Горят Костры

– Твоя агрессия опасна для окружающих. – сухо произнес Вилем.

– Наша мама скончалась, а ты просто стоишь и… Ты бесчувственный кусок говна, Вилем!

– Знаешь, мне надоело выслушать твою чернь из уст и смотреть на вечно недовольно лицо, – рыкнул Вилем. – Я ухожу.

– Катись, полудурок. Если я вновь увижу тебя в нашем доме, то дам в рыло.

– Не увидишь, я больше не приду. – добавил напоследок Вилем и удалился.

– Я сообщу в церковь о случившемся. – коротко ответил Арност.

Томаш слегка оклемался и нагнулся к своей сестре, она спрятала лицо и тихонько сопела, обхватив руками колени.

– Почему ты его выгнал? – всхлипнула она.

– Не переживай, мы справимся, я смогу нас прокормить.

– Сначала папа, теперь мама, а Вилем ушел от нас. Наша семья разваливается.

– Все будет хорошо, поверь. Он одумается и вернется, он всегда возвращался, а до тех пор я буду всегда рядом. Мы все выдержим, слышишь, сестренка?

Томаш взял Зофи за руку и сжал ее покрепче.

***

В одну из светлых ночей поздней весны Ива и Арност прогуливались по улочкам Исанберга. Ива толкала друга в бок и во все горло хохотала так, что слезы наворачивались. Она все пыталась вставить хоть слово, но этот смех, чтоб его, не позволял даже сделать вдох!

– Ой не могу! – наконец выпрыснула она. – Только вспоминаю – умираю со смеху! Какое у тебя тогда лицо было глупое. Иногда мне кажется, что с тех пор оно у тебя всегда такое.

– Тебе лишь бы дерзнуть. Смейся-смейся, но потом подрастешь – поймешь все. – отвечал покрасневший от зазора Арност.

– Ой-ой! Как мы заговорили! «Подрастешь – поймешь», ой не могу! Тоже мне, взрослый! Да ты еще неделю назад в речке с уткой пытался разговаривать.

– Они понимают меня!

Ива рассмеялась с новой силой, она уже не смогла идти – встала посреди дороги и развела руками в стороны, затем сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

– Давно я так не…

Внимание девушки привлекли огни жаровен и факелов с рыночной площади. Люди кружились в хороводах, смеялись, радовались, свистели и напевали частушки, пыль под сапогами не успевала оседать – вновь круто вздымалась до подолов и голенищ сапог.

На высоких табуретах отплясывали скоморохи, дудели в дудочки и жонглировали короткими горящими факелами, а кто-то даже крутился колесом.

– Я совсем забыла! – вспыхнула от радости Ива. – Забыла же! А ты и не напомнил!

– О чем? – Арност задумчиво глянул на празднество, его особо не впечатляли подобные зрелища, лишь ввергали в скуку и бесконечные размышления о ценности потраченного времени.

Но юноша недовольно цокнул языком, когда увидел расплывшуюся до глазных морщин улыбку подруги. Он уже предвкушал, что из ее энергичных уст вырвется нечто вроде: «пойдем плясать, веселиться! Забудь ты о том, что тебе пора возвращаться к наставнику – всего разок потанцуем, ничего ведь страшного!». А он бы ей ответил: «Нет-нет, прошу! Мне больше нельзя перечить Иржи, ему все это очень не понравится!».

И вот Ива только собралась открыть рот, как Арност ловко перебил ее и кратко отрезал:

– Нет.

– Да, понимаю, – действительно понимающе кивнула девушка и подмигнула. – Тебе нельзя подводить наставника Иржи, я помню. Ничего страшного, в другой раз повеселимся.

Арност обомлел от услышанного, раньше Ива никогда так просто не сдавалась, неужели что-то изменилось? Должно быть, Арност ошибся, девочка давно переросла его самого.

– А знаешь… – тяжко вздохнул Арност. – Сейчас ведь еще не так поздно, а Иржи наверняка уже дрыхнет без задних мыслей. Полчаса отдохнем у костра – никому не навредит. Тем более, я всю неделю пытался соблюдать обещание серьезнее относиться к своим обязанностям.

– Ха, – победоносно фыркнула Ива. – Тебе ведь нужно было, чтобы я тебя поуговаривала, чтобы ты построил из себя недотрогу. А тут такое разочарование.

Арност лишь усмехнулся, схватил подругу за теплую руку и повел поскорее на ярмарку. Они потеряли счет времени, пока расхаживали меж рядов с вкуснейшей едой, окутанной теплым паром: яблоки в карамели, жаренные утки и курицы, подвешенные бедра овец и коров, свежие ягоды и травы, сыры, привезенные из дальних королевств. Затем их увлекли целые коридоры рядов с игровыми лавками: метание ножей в цель, бег через препятствия, прыжки через костер, метание шариков с водой в вертлявых скоморохов в забавных шапочках с бубенцами.

