Чёрные сердца

Да, он был одним из них, таким же демоном, но это не имело никакого значения. Судьи торопились поскорее закончить с этим делом и отправиться к шлюхам. Вот, что на самом деле заботило их. Вот о чём они размышляли со всей самоотверженностью и самоотдачей.

Борнас не верил, что это происходит с ним. Он несколько раз видел подобное со стороны, но никогда и подумать не мог, что однажды и сам станет непосредственным участником этой процедуры.

Когда его первое крыло с хрустом и чваканьем отделилось от тела, он взвыл и исторг из себя проклятия, заставившие палачей лишь рассмеяться.

Да, для этого использовались палачи, потому что, по сути, демон, лишающийся крыльев, переставал существовать для общества. Исчезал. Так что это вполне можно было считать смертной казнью.

Когда отделилось второе крыло, Борнас ощущал себя куском слизи, недостойным даже пачкать обувь прохожего. И словно в подтверждение этому, палачи закрепили в нём эти ощущения, забив его до полусмерти бедренными костями «низших», использовавшимися в качестве дубинок.

Ритуал был завершён. Демон, по имени Борнас, был казнён. «Низший», имя которого никого уже не интересовало, был рождён. И теперь его единственными друзьями стали чёрные угольки, со светящимися иероглифами на гранях.

* * *

Город был безжалостен и бездушен настолько, насколько безжалостны и бездушны были его жители. Они дополняли друг друга, напитывая тёмной энергией. Тягучей, зудящей энергией, пронизывающей их тела. Пожалуй, это было единственное, что искренне объединяло их всех. Единственное, что было их движущей силой. Только направляла их эта сила не вперёд, а по кругу. По бесконечному кругу, вокруг адского котла.

Но кто был в праве осудить их за это? Ведь другого они просто не знали. Разве можно осуждать земляного червя за то, что тот роется в грязи?

Правда никто из них не считал себя червём. Не хотел. Уничтожая и подавляя друг друга, обманывая и разрушая, каждый из жителей города таким образом подпитывал свою веру в то, что уж он-то точно не червь. Уж он-то точно выше, сильней и хитрей всей этой массы. Уж он-то точно не такая мразь, как все остальные.

И если с виду улицы города казались чистыми, не считая изредка пролетающих хлопьев пепла, то каждый его житель прекрасно знал, что под этой зыбкой иллюзией чистоты скрываются стены и мостовые, измазанные грязью, кровью и спермой. И даже реки слёз не могли смыть всё это.

Во многих авто болтались на цепочке перевёрнутые пятиконечные звёзды, хотя практически никто из их владельцев никогда по-настоящему и не верил в Дьявола. Скорее это была мода, привычка, стадный инстинкт.. как хочешь, так и назови, никакой роли это не играло.

У некоторых аутсайдеров болтались крестики, но эта бравада мало кого впечатляла. Скорее это воспринималось окружающими как ребячество и незрелость. Ребяческий протест против обычного хода вещей, но всем было плевать на этот протест. И в итоге аутсайдер переключался на что-либо другое.

– …сколько, по-твоему, демонов, на самом деле хотели бы перебраться в Рай? – слышались звуки радио из открытого окна такси.

– Ты забыл добавить, если бы была такая возможность, – отозвался женский голос собеседницы.

– Да, да, если бы была возможность, – мужской голос не скрывал раздражения. – Так что же, сколько?

– Думаю, – голос словно раздумывал, и затем ответил протяжно, – думаю, что все. Аха-ха.

– Ох, прекрати, это такая банальщина. И что бы там делали эти.. «все»? Мыли бы посуду? Убирали бы горшки за престарелыми ангелами? Впрочем, чего ещё ожидать от женской особи. Желание прислуживать в вашей крови. Пора уже вставать с колен, дорогая моя. Фигурально выражаясь, конечно же, ха-ха-ха.

В ответ раздалось легкое шипение, однако это вполне могло оказаться звуком городских улиц. Как бы там ни было, женский голос отвечал с заметно язвительной интонацией:

– В отличие от некоторых присутствующих, по крайней мере я встаю на колени по своей воле и ради собственного удовольствия. Фигурально выражаясь.

