Старые страницы

Старые страницы
Александр Валентинович Амфитеатров

Женское нестроение #3
«Лондонскiй конгрессъ для изысканiя м?ръ борьбы противъ торговли б?лыми невольницами торжественно провалился. Впрочемъ, даже и не торжественно. Онъ просто «не расцв?лъ и отцв?лъ въ утр? пасмурныхъ дней». Спрятался куда-то – въ самый петитный уголокъ газетъ – и измеръ въ немъ тихою смертью. Похоронили его по шестому разряду и почти безъ некрологовъ. Ковгрессъ оказался покойникомъ заурядъ, какихъ отпущено по дв?надцати на дюжину: ни въ чемъ ни въ дурномъ, ни въ хорошемъ не зам?ченъ; ни въ кампанiяхъ не участвовалъ, ни подъ судомъ и сл?дствiемъ не состоялъ; ни орденскими знаками отличаемъ не былъ, ни выговоровъ и взысканiй по служб? не получалъ. Просто – потоптался на земл?, покоптилъ небо и исчезъ. И такъ незам?тно исчезъ, что даже и сл?довъ по себ? не оставилъ…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

Александр Валентинович Амфитеатров

Старыя страницы

I. Посл? лондонскаго конгресса

Лондонскiй конгрессъ для изысканiя м?ръ борьбы противъ торговли б?лыми невольницами торжественно провалился. Впрочемъ, даже и не торжественно. Онъ просто «не расцв?лъ и отцв?лъ въ утр? пасмурныхъ дней». Спрятался куда-то – въ самый петитный уголокъ газетъ – и измеръ въ немъ тихою смертью. Похоронили его по шестому разряду и почти безъ некрологовъ. Ковгрессъ оказался покойникомъ заурядъ, какихъ отпущено по дв?надцати на дюжину: ни въ чемъ ни въ дурномъ, ни въ хорошемъ не зам?ченъ; ни въ кампанiяхъ не участвовалъ, ни подъ судомъ и сл?дствiемъ не состоялъ; ни орденскими знаками отличаемъ не былъ, ни выговоровъ и взысканiй по служб? не получалъ. Просто – потоптался на земл?, покоптилъ небо и исчезъ. И такъ незам?тно исчезъ, что даже и сл?довъ по себ? не оставилъ. И, когда челов?чество, устами газетъ, спохватилось:

– Позвольте! куда же, однако, д?вался конгрессъ?

Многiе, съ изумленiемъ, широко открывали глаза и возражали:

– A разв? былъ конгрессъ?

