Подвальные барышни

– Пьетъ, поди, Перфильевъ-то?

– Нельзя ему пить: y него четыре медали. A только, что, конечно, – сердцемъ прискорбенъ и даже какъ бы р?шившисъ ума. Даже зар?затъся хот?лъ.

– Подите жъ!

– Бритву жена изъ рукъ отняла. Потомъ къ генералу былъ требованъ.

– Врете?

– В?рное слово. Для ут?шенiя. Генералъ y насъ добёръ.

– Входитъ!

– Перфильевъ! – говоритъ: что ты вздумалъ, дуракъ? Гр?хъ! присяг? поруха! Тутъ старика, отъ добраго слова, сердцемъ растопило и въ слезу ударило. – Ваше, сказываетъ, превосходительство! сколько л?тъ служа, завсегда радъ былъ начальству стараться: графы, князья Перфильева въ лицо узнавать удостаивали. A теперича единая моя дочь – и та въ развратъ пошла. Возможно ли мн? при всемъ томъ жизнiю жить? какъ смотр?ть на б?лый св?тъ и въ глаза добрымъ людямъ?.. Ажно и генералъ, слушая, вм?ст? съ нимъ заплакалъ.

– Д?ло слезное!

Пауза.

– Мерзавецъ-то ейный, который сбившiй, – гд? теперь?

– Въ Ярославл?, сказываютъ. При купчих? какой-то богатой: л?сными дачами управляетъ.

Басъ протяжно и сладко з?внулъ:

– О-о-охъ-охъо-хъ!

– Вотъ – сказалъ баритонъ вдумчивымъ голосомъ челов?ка, глубоко размышляющаго и отв?чающаго вслухъ на собственныя мысли, – давалъ мн? писарь намедни книжку. Некоего графа, Льва Толстого сочиненiе.

– Энтого-то? – заинтересовался басъ.

– Того самаго. И вотъ говоритъ тамъ одинъ на счетъ бабъ: самая вы безпастушная скотина…

– И правда ужъ, что безпастушная. Такъ оно и есть.

– Востро сказано.

– Писатель вострый.

– Лю-ютой старикъ!

– A сказывали; будто онъ – антихристъ?

– Да, в?дь это – ежели по божественному.

Пауза.

– A, что на счетъ безпастушныхъ, – возвышаетъ голосъ баритонъ, – я такъ полагаю: объ?хать хоть всю Россiю, безпастушн?е этихъ питерскихъ нашихъ подвальныхъ барышень – не найтить.

Басъ, плюнулъ и какъ-то свир?по даже прогрем?лъ:

– Одно слово: добыча.

– Добыча и есть. Именно, что ни пава, ни ворона. Корсетъ носитъ, волосы на лобъ завихрила, лицо руки моетъ благородными мылами, – барышня. Газету читаетъ, въ театръ лазитъ. Я, папаша, въ Михайловскiй манежъ, я, мамаша, въ Фигнеръ – маскарадъ. А въ заправской-то жизни въ подвал? казенномъ – на пятнадцать серебра родительскаго жалованья. Тутъ те не Фигнеръ – маскарадъ, a было бы на что въ баню сходить. А между прочимъ юбку крутитъ, одеколонъ прыскаетъ, шелкъ, бархатъ въ гардероп? им?етъ. На какiя сверхсм?тныя суммы – отпущенiя, дозвольте спросить?

– Натурально, что проистекаетъ вспомогательство отъ кавалеровъ.

– Тоже, братецъ мой, вспомогать-то даромъ нон? никто теб? неохочъ. Вспомогательства эти Соняшекъ Перфильевыхъ въ обиходъ и спускаютъ.

Басъ вздохнулъ.

– Омута подвалы эти, прямо, омута. Д?вка въ нихъ – что плотица серебряная. А мужчинье кругомъ такъ щуками и плаваетъ. И свой братъ служащiй, и господа, и вольная приходящая публика. Тому сос?дка – Машенька, этому – чьихъ будете, барышня? Да – «какой Рабонъ – конфетъ предпочитаете кушать?» Да – «позвольте угостить васъ въ Маломъ Ярославц? отбивнымъ котлетомъ»…

– Т?мъ и пропадаютъ.

– Съ д?тскихъ л?тъ въ соблазн?. Хоть и не въ углахъ живемъ, a не за каменными ст?нами. Бываетъ, что семья отъ семьи ситцевыми занав?сками отторожена. Ничего отъ д?тишекъ не скроешь. Все плотское отъ материнскихъ сосцевъ познаютъ. Каковъ это къ жизни прим?ръ? Д?вчонка въ форму юности возрости не усп?ла, – по одиннадцатому, дв?надцатому году, – a уже вс?ми мальчишками въ корпус? оц?лована. Чего она не узнаетъ? Ч?мъ ты ее удивишь?