Вдоволь наигравшись и наевшись, друзья сели поодаль от торговых рядов, пригрелись у костра с другими подуставшими от плясок горожанами. Арност признал вокруг много знакомых лиц: тут и священник Ян со своими детьми и женой, тут и отставные солдаты Джон и Мартин, некогда служившие в Верхнем замке, тут и Томаш со своей сестрой Зофи, тут и совсем еще зеленые ребятишки, коих уже вот-вот да склонит на свою сторону сон. В Исанберге у костра сидела как знать, так и простые крестьяне, притом общий язык найти удавалось весьма легко.

– Альберт, а помнится мне лет пять назад твой сынишка ходил ко мне на задний двор и все с огорода морковь вырывал, обгрызал и бросал зеленые стебли на грядки. А когда его с поличным поймали, буквально с рыжими усиками, то он до последнего отнекивался и все на Дружка скидывал. – старик Бохдан по-приятельски закудахтал, глядя на рядом сидящего Георга с уже подросшим сыном Альбертом, а левой рукой уверенно, сжимая каждый палец, почесывал мохнатую дворняжку, виляющую облезлым хвостом.

– Неча-неча, мы с женой тебе возместили весь ущерб целой корзиной моркови, причем отборной, двое крупнее твоей дряблой. – расхохотался полноватый Георг, прикусив ноготь на большем пальце.

Георг смачно сплюнул, облизнулся и облокотился на спинку деревянной скамьи.

– Да я же не в обиде был, да вот только от дара такого просто так отказываться неприлично как-то. – ответил старик Бохдан и потянулся, зевая.

На лица сгрудившимся вокруг большого костра падал успокаивающий рыжеватый свет. Потрескивали угли и бревна, как толстый лед на реке в раннюю весну (как-то раз Арност с Ивой прыгали поверх застывшего русла до тех пор, пока этот пугающий до боли в груди треск не отпечатался в памяти навечно). В пурпурно-черное небо поднимался прямой столб дыма, из которого вылетали и гасли красные искорки.

Арност приобнял задремавшую в убаюкивающей обстановке Иву, чьи светло-русые волосы приобретали какой-то новый, по волшебному бронзовый оттенок. Ученик врача изучающе разглядывал лица собравшихся, все старался разгадать, что у них на уме. Эту забаву Арност любил пуще любой другой, но в какой-то момент в глазах потемнело, даже костер потух, будто от сильного северного ветра, и луна потонула в плотном океане космоса, беззвездного и холодного.

Встряхнув головой, юноша огляделся, горожане по-прежнему сидели вокруг, пили, разговаривали и просто отдыхали, но их лица исказила темнота! Арносту показалось, что вместо привычных черт головы людей обрели иные – черты мертвецов. Глаза выпали из глазниц, кожа побледнела, начала гнить и чернеть, зарабатывая все новые и новые гнойники, зубы выпали, волосы сдуло ветром. Арноста окружали ничего не подозревающие мертвецы, которые будто не замечали никакого уродства, не замечали торчащих костей черепа своих соседей и собеседников.

Глава III

«Пусть бог не вмешивается».

Гораций Флакк Квинт

28 ноября, 1351 год

Руки покрылись мозолями, сажей и порезами. Арност не помнил, откуда они взялись, словно они были на них всегда. Арност не помнил чистого неба, не помнил зеленых полей. Лекарь смотрел на все еще пыхтящие дымом и смрадом сожженья кострища, сидя на коленях по локоть в копоти и грязи, смешанной с кровью и дождевой водой после только что начавшегося дождя.

Из бесконечного единого полотна туч лило, как из ведра – в самом буквальном смысле этого выражения. Литры воды разбивались о землю с наслаивающимся стуком, будто молоты целой армии, павшей в неравном бою, оглушительно бились о деревянные щиты. Арност ничего не слышал, даже гула ветра – лишь пульс непогоды.

На пригорке поодаль от наваленных побелевших углей показался остов всадника. Арност присмотрелся, но разглядеть деталей не сумел. Вода заливала глаза, сложно было разомкнуть веки шире прищура. Но всадник казался необычным.

Ударила молния. Небо поразило яркой мимолетной вспышкой, кривыми узорами, разошедшимися с севера на юг, ускользнув куда-то за горизонт. Лекарь стал считать. Раз, два, три…

Прогремел гром такой силы, что сердце в груди замерло на целые секунды, а птицы в ужасе покинули укромные места средь ветвей густого леса неподалеку.

– Смерть, смерть, смерть. Мелодия усопших, о смерть, о дивная смерть.