A между т?мъ отъ конгресса многаго ждали, и, по иде?, онъ стоилъ, чтобы ждали. Н?тъ государства сколько-нибудь культурнаго, н?тъ христiанской страны, гд? вопросъ о продаж? женщинъ съ ц?лями разврата не стоялъ бы на очереди, какъ потребность насущно необходимая, какъ язва общественнаго строя, вопiющая о немедленномъ излеченiи. И н?тъ государства, н?тъ христiанской страны, гд? бы хоть кто-нибудь, кром? завзятыхъ идеалистовъ, сентиментальныхъ Эрастовъ Чертополоховыхъ, аркадскихъ пастушковъ соцiологiи, искренно в?рилъ въ возможность подобнаго излеченiя. Борьба съ проституцiей – одно изъ т?хъ хорошихъ словъ, которыя надо время отъ времени провозглашать во всеуслышанiе, дабы не «засохла нива жизни», но отъ которыхъ – по пословиц? русской – «не станется». Этимъ знаменемъ, красиво в?ющимъ по в?тру, много и часто машутъ, призывая къ бою, но никто почти за нимъ не идетъ въ бой, и никто не бываетъ за него убитъ, ни даже раненъ. Если просл?дить исторiю общественныхъ м?ръ противъ пороковъ и б?дствiй, мы – опять-таки всегда и повсем?стно – увидимъ, что м?ры противъ проституцiи, изъ вс?хъ другихъ, самыя неув?ренныя, изм?нчивыя, кодеблющiяся, неудачныя. Это м?ры одинаково безплодныя и въ крайней суровости, и въ снисходителыюмъ попущенiи. Гд? существуетъ посл?днее, съ нев?роятною быстротою развивается проституцiя открытая; гд? прим?няется первая, съ еще вящшею быстротою растутъ проституцiя тайная и домашнiй развратъ. Проституцiя – насл?дiе первороднаго гр?ха, неразрывнаго съ самою природою челов?ческою. Борьба съ проституцiей – христiанскiй зав?тъ, – почти исключительно христiанскiй, что и понятно. Лишь общества, признающiя половое чувство гр?ховнымъ и губительнымъ для челов?чества, полагающiя борьбу съ гр?хомъ этимъ необходимою опорою нравственности, a возможность полной поб?ды надъ нимъ ставящiя краеугольнымъ камнемъ своихъ религiозныхъ упованiй, – лишь такiя общества могли исторически пресл?довать и, д?йствительно, пресл?довали проституцiю. Общества, не озаренныя св?томъ возвышенныхъ духовныхъ началъ, съ нею мирились, ей даже покровительствовали, а, въ лучшемъ исход?, если и искореняли ее въ своей сред?, то – путемъ компромисса, врядъ-ли бол?е нравственнаго, ч?мъ самая проституцiя: чрезъ дозволенное и узаконенное многоженство или наложничество. Ч?мъ бол?е влад?етъ обществомъ религiя т?ла, т?мъ больше власти и мощи им?етъ надъ т?ми обществомъ и в?комъ проституцiя. Ч?мъ сильн?е развивается въ немъ религiя духа, т?мъ меньше терпимости къ проституцiи, т?мъ ярче ей противод?йствiе. То общество, которое, д?йствительно, поб?дитъ первородный гр?хъ, – конечно, освободится и отъ проституцiи. Мыслимо ли такое общество, поб?ждающее царство вавилонской блудницы и зв?ря не только въ мечтателыюмъ идеал? возвышенныхъ и вдохновенныхъ умовъ, но и въ житейской наглядности? Не знаю. Въ прошломъ его не было, н?тъ его и сейчасъ.

Провозгласивъ ц?ломудрiе высшимъ нравственнымъ идеаломъ, христiанство воюетъ съ проституцiей девятнадцать в?ковъ, но все еще далеко до поб?ды. Бол?е того: ч?мъ дольше и упорн?е война, т?мъ она становится сомнительн?е и даже порою представляется безнадежною. Ч?мъ чаще и громче заявляетъ о себ? потребность упразднить проституцiю, т?мъ ясн?е и нагл?е подчеркиваетъ эта посл?дняя свою полн?йшую неистребимость. Это – Лернейская гидра. Когда ей отрубаютъ одну голову, y нея немедленно вырастаютъ дв? новыя, гораздо опасн?йшiя прежней. Говорятъ, что одинъ въ пол? не воинъ. Между т?мъ, въ войн? противъ проституцiи, y современнаго общества – именно лишь одинъ, истинно могучiй мечъ: нравственный идеалъ, в?щаемый евангельскимъ словомъ. За проституцiю же подняты десятки оружiй, не только явныхъ, но и потаенныхъ, не см?ющихъ часто не только назвать себя, но даже подать голосъ о существованiи своемъ, и все же существующихъ и вредно д?йствующихъ; десятки пороковъ, низменныхъ и презр?нныхъ, но т?сно родственныхъ натур? челов?ческой, – т?мъ животнымъ проявленiямъ ея, что привились намъ вм?ст? съ ядомъ яблока Евы.