– Сказывалъ мн? агентъ одинъ полицейскiй: которыя теперича живутъ гулящiя, стало быть, зовутся проститутки, такъ на добрую треть ихъ изъ подвальныхъ выбирается.

– И весьма можетъ быть.

– Которая изъ себя красива, такъ за тою ходебщицы им?ютъ свое наблюденiе чуть не съ ангельскаго возраста. Л?тъ по пяти стерегутъ, увиваются коршуньемъ, ждутъ своего термину.

– Вотъ бы кого в?шалъ-то – не жал?лъ!

– Ходебщицъ? Самая постыдная нацiя.

Посл?днiя слова басъ пробормоталъ уже сквозь сонъ и заключилъ храпомъ… Басъ похрапывалъ, по?здъ глухо грохоталъ по мерзлому полотну, a я лежалъ и думалъ о разговор?, которой только-что слышалъ.

Термннологiя его, быть можетъ, незнакомая читателямъ, чуждымъ петербургскаго быта. «Подвальныя барышни» – это женское населенiе подземелiй, простирающихся подъ колоссальными казенными домами разныхъ в?домствъ и учрежденiй: дочери, сестры, племянницы швейцаровъ, курьеровъ, департаментскихъ сторожей и тому подобной служилой мелочи. Женская iерархiя служилаго Петербурга (а неслужилый Петербургъ такъ малъ числомъ своимъ, чго, рядомъ съ служилымъ, его почти, что н?ту вовсе) д?лится, какъ давно изв?стно, на три нисходящiя категорiи.

Категорiя первая: «наши министерскiя дамы» – кончая супругою начальника отд?ленiя включительно. Категорiя вторая: «наши чиновницы, и третья – «жены старшихъ служащихъ» своего рода каста парiевъ, но, все-таки, какая ни есть, каста. Что же касается «подвальной барышни», она развивается уже вн? этой iерархiи, ниже ея, во вн?кастной бездн?. Она даже не «прислуга в?домства»; она – н?что семейно приписанное и числящееся при прислуг? в?домства.

Служба мужчинъ, ютящихся, подобно гномамъ, въ казенныхъ подвалахъ, – хорошая, довольно легкая и обязательно чистая. Она спокойно протекаетъ въ холодныхъ, просторныхъ, св?тлыхъ залахъ министерствъ, въ с?ро-голубыхъ департаментскихъ корридорахъ, на величественныхъ парадныхъ л?стницахъ и подъ?здахъ. Отъ людей, къ ней допускаемыхъ, требуется, прежде всего, н?которая декоративность: внушительная, бравая наружность, опрятность, щеголеватость, – дабы челов?къ видомъ своимъ начальство отъ себя не отвращалъ, a на публику не наводилъ унынiя. Поэтому см?ло можно сказать, что населенiе подземнаго Петербурга, по крайней м?р?, мужское, – изъ красив?йшихъ физически во всей столиц? и, конечно, производитъ таковую же породу – потомство: не даромъ же, въ самомъ д?л?, подвалы поставляютъ веселящемуся городу столько жрицъ демимонда и красивыхъ балетныхъ фей. Декоративная служба создаетъ и декоративный семейный бытъ. Недавнiй мужикъ или отставной солдатъ, подвальный обитатель перестаетъ быть мужикомъ или отставнымъ солдатомъ, какъ скоро удостоился швейцарской ливреи или курьерскаго мундира съ галуномъ в?домства. Онъ – уже, такъ сказать, избранный и превозвышенный изъ вс?хъ мужиковъ и отставныхъ солдатъ, самъ себя въ такомъ великол?пiи видитъ и мыслитъ, самъ о себ? такъ понимаетъ. И того же высокаго мн?нiя о немъ семья, имъ кормимая: Авд?й Трифоновичъ – не простой челов?къ, не «вольный», онъ казенный. У него мундиръ, y него жалованье отъ казны, y него, хоть уголъ, да казенная фатера. Ничего этого y простыхъ и вольныхъ не бываетъ, – стало быть, не простые и мы. Мы выше. Не господа, но почти, какъ господа. A захотимъ натужиться, выжать изъ сундука деньгу, – такъ будемъ и совс?мъ, какъ есть на господскую стать. И тужатся.

