О девице-торс и господах Кувшинниковых

Наливай стаканъ вина!..

Кувшинниковы и Тряпичкины какъ бы вывертываютъ на изнанку Раскольникова. Тотъ въ Сон? Мармеладовой «убогую» нашелъ, чтобы въ лиц? ея поклониться въ ноги страданiю челов?ческому. Эти «нарядныхъ» изыскиваютъ, чтобы тоже въ ноги поклониться – только не горькому страданiю невольнаго порока, a блистательн?йшему торжеству вполн? вольнаго и въ апо?еозъ возведеннаго полового восторга.

Зах-хочу полюблю,
Зах-хочу разлюблю…
Жизнь на радость намъ дана…
Наливай стаканъ вина!..

Глупы мысли, глупы слова, глупа музыка, глупа вычурная манера исполненiя, но въ глупости-то и сила – въ не требующей разсужденiя, чувственной животности, отъ которой Кувшинниковы свир?по озлобляются плотью, a Тряпичкины съ умильностью констатируютъ:

– Очаровательница была прив?тствована долго несмолкавшимъ, безприм?рно единодушнымъ ржанiемъ. Мы слышали, что одинъ изъ нашихъ финансистовъ…

Интимныя и даже альковныя подробности о развеселой жлзни «нашихъ финансистовъ» и сильно д?йствующахъ торсовъ составляютъ нын? весьма существенную часть въ программахъ тряпичкино-кувшинниковской прессы. На столбцахъ ея вы можете найти все: гд?, когда, какая кума съ кумомъ сид?ла; почему петербуржецъ А. поднесъ колье не д?виц?-торсъ Б.? но д?виц?-фуроръ В., a д?вица-скандалъ Г. должна была удовольствоваться браслетомъ отъ нефтяника Д. – и такъ дал?е, до истощенiя вс?хъ буквъ алфавита, посл? чего, пожалуй, можно начать сызнова.

Въ исторiи россiйскаго кафешантана – три перiода.

1) Патрiархальныя времена с?дой древности. Публика именовала кафешантанъ выразительнымъ прозвищемъ «шатокабака», a самъ онъ, съ трогательнымъ гражданскимъ мужествомъ, признавалъ себя усовершенствованнымъ «веселымъ домомъ» («для образованныхъ-съ, которые въ Европахъ-съ бывали»). Судьбами своими онъ уподоблялся тогда пушкинскому л?шему: «свисталъ, п?лъ и въ своей дурацкой дол? ничего знать не хот?лъ». Собственной прессы не им?лъ и душу-Тряпичкина звалъ вашимъ высокоблагородiемъ. Объ искусствахъ не помышлялъ, честолюбiемъ не страдалъ и им?ль одно въ идеал?: чтобы инженеръ выкупалъ Альфонсинку въ шампанскомъ, a за безчестiе заплатилъ сверхъ всякаго прейскуранта.

2) Превозвысясь частыми купанiями Альфонсинки и возгордившись соотв?тственными платежами за безчестiе, кафешантанъ началъ уклоняться отъ титула «шатокабака» (не разставаясь, однако, съ присвоенными оному выгодами и преимуществами), втайн? возомнилъ себя храмомъ искусства и, въ своей компанiи, принялъ манеру говорить о себ?: «мы, артисты». Во вс?хъ этихъ новшествахъ былъ съ горячностью поддержанъ Кувшинниковыми, коихъ, благодаря блестящимъ результатамъ толстовской классической образовательной системы. a также процв?танiю научныхъ курсовъ балалаечной игры и призовой ?зды на велосипедахъ, наплодилосъ видимо-невидимо. Тряпичкина, въ эти среднiе в?ка свои, кафешантанъ звалъ достопочтенн?йшимъ Иваномъ Ивановичемъ и, умоляя «не забыть въ статейк?-съ», горячо пожималъ ему руку, иногда не безъ тайнаго «прилагательнаго».

3) В?ка новые. При прогрессивномъ рост? въ обществ? русскомъ процента Кувшинниковыхъ – благодаря тому, что къ курсамъ балалаечнымъ и велосипеднымъ прибавились атлетическiе и, какъ высшее учебное заведенiе, учреждено Русское Собранiе, – кафешантанъ окончательно усвоилъ себ? гордость сатаны и не только во всеуслышанiе объявилъ себя искусствомъ, но и первымъ между искусствами. Открылъ, что свистать, п?ть и ничего не знать, кром? своей дурацкой доли, есть истинное назначевiе челов?чества, удовлетворять коему возможно и должно не только въ трактир? и веселомъ дом?, но и въ оперныхъ и драматическихъ театрахъ, и въ симфоническихъ собранiяхъ – всюду, гд? есть касса, жаждущая сбора и способная снабжать Кувшинниковыхъ билетами. Съ душою-Тряпичкинымъ сталъ свой челов?къ, зоветъ его «mon cher» и, когда недоволенъ имъ, зам?чаетъ: «кажется, плачу?!» Протесты искусствъ, изумленныхъ вторженiемъ въ ихъ мирную область совершенно неожиданнаго, новаго собрата, освистываются Кувшинниковыми, какъ запоздалая претензiя:

– Искусство? честное искуссiво? – грохочутъ Кувшинниковы, – a ежели мы вамъ жрать недадимъ? Искусничайте натощакъ.