Итакъ, поб?дитъ проституцiю лишь то чистое, духовное христiанство, – если возможно оно, – которое окончательно сброситъ съ себя путы животнаго начала и утонетъ въ созерцанiи неизреченной красоты В?чнаго Идеала. Такое ликующее, св?тоносное, безгр?ховвое царство об?щано въ апокалипсическомъ Новомъ Іерусалим?. О немъ, какъ новомъ золотомъ в?к? на земл?, мечтали и молились тааъ называемые хилiасты. Но мечты и об?тованiя – загадки будущаго. Въ прошломъ же и въ настоящемъ чистыя евавгельскiя формы христiанства оказались достоянiемъ лишь весьма немногихъ избранныхъ, «могущихъ вм?стить», – настолько немногихъ, что къ общей масс? именующихъ себя христiанами они относятся, какъ единицы къ десяткамъ тысячъ. Масса – глядя по в?р?, по в?ку и по настроенiю эпохи – признаетъ единицы эти или святыми, или безумцами, и либо покловяется имъ, либо учиняетъ на нихъ гоненiя.

Христiавская теорiя и въ наши дви царствуетъ вадъ мiромъ. Но царство ея не автократическое, но конституцiонное. Она царствуетъ, но не управляетъ. Ей присягаютъ, ею клянутся, къ ней, какъ высшей справедливости, летитъ посл?дняя апелляцiя челов?ка, осужденнаго жизнью ва горе и гибель, – но живутъ, хотя ея именемъ, не по ея естественному закону, а по закону искусственному, выработанному компромиссами христiанскаго идеала съ гр?ховными запросами жизни. Какъ практическая религiя, христiанство – посл? первыхъ апостольскихъ дней своихъ – являлось въ многочисленныхъ по наименованiямъ, по всегда крайне т?сныхъ и немноголюдныхъ по количеству приверженцевъ, общинахъ, которыя, живя во зав?ту Христову, свято и ц?ломудренно, превращали весь бытъ свой какъ бы въ монастырь труда и нравственваго самоохраненiя. Въ такихъ обществахъ, посвященныхъ всец?ло «блюденiю себя», разум?ется, и проституцiя становилась невозможною. Но общины эти или были первобытными по самому происхожденiю своему, какъ, напр., первоначальаая церковь рыбарей-апостоловъ, или же, возникая протестомъ противъ современной имъ культуры, отрывали отъ нея и возвращали прозелитовъ своихъ къ первобытности, какъ, напр., д?лаютъ это наши толстовцы. Съ численнымъ ростомъ общины, съ расширенiемъ ея границъ, растутъ и ея потребности житейскiя, утягивая ее все дал?е и дал?е отъ того первобытнаго строя, которымъ обусловливалась въ ней чистота и практическая прим?нимость в?ры. Становятся неизб?жными компромиссы и уклоненiя отъ великой теорiи, – и мало-по-малу, въ молчаливомъ взаимосогласiи чуть не поголовнаго самообмана, практика жизни начинаетъ слагаться именно изъ уклоненiй этихъ и ум?нья узаконить ихъ, чрезъ искусное толкованiе нарушенной морали, къ своимъ выгодамъ и удобствамъ. Прививка государственности превращаетъ общую «религiю» въ м?стныя «в?роиспов?данiя»; ростъ вн?шней культуры разлагаетъ в?роиспов?дныя законодательства каждымъ шагомъ своимъ, настойчиво заставляя поступаться въ пользу свою суровотребовательный мiръ духовный, заслоняя св?точъ в?чнаго идеала временнымъ, но яркимъ «сiянiемъ вещества». Культъ т?ла, номинально уступая почтительное первенство культу духа; отт?сняетъ его фактически на заднiй планъ; въ маск? показного христiанства, жизнь совершаетъ попятную эволюцiю къ укладу языческому. A языческiй укладъ былъ не врагомъ, но другомъ и сыномъ первороднаго гр?ха; онъ не чуждался разврата, но строилъ ему храмы, воздвигалъ кумиры, апо?еозируя въ нихъ т?хъ именно проститутокъ, то именно женское продажное рабство, противъ коего выступилъ неудачный лондонскiй конгрессъ. «Над?лала синица славы, a моря не зажгла». Увы! Чистое д?ло требуетъ, чтобы за него брались чистыми руками. Не в?ку, который стр?ляетъ въ дикарей пулями «думъ-думъ», раскапываетъ могилы, чтобы осквернить прахъ мертваго врага, изобр?таетъ подводныя лодки, нав?рняка пускающiя ко дну любой броненосецъ съ тысячами людей на немъ, швыряетъ динамитныя бомбы и мечтаетъ объ изобр?тенiи бомбъ мiазматическихъ, способныхъ отравлять всякими заразами атмосферу чуть не ц?лаго государства, – не этому в?ку, такъ усердно причиняющему смерть и такъ боящемуся смерти, сражаться съ развратомъ – ея д?тищемъ, спутникомъ и сотрудникомъ.

