История немцев Поволжья в рассказах, шванках и документах

Отец подошёл к своему месту и, сложив руки, беззвучно зашевелил губами. Все, стоя, последовали его примеру.

Я давно был равнодушен к этой традиции, но не хотелось огорчать истово верующих родителей.

Закончив молитву и несколько секунд постояв неподвижно, отец сел, взял краюшку хлеба и зачерпнул первую ложку супа. За ним приступило к трапезе всё семейство.

– Я лучше всех сдал. – похвастался я через несколько минут. – Мне от Наркомзема дали направление в Саратовский сельскохозяйственный институт на факультет механизации! С общежитием и стипендией!

Мать отложила ложку и уставилась на меня округлившимися серыми глазами:

– И ты согласился?

– Конечно! Завтра будет выпускной вечер, нам вручат аттестаты, а мне ещё и направление.

– И сколько будешь учиться?

– Пять лет.

– Ещё пять лет! Господи! Ждали-ждали… Думала: закончишь учёбу, будешь работать, нам станет полегче, и вот опять… Сначала на Фёдора надеялись, а он женился и уехал. Ты был последней надеждой…

– Мама, ну что ты! Я стану инженером, буду хорошо зарабатывать. Моя учёба оправдается!

– Когда ты станешь инженером!? Когда будешь зарабатывать!? Я не доживу! Вся жизнь, вся жизнь прошла в нищете! И подохнем в нищете!

– Что ты, Катрин! – возразил отец. – Живём как все, сейчас, слава богу, не голодаем.

– Не голодаем! – передразнила мать. – Сейчас не голодаем! Но едим и оглядываемся: не съели ли лишнее, не объели ли детей. У Руша работал – голодали, потом два года на японской войне. Билась, как рыба об лёд, чтобы заработать и не умереть с голоду. Жила надеждой: ты вернёшься, заживём! Вернулся. Опять у Руша. Денег нет, ели, что ты от своего обеда приносил. Опять война – уже на три года ушёл. Пошла в служанки к адвокату Брауну. Смотрела, как хозяева обжирались и ненавидела их, а однажды не выдержала и сказала: «Мой муж в окопах вшей кормит, а вы жрёте белый хлеб, фрукты, пьёте вино, думаете, чего бы такого сожрать, чего раньше не жрали! И даёте деньги на войну – пусть она продолжается бесконечно!» Бросила им под ноги свой фартук и ушла. Как я тебя тогда ждала! А от тебя ни одной весточки! За три года…

– Ты же знаешь… Турки окружили нас в горах. Мы съели все ремни, ослепли от солнца и блеска снегов…

– А после революции, когда мы перебрались в Розенхайм к моим родителям и нам дали землю…

– Да… Мы так радовались!

– Недолго радовались! Тебя опять забрали в армию. Я осталась уже с четырьмя детьми. День и ночь молилась, чтобы ты вернулся.

– И бог услышал твои молитвы… Особенно в ту ночь под Варшавой, когда за нами гнались поляки…

– Потом двадцать первый год, когда умерли мать, потом отец… Не успели опомниться, уже тридцать третий, еле-еле продали дом за полмешка пшена и бежали куда глаза глядят. Голод, голод и голод. Вот третий год только не голодаем. Я старею, ты болеешь, кто поднимет Лизу с Марией? Фёдор отрезанный ломоть, у него своя семья. Одна надежда была на Александра! А он – опять учиться!

– Сестрёнок не брошу. Буду учиться и работать, – сказал я.

– Много ты наработаешь, учась!

– Такого шанса больше не представится. Жить в Саратове в бесплатном общежитии… Получать стипендию… Я бы всю стипендию отдавал вам…

– Тебе бы самому на неё прожить!

Лиза с Марией доели свой суп, чисто вымакали хлебным мякишем тарелки, а взрослым было не до еды, остывавшей перед ними.

– Ты что молчишь, Эдуард? – обратилась мать к отцу. – Скажи своё мнение.