Съ своей спецiально кувшинниковской точки зр?нiя эти откровенные господа, конечно, им?ютъ полный резонъ. Имъ нравится кафешантанъ, они желаютъ сид?ть въ кафешантан?, – стало быть, и долженъ для нихъ существовать кафешантанъ, a не иной храмъ искусства. Кому достаточно Пригожаго, тщетенъ тому Бетховенъ; кто упоенъ д?ввцею-торсъ, «несравненною исполнительницею цыганскихъ п?сенъ», тотъ весьма хладнокровно обойдется безъ Долиной въ опер?, безъ Ермоловой въ драм?, зач?мъ ему Направникъ и Вержбиловичъ, Дузэ и Муне Сюлли? Долины, Ермоловы, Направники, Вержбиловичи это прекрасно знаютъ и лаврами y Кувшинниковыхъ никогда не льстились, не льстятся и льститься не будутъ. Ихъ область отгорожена отъ Кувшинниковыхъ высокою, непроницаемою ст?вою.

Но Кувшинниковымъ неймется.

– Желаю черезъ ст?ну!

– Зач?мъ вамъ? Тамъ для васъ все дико, чуждо, скучно.

– Желаю черезъ ст?ну! A для веселости д?вицу-торсъ прихватимъ: пущай съ нами л?зетъ и п?сни поетъ!

И вотъ Кувшинниковы уже по ту сторону ст?ны (охотники подсадить и л?стничку принести и поддержать, за хорошую мзду, всегда найдутся), шаркаютъ ножками, рекомендуютъ и рекомендуются.

– Бетховенъ будете? Изъ н?мцевъ? Слыхали. Шпрехенъ зи дейчъ, значитъ. A вотъ – Пригожiй-съ, тоже композиторъ. Однимъ рукомесломъ, стало быть, занимаетесь, – коллеги. Почеломкайтесь.

– Здрассте! Позвольте вамъ быть знакомой. Артистка д?вица-торсъ. Товарищъ по искусству. Будемъ вм?ст? служить русской антилигенцiи…

Захочу – полюблю,
Захочу – разлюблю…

Протянутыя длани, не столь къ удивленiю, сколь къ озлобленiю Кувшивниковыхъ, остаются безъ пожатiя…

– Брезгуете, сл?довательно? Ха-ха-ха!

– Не пара мы. Разныя y насъ дороги.

– Не пара? Ха-ха-ха! Ноздревъ, жарь! Тряпичкинъ, строчи!

И пошла писать губернiя. Ноздревъ осипъ, организуя клаку во славу д?вицы-торсъ и въ поношенiе артисткамъ, ее не признавшимъ. Тряпичкинъ переполнилъ свою «газетку-съ» филиппиками противъ отказа лицем?рныхъ жрицъ серьезнаго искусства принять кафашантанное сокровище, во всей его неприкосновенности, въ свою строгую семью.

– Какъ будто не всякое искусство серьезно? – важно восклицаетъ онъ и, будучи челов?комъ въ н?которомъ род? литературнымъ, даже ссылается на авторитеты:

– Ха-ха-ха! Вепомнимъ, что говоритъ Печоринъ въ роман? «Базаровъ» великаго Гончарова: «искусство для искусства, или н?тъ бол?е геморроя!!!»…

Русская актриса читаетъ и недоум?ваетъ:

– Что же сей сонъ значитъ? Какой, собственно, эволюцiи отъ меня хотятъ? Моя прабабушка, кр?постная Лизка, завяла вм?ст? съ талантомъ своимъ, рабою въ пом?щичьемъ гарем?. Моя бабушка, Асенкова, преждевременно окончила и карьеру, и жизнь, надорвавшись въ борьб? за право актрисы быть честною женщиною, a не безвольнымъ предметомъ ут?хъ для господъ Кувшинниковыхъ. Наши матери тяжкимъ трудомъ, нев?роятными наиряженiями воли и таланта, добились того, что общество признало актрису полноправнымъ своимъ членомъ, стало уважать ея личность и д?ятельность. Наше покол?нiе – честно работающая, полезная соцiальная сила; нашъ трудъ – одинъ изъ немногихъ видовъ интеллигентнаго труда, открытыхъ русской женщин?. Изъ насъ сложили сословiе. Насъ ув?ряютъ и мы в?римъ, что профессiя наша – нравственная школа общества, въ которой мы должны быть учительницами. И, за вс?мъ т?мъ, теперь, когда мы достигли усп?шнаго конца въ тяжелой эволюцiи нашего класса, намъ, – благодаримъ, не ожидали! – предлагаютъ какъ разъ то, отъ чего мы отбивались вс?ми нравственными силами нашими ц?лыя сто л?тъ: работу на вкусы Кувшинниковыхъ и общенiе съ любезнымъ имъ кафешантаномъ, съ «кофеемъ поющимъ», какъ выражались въ шестидесятыхъ годахъ. И, когда мы заявляемъ, что не желаемъ ни сами идти въ кафешантанъ, ни чтобы кафешантанъ приц?плялся къ намъ, – надъ нами см?ются, насъ бранятъ, насъ ув?ряютъ даже, что не якшаться съ кафешантаномъ значитъ нарушать правила артистической… этики!!!

    1902.