Лондонскiй конгрессъ провалился потому, что, при всей симпатичности заявленныхъ имъ ц?лей, былъ втайн? плодомъ общественной неискренности. Можетъ ли нападать на проституцiю тотъ соцiальный строй, котораго она – прямой и необходимый результатъ? Конечно, н?тъ, – онъ можетъ лишь д?лать видъ, будто нападаетъ. A если н?тъ, можетъ ли онъ серьезно и уб?жденно стремиться къ уничтоженiю страшнаго рынка, на которомъ обращается этотъ грустный товаръ? Конечно, н?тъ, – онъ можетъ лишь д?лать видъ, будто стремится. Ему нуженъ этотъ товаръ, и онъ будетъ им?ть его; товару нуженъ рынокъ, и онъ – несмотря на все обилiе честныхъ и хорошихъ словъ противъ его существованiя – будетъ существовать. Быть можетъ, немножко облагообразится, временно над?нетъ вуаль, но – будетъ! Докол?? До т?хъ поръ, пока новая нравственная реформа не осв?житъ нашу культуру, начинающую принимать столь разительно схожiя формы съ культурой умершаго Рима – до т?хъ поръ, пока реформа эта не возвыситъ женщину надъ ея современнымъ соцiальнымъ уровнемъ, не укажетъ ея права на «душу живу», не дастъ ей въ обиход? нашемъ м?ста иного, т?мъ, – говоря языкомъ политико-экономическимъ, – «предметъ первой необходимости». Покуда женщина остается въ одномъ разряд? съ виномъ, хл?бомъ, солью, мясомъ, кофе, чаемъ и тому подобными вещественными потребностями челов?чества, – до т?хъ поръ и проституцiя, и рабскiе рынки проституцiи незыблемы. Ибо челов?къ – животное эгоистическое. Привыкнувъ пить кофе, онъ заботится о томъ, чтобы хорошъ былъ кофе, св?жъ и вкусенъ, a вовсе не о томъ, чтобы хозяева кофейныхъ плантацiй не совершали несправедливостей надъ своими рабочими и были бы люди высоконравственные. И – если y негодяя-булочника окажется хл?бъ лучшаго качества, ч?мъ y булочника богобоязненнаго и добропорядочнаго, посл?днiй, вопреки вс?мъ своимъ хорошимъ достоинствамъ, можетъ закрывать лавочку: онъ банкротъ.

– Но в?дь это же парадоксы! – возразитъ мн? читатель-оптимистъ, – софизмы Богъ знаетъ какой давности… Женщiна – вещь, женщина – кусокъ мяса, о которой вы говорите, осталась далеко за нами – во мрак? теремовъ, гаремовъ, гинекеевъ. Мы возвысили семейное положенiе женщины. Мы создали вопросъ о женскомъ труд?, выдвинули впередъ стремленiе къ женской равноправности…

