Зершторен

Порой я вскакиваю с кровати и взбешённый иду к этой растреклятой белой херне, потому что мне отчётливо кажется, что в общем шуме моторного гоготания появились тренькающие нотки стекла. Я сильным, озверевшим рывком распахиваю дверцу – зажигается свет. Опухшими глазами шарю по полкам с едой в поисках этой ублюдочной банки, которая бьётся о другую такую же ублюдочную стеклянную тару и гремит. Но заспанным взглядом я ни черта не нахожу и с грохотом захлопываю морозильный белый ящик. С грохотом! Так, что все его внутренности: пластиковые полочки и футляры для яиц, сами яйца, бутылки с не знаю чем, остальная упакованная-переупакованная снедь – всё это жалобно взвизгивает и гремит, долбится о стенки и другие предметы внутри. Мне хочется, чтоб там что-нибудь вдребезги разбилось. Я хочу, я надеюсь, что эта стекляшка, трущаяся о другую такую же стекляшку в приступе блядской похоти, сместится куда-нибудь в сторону от моего удара дверцей, и этот ужасный, нервирующий дребезг перестанет насиловать мои нервы, уши, меня в целом и даст мне поспать.

Я снова ложусь. Нет. Я злобно рушусь на постель, взметая вверх столпы невидимой пыли и крошек. От злости мне хочется в мясо разорвать и кровать.

Сердце всё не уймётся. Пульс не снижается. И я всё слышу и слышу этот паскудный звук. Это жужжание. Меня трясёт. Мои веки дёргаются, как и верх переносицы. От психа щекочет запястья и ляжки. Мышцы, мои руки и ноги хотят что-нибудь разбить, разорвать, раскромсать, растоптать, уничтожить, сплющить, причинить чему-нибудь невыносимые страдания и колющую, давящую боль в отместку тех мук, что сейчас испытываю я, в который раз прослушивая эту душераздирающую и мозгисъёживающую чертовщину из фреонных недр морозильного гроба. И всё же как-то мне удаётся уснуть. Как и все остальные ночи, когда мне не спится и когда я развлекаю себя тем, что придумываю различные способы расквитаться с той пыточной машиной, которая в обилие морозит бройлерные трупы и мёртвые куриные яйцеклетки для моих обедов и ужинов…