоперского отдела».
За нею оказалась приемная, где хозяйничала бойкая секретарша с корпоративным шелковым шарфиком на шее. На стуле для посетителей, понурившись, сидел младший менеджер архитектурной секции Тёма Чеменков.
Секретарша нажала несколько цифр на внутреннем телефоне и сообщила в трубку:
– Явились… Да, хорошо!
Потом она повернулась к рыжему господину Аркадию и, обращаясь исключительно к нему, мелодично пропела:
– Проходите! Вас ждут!
Господин Аркадий холодно взмахнул рукой в приглашающем жесте. Тёма, за ним Капитан, а после и сам Аркадий, принявший на себя роль конвоира, проследовали в апартаменты начальника отдела.
Меблировка кабинета оскорбила тонкий архитектурный вкус Тёмы: здесь все казалось несоразмерным и несуразным. Огромный герб Лиги на стене, а вокруг – россыпь разнокалиберных рамок и рамочек с фотографиями и сертификатами, и совсем уж невпопад – фаянсовые тарелочки с нарисованными пагодами. Громоздкий шкаф со стеклянными дверцами, заставленный разным сувенирно-юбилейным барахлом, включая макет неопознанного парохода с гребными колесами и расписное страусиное яйцо. Наконец, монументальный стол и великанское кожаное кресло, на фоне которых практически полностью потерялся маленький, но очень важный человек – начальник девелоперского отдела господин Самотягин (корпоративная этика Лиги компаний предписывала называть высшее руководство без лишнего панибратства – по фамилии).
– Господа! – вкрадчивым голосом заговорил маленький человек с большой должностью. – Господин старший менеджер доложил мне о вопиющем нарушении трудовой дисциплины и корпоративного устава.
По спине Тёмы пробежали мурашки. А Капитан смотрел на Самотягина и невпопад думал о том, что начальник, сидя в таком огромном кресле, наверняка не достает ногами до пола…
– Господин Аркадий представил мне доказательства: видеосъемку камер наблюдения за понедельник текущей недели. На ней видно, что господин Артем является на работу в 8.55 – время зафиксировано камерой. В свою очередь, его коллега, то есть, вы, господин Николай, на планерном совещании заявили старшему менеджеру о том, что господин Артем болен. Если не ошибаюсь, расстройством желудка?
Рыжий старший менеджер важно кивнул. Тёма покраснел, опустил голову и начал теребить полы пиджака. А Капитан улыбнулся – опять невпопад. Ему показалось, что Самотягин прямо в эту минуту грозной расправы над подчиненными болтает под столом своими лаковыми туфельками.
– Что ж, корпоративный устав строг в вопросах трудовой дисциплины! – возвысил голос Самотягин, мимо которого не прошла улыбка Капитана. – За проступок, подобный вашему, он предписывает либо денежный штраф, либо увольнение по статье, если нарушения повторяются систематически. Право выбора остается за непосредственным руководителем…
– Я настаиваю на увольнении! – рыжий Аркадий, дав от волнения петуха, сделал шаг вперед, и пристукнул каблуками о паркет. Самотягин смерил его долгим взглядом и процедил сквозь зубы:
– Руководитель здесь пока что я…
Аркадий покраснел так, что даже его огненная шевелюра потускнела на фоне его физиономии.
– Простите, я… – забормотал он, но Самотягин не слушал.
– Что ж, господа! – с иезуитской улыбочкой промолвил он, – ситуация не совсем обычная. Один совершает проступок, другой покрывает этот факт, но оба крадут деньги Лиги компаний. Пусть не напрямую. Однако неизвестно, что страшнее – откровенное воровство или разложение дисциплины в сплоченном коллективе единомышленников.
Тёма совсем поник. Капитан украдкой посмотрел на часы и встревожился. Стрелки показывали начало четвертого.
– И все же, наказание должно быть не всегда суровым. Куда полезнее, если оно будет мудрым и назидательным, – рассуждал Самотягин, упиваясь положением. – Как мне поступить? Уволив вас, я обескровлю архитектурную секцию, оставив ее без единого квалифицированного специалиста (при этих словах рыжий Аркаша в момент побледнел). Поиск новых сотрудников займет время. Тем самым будет нанесен урон интересам Лиги Компаний. Меж тем, я убежден, что штраф – слишком мягкое наказание…
– Для кого как… – буркнул под нос Тема. Самотягин не отреагировал. Он сидел, погрузившись в мысли, и барабанил короткими пальцами по массивной столешнице. Стрелки часов ползли по циферблату. Капитан шумно вздохнул. Наконец, начальник прихлопнул ладошками по столу, откинулся в кресле и заявил:
– Я принял решение! Я знаю, как вас наказать!
***
Не зря говорится, что беда не приходит одна. Мама Николая тяжело заболела почти сразу после его развода. У нее диагностировали рак. На лечение были нужны большие деньги, которых работа инженером не приносила. Вечерами Николай простаивал у кульмана с чертежами. Он брал халтуру в проектном отделе. Но денег все равно не хватило, чтобы спасти маму… Чтобы оплатить похороны, он влез в долги.