Возвысили семейное положенiе женщины? Но она до сихъ поръ жена мужа своего фактически – лишь до т?хъ поръ, пока онъ того хочетъ, и мать – воспитательница д?тей своихъ – опять-таки, покуда только супругу угодно. Вы им?ете право любить, разлюбить, разстаться съ женою, наградивъ ее отд?льнымъ паспортомъ и т?мъ или другимъ денежыымъ содержанiемъ, можете оставить y нея д?тей, отнять ихъ, можете вытребовать ее къ себ? по этапу, – она безсильна отв?тить вамъ подобною же м?рою; она не властна даже въ личномъ обязательственномъ и имущественномъ своемъ прав?, и, чтобы вексель жены хоть что-нибудь стоилъ, его долженъ украшать супружескiй бланкъ. Это – разъ. A зат?мъ: чего стоитъ это мнимое возвышенiе женщины въ семь?, при общественномъ курс?, д?лающемъ, съ каждымъ годомъ, все бол?е и бол?е затруднительнымъ возникновенiе, поддержку и правильное существованiе семьи? Мы слышимъ всеобщiй вопль: «жить неч?мъ»! Видимъ, какъ недостатокъ средствъ разлагаетъ семью за семьею, какъ быстро растетъ въ брачной статистик? процентъ старыхъ д?въ, не нашедшихъ себ? жениховъ, и холостяковъ, уклоняющихся отъ брака, по осторожному принщгау – «одна голова не б?дна, a ж б?дна, такъ одна»! Ц?лыя тысячи браковъ, отказавшихся отъ д?торожденiя или практикующихъ пресловутую Zweikindersystem. Тысяча матерей, заливающвхся слезами при появленiи «лишней и не входившей въ разсчетъ» беременности, предпочитающихъ перспектив? въ мукахъ родовъ и въ недостатк? и нужд? ростить чадо – абортивныя услуги разныхъ секретныхъ акушерокъ и шарлатановъ-докторишекъ… Въ обществ?, гд? женщина вынуждена отказаться отъ д?торожденiя, гд? правительства тщетно изобр?таютъ м?ры, чтобы воспитательные дома, предназначенные для незаконнорожденныхъ, не заваливались д?тьми законнорожденными, – не хвалитесь семейнымъ возвышенiемъ женщины.

Вы лишили своихъ женъ материнскаго ихъ предназначенiя, a если жена – не мать, то она – по условiямъ мужевладычнаго строя – только либо предметъ вашего удовольствiя, либо служанка, трудящаяся на васъ по домашней части. Вы не бьете ее, какъ били ваши предки, – да в?дь и язычникъ-римлянинъ жены своей не билъ и обращался съ нею изысканно в?жливо, въ то же время не считая, однако, ее за полнаго челов?ка. Быть можетъ, она даже властвуетъ надъ вами, но властвуетъ не силою нравственнаго права «матери семейства», а по тому же закону, по которому васъ подчиняетъ себ? излюбленная прихоть, пришедшаяся по вкусу игрушка. Въ обществахъ, гд? семейныя права женщины стоятъ высоко, былъ бы немыслимъ тотъ настойчивый вопль о свобод? развода, что гуломъ идегь по вс?мъ государствамъ Европы и громче всего едва-ли не y насъ въ Россiи, то тягот?нiе къ гражданскому браку, что зам?чается положительно во вс?хъ слояхъ, слагающихъ современную жизнь. Мужчины исписали сотни томовъ въ улику женъ, бросающихъ мужей своихъ, какъ перчатки, женъ – безсердечныхъ разорительницъ, кокотокъ семейнаго очага. Есть такiя, множество ихъ, и правильно ихъ описываютъ. Но, правильно описывая, забываютъ ту истину, что не растетъ пшеница на незас?янномъ пол?… Мы выт?снили изъ обихода нашего жену-мать, – такъ нечего и плакаться, что семейныя поля покрываются волчцами и тернiями, пламя домашняго очага гаснетъ, и, во мрак? и холод? безд?тныхъ и малод?тныхъ супружествъ, б?снуется отъ безд?лья жена-кокотка, которая не заправская кокотка потому только, что – подходящаго случая покуда не выпало. A выпадетъ случай, – и станетъ, ничто же сумняшеся и никого не жал?я.