– Да ладно, – рассмеялся мужской голос, проигнорировав укол. – Ты ещё скажи, что по любви.

Из динамиков послышался женский смех:

– Я видела уже слишком много пепельных ночей, чтобы верить в любовь.

– Что ж, никогда не поздно поверить в невероятное, – мужской голос вдруг изменил интонации. – Особенно, когда официальный спонсор сегодняшнего выпуска предоставляет такие невероятные скидки. Спешите приоб…

Водитель такси молча переключил канал и салон авто наполнился звуками барабанов, вперемешку с другими инструментами. По выражению лица было видно, что его не слишком впечатлила подобная музыка, однако ему было лень перебирать радиостанции и сплюнув в окно жевательный табак, он поддал газу и направил свою металлическую колесницу вперёд.

* * *

Частички пепла кружили в воздухе, словно в неспешном танце. Они незримо наблюдали за городскими улицами и за их обитателями, снующими туда-сюда. Подхватываемые небольшими завихрениями, создаваемыми прохожими, они устремлялись за ними. Прилипая к одежде и к оголённой коже. Подслушивая разговоры и мысли.

– Ты знаешь, я сегодня задержусь немного. Так что ложись без меня, – заверял голос.

– Ладно, аккуратней там, – слышалось в ответ из динамика телефона.

«Как же ты осточертела мне», – беззвучно прозвучали мысли.

«Не заколи там шлюх своими рогами, ублюдок», – уловил ответные мысли пепел.

Пепел лип к окнам зданий и вновь прислушивался.

– Сколько шрамов нужно оставить на твоём теле, а? Ответь мне? Сколько твоя ёбаная плоть ещё выдержит, прежде чем ты научишься наконец выполнять мои указания в срок? – голос грохотал в просторном помещении, отбиваясь от стен и врезаясь в свидетелей происходящего.

Тот, кому предназначались все эти вопросы, хранил молчание. Однако от пепла ничего нельзя было утаить.

«Ещё совсем немного, всё уже готово. Совсем немного и я буду танцевать на твоих костях. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Главное не сорваться. Только не сейчас».

Часто пепел смешивался с кровью. Иногда это происходило случайно, когда он просто пролетал не в то время, не в том месте. Иногда это происходило намеренно, когда ему приходилось быть участником ритуалов. Или соучастником. Да, так это звучало бы более точно.

Холодные ладони втирали его в лица живых, и в лица мёртвых. Раскрытые рты вдыхали его в обожжённые лёгкие. Жадные языки облизывали пересохшие губы, оставляя его на своей коже.

Он скользил по звенящей стали ножей.

Смешиваясь с кровью, он устремлялся по венам и артериям.

Он, пепел, был никем и ничем. И одновременно с этим, он был всем и каждым.

Если бы он был способен мыслить, то наверняка представлял бы себе, что является единственным существом этого мира.

Мира алых закатов и рассветов.

* * *

Угольки разговаривали с Борнасом. Он прислонял их уху и сжимал ладонь. И тогда они весело щебетали, перекрикивая друг друга, будто каждый из них хотел рассказать что-то важное. А затем он бросал их в пламя и там они уже звенели и насвистывали какую-то свою мелодию.

В такие моменты Борнас прикрывал глаза и наслаждался этой симфонией. Наслаждался хором завывающих душ, корчащихся в котле.

Ему не нужны были их страдания, как таковые. Ему было просто плевать, что они испытывают: наслаждение или агонизирующую боль. Но когда он подбрасывал угли, души подвывали чуть громче, чем обычно. Именно поэтому он так любил это занятие. Он просто любил их пение. Ничего личного.

– Ещё горсточку углей. Ещё немного. Эхехей!

В конце концов, это место было создано именно для этого. Он, и подобные ему, тоже были созданы для этого. Так почему же он должен был испытывать какое-либо сочувствие или сострадание к этим душам? Хотя, с другой стороны, при всём желании, даже если бы оно вдруг появилось у него, он не смог бы им ничем помочь.

Но таких желаний у него не появлялось никогда. Даже в шуточной форме, даже будучи «низшим», потому что он был слишком традиционных взглядов на мир. И в данный момент жизни его мир сузился до размеров котла. Больше его ничего уже не интересовало.

* * *