Однако уныние внесено в список смертных грехов тоже не случайно, ведь в любом горе рано или поздно находится утешение. У Николая неожиданно появился друг. Друг, о котором он мечтал с детства.
Друга звали Лёва Ваксер. Вообще, знакомы они были давно, еще с политеха – учились в параллельных группах. Но за время учебы сокурсники как-то не сблизились. Теперь же, встретившись случайно в городском парке, они разговорились и сделались друзьями. Так, по крайней мере, казалось Николаю.
– Тебе нужны деньги? – спрашивал Лёва и тут же уверенно отвечал: – Мы их заработаем! Идеи мои. Доходы – пополам!
Лёва был невысок и тощ, чем-то неуловимо напоминая червяка. Наверное, умением незаметно вползать и ввинчиваться практически всюду. Он притаскивал откуда-то ящики с аудиокассетами и разобранные на запчасти магнитофоны. Николай вооружался паяльником, хитро сплетал провода, монтировал лентопротяжные механизмы и потом сутками записывал модный хит Газманова «Эскадрон» одновременно на семь кассет. Лева уносил ящики, но вместо денег снова притаскивал кассеты.
– Подожди! – говорил он. – Немного раскрутимся, деньги будем лопатой грести! Сейчас такое время! Такое!
– Какое? – не мог понять Николай.
– Золотое, вот какое! – уверенно восклицал Лева.
Абхазия пылала в пожаре войны, но Лева, скрываясь в дыму, вывозил оттуда фурами практически дармовые мандарины. Николай всегда сопровождал груз и, благодаря своему росту и внушительной комплекции, не раз выручал напарника и груз из довольно неприятных положений.
Сопровождал он также Леву на стрелки и разборки, без которых в те дни бизнес не делался. В узких кругах Николая стали называть Репой – явно намекая на размер и флегматичное выражение физиономии.
– Репа и есть! – смеялся Лёва Ваксер. Правда, его самого среди братвы поначалу называли совсем уж неуважительно: Серя (склоняя последний слог фамилии). Но Серя удивительно быстро ввинчивался в среду: он стремительно зарабатывал капитал и авторитет, и вскоре стал Лёвой Серым.
– Без обид, Репа, но на компаньона ты не тянешь, – сказал он однажды, – Один же работаю! Надо пересмотреть условия нашего договора. Давай, сорок на шестьдесят?
Коля-Репа только пожимал плечами. Все равно свободных денег почти не было, Лева почти все немедленно вкладывал в новые дела. Идеями он просто фонтанировал. Николай мотался в Турцию с баулами и вывозил со спиртзавода канистры мимо проходной.
Разное случалось. Со временем он перестал вдаваться в подробности. Бродячая жизнь была полна приключений, и в душе Николай был доволен ею куда больше, чем своим неудачным семейным опытом. Отправляясь в очередной рейс, он чувствовал себя почти капитаном. Но все-таки, от этого «почти» избавиться никогда не получалось, ведь курс прокладывал не Коля, и не он выбирал, в какие порты зайти. Коммерческим сопровождением любого дела всегда заведовал Лёва Серый. Идея, стратегия и тактика каждого предприятия также принадлежали ему. Николаю оставалось только смириться с ролью старпома на этом судне.
– Кредиты душат! – жаловался Лева. – Ты как, если я тебе пока тридцать процентов буду отдавать? Временно?
– Делай, как знаешь, – говорил Репа Лёве Серому, – я в коммерции ни бум-бум. Мне б такое дело, которое руками можно пощупать. Я ж инженер. Не до чертежей, конечно, но за прилавком стоять не хочу и не буду.
– Ух, какие мы гордые! – смеялся Лева. – Но ничего. Без дела ты у меня не останешься, чертежник!
И дело действительно находилось. Росли вдоль тротуаров продуктовые палатки в виде теремков. Эскиз теремка набросал Коля-Репа на обратной стороне накладной на контейнер с кожанками и дубленками. Потом теремки исчезали, сметенные дефолтом, но появлялся Луна-парк с изрядно потасканными аттракционами, которые требовали регулярного ремонта. Репа отводил душу, копаясь в их металлических кишках и воплощая свои рационализаторские идеи.
– Все чертишь-вертишь, Репа? Ну-ну! – посмеивался Лева Серый. К той поре он уже обзавелся малиновым пиджаком, золотой цепью в палец и туфлями из крокодиловой кожи. – Извини, тороплюсь в мэрию. Может подряд на детские площадки обломиться. Вот тогда уж почертишь, друг! Скоро пойдут, пойдут денежки! Твоих – двадцать процентов. Железобетонно!
Коля-Репа вытирал замасленные руки о синий рабочий комбинезон и добродушно улыбался. К этой поре он вовсе перестал интересоваться денежной стороной их предприятия. Молча брал то, что предлагал компаньон, и никогда не просил большего. Когда Лева не давал ничего, Николай также флегматично пожимал плечами.