Мы создали вопросъ о женскомъ труд? и женской равноправности? Но опять – не условная ли это ложь? Не вопросъ ли это, поставленный въ пространств?, даже безъ особыхъ старанiй объ отв?т?? Увы! Если бы им?лся хоть намекъ на посл?днiй, исчезла бы сама собою и добрая половина вопроса о проституцiи. Не думайте, что я стану говорить жалкiя слова и рисовать избитыя сентиментальныя картины, какъ б?дная, но честная д?вушка тщетно искала работы, чуть не умерла съ голоду, чуть не утопилась отъ безработицы и желанiя остаться б?дною, но честною, и какъ, все-таки, жажда жизни взяла свое и бросила ее въ гнусное лоно порока. Все это бываетъ, все это очень жалостно, но д?ло-то не въ томъ. Это – исключенiя, это – аристократiя падшихъ, это – орнаментъ порока, а суть-то – въ общей ихъ масс? и заманчивомъ общемъ правил?, ею властно руководящемъ. Властность же и заманчивость этого правила заключаются въ томъ, что въ нашемъ высококультурномъ обществ? ни одинъ изъ видовъ честнаго труда, доступныхъ женщин?, не даетъ такого щедраго, быстраго и легкаго заработка, какъ зл?йшiй врагъ женскаго труда – развратъ. Награждая женщину самостоятельнымъ трудомъ, мы говоримъ ей чрезвычайно много красивыхъ словъ о сладости честно заработаннаго куска, зат?мъ любезно предлагаемъ:

– И вотъ вамъ, душенька, прелестная каторга: за 15 рублей въ м?сяцъ вы будете работать ровно 15 часовъ въ сутки… Сколько счастья!

Всюду, пока, женскiй трудъ – отбросъ мужского, черная, кропотливая и мучительно скучная работа, которой мы, мужчины, не беремъ по л?ни, высоком?рiю и потому, что есть возможность свалить ее на женскiя плечи, за гроши, какiе мужчин? получать «даже непристойно». Это – везд?: въ банкахъ, въ папиросныхъ мастерскихъ, въ библiотекахъ, въ магазинахъ, на фабрикахъ, иа телеграф?, на полевой уборк? – всюду, отъ малаго до большого, гд? трудъ мужской м?шается съ трудомъ женскимъ.

Требуется съ женщины много, платится мало. Диво ли, что соблазнъ бол?е сладкой и сытой жизни отбиваетъ ее отъ труда и бросаетъ въ разрядъ «продажной красы»? О предпочтенiи перваго второй можно говорить справедливыя и хорошiя слова съ утра до ночи. Ho y справедливыхъ и хорошихъ словъ есть одинъ огромный недостатокъ: какъ голосъ долга, они вс? требуютъ отъ челов?ка подвижничества во имя идеи. Подвижничество же массамъ не свойственно, но лишь единицамъ изъ массъ. Очень хорошо быть Виргинiей, но, если бы Виргинiи встр?чались по дв?надцати на дюжину, ихъ не заносили бы на скрижали исторiи, какъ поучительную р?дкость. И – когда д?вочк? л?тъ 17–18 предоставляется выборъ между пятнадцатичасовою ежесуточною каторгою и паденiемъ, она обычно предпочитаетъ гр?хъ и сытую жизнь честному труду на житейской каторг?. Одной Виргинiей въ спискахъ житейскихъ становится меньше, одной Катюшей Масловой – больше. Эти б?дныя Катюши Масловы гибнутъ, какъ мотыльки на св?ч? – сотнями, тысячами, тупо принимая свою гибель, какъ н?что роковое, неотм?нное. Чтобы мотылекъ не лет?лъ на св?чу, надо поставить между нимъ и ею надежный экранъ… Такой экранъ, говорятъ намъ, есть женскiй трудъ, полноправный съ трудомъ мужчины. Прекрасно. Но сд?лайте же трудъ этотъ и равноц?ннымъ труду мужчины, потому что иначе – экранъ дырявый, не заслоняетъ св?чи. Если выхотите, чтобы женскiй трудъ парализовалъ проституцiю, сд?лайте его хоть сколько-нибудь способнымъ не теряться въ сос?дств? съ нею своимъ безсильнымъ заработкомъ въ совершенн?йшiй мизеръ; a жизнь честной работницы сд?лайте сыт?е и, сл?довательно, завидн?е мишурной обстановки – «убогой роскоши наряда», достающейся въ уд?лъ продажнымъ женщинамъ. Если общество въ состоянiи достигнуть такого блага, проституцiя погибнетъ сама собою; если н?тъ, – то благожелательные и краснор?чивые конгрессы противъ нея – не бол?е, какъ то самое бросанiе камешковъ въ воду, при коемъ Кузьма Прутковъ рекомендовалъ наблюдать круги, ими образуемые, «ибо иначе иной, пожалу, назоветъ такое занятiе пустою забавою»!

