Княжна

Улыбка Антипа стала еще резче. С тою же насмешкою в злорадных глазах стоял он перед князем.

– Здравствуйте, Антип Ильич, здравствуйте, – приветствовал его Радунский, – приятно вас видеть… Сколько лет, сколько зим. Нагулялся, старый черт?

– Нагулялся, – коротко возразил Антип и не прибавил «ваше сиятельство».

– А уходил куда?

– К Богу ближе захотелось.

– От нас, стало быть, к Нему далеко? Усмехнулся Антип.

– Да не близко, – рукою не достать.

– Скажи пожалуйста! А ведь я, по глупости, думал и в катехизисе, помню, учил, что Он вездесущ и, следовательно, до Него от всех мест – одинаково?

Зорко посмотрел на него Антип.

– Напрасно думали. Бог на воле живет. В крепости Бога не бывает.

– Люди-то, по-твоему, выходит, пред Ним не все равны?

– Так – люди ж… а которые в крепости – разве люди? и который крепостью владеет – разве человек?

– Кто же?

Не выдержал Антип прямого стального взгляда, насмешкою налитого, отвернулся, под нос себе проворчал:

– Что мне вас учить? Имеете возраст и ума довольно. Сами знаете.

Долго молчал князь, рассматривая бегуна с любопытством, как невиданное чудовище.

– Вот ты какой философ стал… Умудрился, любезный, поздравляю, просветлел.

– Мир видел, – гордо сказал Антип. – Между людей тереться – ума наберешься.

– Хорошо, если так, – с большою насмешкою похвалил князь, – а слыхал ты, старик, что меня соседи ныне стали Чертушкою на Унже звать? Как же! Нашелся какой-то остроумец – метко потрафил.

Промолчал Антип.

– Или вы, Антип Ильич, настолько великодушны, что Чертушки во мне не усматриваете?

Промолчал Антип.

– То-то! – говорит князь. – Обмишулился ты, Антип Ильич. Охота тебе была от меня куца-то там к Богу бегать, юли от Бога ты все равно назад, ко мне, к Чертушке, пришел? Тебе бы лучше наоборот.

– Ничего, – отвечает Антип, – жизнь свою определить и прикончить где-нибудь надо. В рай не пускают, – так в аду.

Тут уже князь немного осекся. Хватило его по лбу. Задергал было усами, Муфтель уже вперед подался, ожидая: вот-вот пальцем кивнет, чтобы вели бегуна на конюшню… Да взглянул князь на Антипа, сколь тот бесстрашен и гневен стоит перед ним и прямо, и гордо в мрачные очи ему глядит, – и заулыбался.

– Резон, – говорит. – Ну, старик, не знаю, набрался ли ты в бегах ума, но дерзить выучился. Только напрасно, дед: дудки! Не выпорю.

Покоробило Антипа.

– Ваша воля, – сказал он будто бы и равнодушно, но глаза, как свечи, зажглись.

– Да. Не выпорю. Потому что очень уж ты напрашиваешься. А я вот и не трону. Что тебя истязать? Ишь как ты приготовился! Тебя пороть теперь – одно тебе самодовольство. Я такого человека никогда пальцем не коснусь.

– Ваша воля.

– Именно, душа моя, что моя. Тебе вот мучеником быть хочется, а я тебе вместо мученичества – шиш! Розог и плетей больнее… Так-то, старик! Злись не злись, дерзи не дерзи, хоть родителей моих не добром помяни, – не выпорю. Только смеяться буду, как тебя от злости корежит.

Почернел Антип.

– Умеете надругаться над человеком. Что и говорить! Понравилась новая забава князю, что у него в крепости объявился такой свой философ, – мысли вольные в голове имеет, а силенки оправдать их нет. Повадился призывать Антипа каждый день пред свои ясные очи и истязать словами. Совсем шута из старика сделал. И чем тот больше волнуется, тем князь, как бес, холодный.

– Ходил ты к Богу, Антип, а ведь Бог-то тебя не принял.

– Ну и не принял. Вам-то что?

– Не принял, не принял… Смирения в тебе ни капли нет. Ни спокойствия, ни смирения нет.

– Ему чистые духом нужны, а не такие, как мы с вами.

– А-а! Полюби нас черненькими, беленькими нас всякий полюбит…

– И вы покаетесь, да – поздно.

– Лучше поздно, чем никогда. А вот неудачно покаяться, как ты… это, должно быть, неприятно.

Участливым прикинется:

– С чего ты бежал-то, в самом деле? По Матвею заскучал?

– Так точно, – рубит Антип.

– Вот скажи, если знаешь: с какого лиха он стал черту баран? Сколько лет вспоминаю его: не могу понять. Кажется, не был от меня ничем обижен.

Много злобы было в потупленных глазах Антипа, когда он глухо бормотал свой ответ:

– Ничего мы не знаем, и кто может знать? Знает Царь Небесный… Чужая душа – потемки… Карает нас Господь за беззакония наши в чадах наших даже до седьмого колена.

Хохочет князь.

– А, что правда, то правда, Антип. Беззаконник ты. Кого хочешь по уезду спроси, всякий тебе скажет: бывали у князя подлецы-приказчики, а все не такие, как Антип Ильич…

– Для вас же совесть грязнил и славу свою в людях портил…

– Те-те-те! С больной головы на здоровую. На меня своих грехов не перекладывай. Ты не мой слуга, покойного папеньки. При немопричничал. Зверь.