Дочери Евы одинаковы на вс?хъ ступеняхъ общества, во всякомъ ранг? и состоянiи. Мода и подражанiе – законы, управляющiе женскимъ мiромъ равно въ шалашномъ стан? папуасовъ и въ раззолоченныхъ дворцахъ европейскихъ столицъ. Министерскiя дамы копируютъ женъ и дочерей министровъ, наши чиновницы – министерскихъ дамъ, жены служащихъ – нашихъ чиновницъ и такъ дал?е, со ступеньки на ступеньку. Этотъ законъ посл?довательности въ подражанiи, дойдя до подвальной барышни, создаетъ и для нея искушенiе, повелительное до необходимости – «подходить подъ помощникъ-экзекуторову дочь». И, такъ какъ помощникъ-экзекуторова дочь – хоть и плохенькая, – б?дненькая, a все же «барышня», училась въ гимназiи, играетъ на фортепiано бываетъ въ театрахъ и им?етъ вечеринки на нед?л?, въ род? журфиксовъ, «по причин? жениховъ», – то и подвалъ тянется изъ посл?днихъ своихъ силъ и средствъ, чтобы доставить своимъ барышнямъ хоть какiе-нибудь суррогаты помощникъ-экзекуторскихъ радостей. Двухголосный вой жены и дочери: ужли пропадать въ необразованiи? – весьма скоро заставляетъ самаго неподатливаго вахтера или швейцара расiсупорить зав?тную и небогатую кубышку, – да, сколько я зам?чалъ, подвальные отцы и сами любятъ баловать свою молодежь и вести ее на господскую ногу.

Любопытно, что эти слуги казенныхъ учрежденiй не любятъ и презираютъ слугъ частнаго найма, изб?гаютъ якшаться съ «лакусами» и считаютъ себя несравненио выше ихъ, какъ «людей продажныхъ». Ставъ слугою казеннаго учрежденiя, сторожъ или швейдаръ вполн? ув?ренъ, что онъ «въ люди вышелъ», a д?тямъ его иадо выходить ужъ въ «господа». Въ Петербург? множество воспитательныхъ прiютовъ, а изъ городскихъ училищъ н?которыя поставлены такъ хорошо, что въ посл?днiе годы имъ стали дов?рять подготовительное догимназическое образованiе д?тей своихъ даже многiя зажиточныя и вполн? интеллигентныя семьи. Казалось бы страннымъ: какъ, наряду съ этими обстоятельными и хорошими учрежденiями, могутъ еще существовать, – при томъ, не прозябая, но процв?тая, – разные шарлатанскiе и относительно даже недешевые «пансiоны съ музыкой»? Кому они нужны? Кто въ нихъ учится? Однажды я съ р?зкостью предложилъ этотъ вопросъ содержательниц? одного изъ такихъ пансiоновъ – дам? необычайнаго ума и столь же необычайной безсов?стности.

– Мы нужны т?мъ, – холодно и спокойно возразила мн? она – кому надо нам?нять на грошъ пятаковъ.

– То есть?

– Нев?ждамъ, которыя хотятъ купить сиособность казаться образованными въ теченiе пятиминутнаго разговора, «хамкамъ», которыя желаютъ, чтобы ихъ хоть на пять минутъ принимали за женщинъ интеллигентнаго общества.

Какъ уб?дился я въ дальн?йшемъ разговор?, «подвальная барышня» – постоянная кормилица этихъ обманныхъ педагогичекъ. Подите въ какой-нибудъ петербургскiй публичный маскарадъ, – средней руки, изъ приличныхъ. Если къ вамъ подойдетъ маска съ довольно складною р?чью, распространяющаяся о чувствахъ по переводному Бурже, ввертывающая въ разговоръ заучеиныя французскiя словечки съ русскимъ, но не совершенно отчаяннымъ произношенiемъ, охотница до стишка между громкихъ фразъ, съ обязательнымъ прим?чанiемъ въ скобкахъ: «какъ сказалъ Лермонтовъ», «какъ, помните, y Надсона», – можете пари держать, что васъ интригуетъ подвальная барышня, только-что покинувшая пансiонъ съ музыкой и не усп?вшая позабыть его недолгой и нехитрой дрессировки. И – увы, ни одна изъ нихъ не можетъ выдержать долгаго инкогнито, потому что, въ конц? концовъ, непрем?нно ошибется какимъ-нибудь фатальнымъ «тротуваромъ», «ропертуаромъ», «велисапедомъ» или даже просто ужаснымъ любимцемъ петербургской прислуги – «фрыштикомъ»…

Журфиксы помощникъ-экзекуторовой дочки зам?няются для подвальной барышни Л?тнимъ садомъ, Таврическииъ, гуляньями Михайловскаго манежа, Народнаго дома. Подвальная барышня, какъ голь, на выдумки хитра: знакомится и дружится съ хористками, статистками, швеями на театръ, горничными актрисъ; y нея всегда найдется въ карман? театральная контромарка; она, что называется, легла и встала на галерк?; она торчитъ за кулисами, вхожа въ плохенькiе клубы, капельдинеры контрабандно пропускаютъ ее ва свободныя м?ста.