    1899.

II. «Аглицкiй милордъ»

По вс?мъ газетамъ прокатилась скандальнымъ громомъ, такъ называемая, бекетовская исторiя. Власть имущiй казанскiй земецъ, челов?къ изъ хорошей дворянской фамилiи, богатый, образованный, обольстилъ б?дную д?вушку, сельскую учительницу, состоявшую подъ его началомъ. Когда ут?хи любви привели жертву казанскаго Донъ-Жуана къ интересному положенiю, онъ же, Донъ-Жуанъ этотъ, уволилъ ее отъ должности – за развратное поведенiе. Опозореняая и выброшенная на улицу, д?вушка сд?лала обольстителю своему колоссальныйскандалъ, обратясь съ жалобою въ земское собранiе, при чемъ разъяснила грязную исторiю во вс?хъ подробностяхъ, не пожал?въ ни «его», ни себя. Получилась весьма отвратительная картина нравственнаго насилiя, начальственнаго понудительства на развратъ и какой-то озв?р?лой, безсмысленной жестокости, см?нившей «любовь» посл? того, какъ вождел?нiя были удовлетворены, страсти остыли, наступили пресыщенiе и з?вота. Земцы были справедливо возмущены, и лишь одинъ въ сонм? ихъ остался спокоенъ и даже, можно сказать, величавъ до чрезвычайности – самъ герой сквернаго д?ла. Съ надменнымъ хладнокровiемъ англiйскаго или, – какъ въ старину говорилось и какъ на «французско-нижегородскомъ» язык? оно лучше выходитъ, – «аглицкаго» милорда, съ краснор?чiемъ и апломбомъ, достойными лучшаго прим?ненiя, онъ «им?лъ честь заявить почтенному собранiю», что связи своей съ учительницею не отрицаетъ, но это – его, аглицкаго милорда, частное д?ло, a не вопросъ общественный и, сл?довательно, обсужденiю почтеннаго собранiя поступокъ его подлежать не можетъ и ве долженъ. Но, сладострастничая en homme prive, онъ считаетъ долгомъ своимъ блюсти ц?ломудрiе въ качеств? д?ятеля общественнаго, – и вотъ почему не только почелъ себя обязаннымъ уволить свою жертву отъ должности, но и вм?няетъ увольненiе это себ? не въ гр?хъ, a въ заслугу. Онъ обязанъ удалять отъ обучающихся во вв?ренныхъ его надзору школахъ д?тей вредные и дурные прим?ры, а, конечно, никто не скажетъ, чтобы беременная д?вушка, въ качеств? наставницы, была для отрочества прим?ромъ поучительнымъ. Словомъ: