Дежавю на крови. История о том, что получает мужчина, готовый на все ради любви

На том конце долго молчали, затем внезапно раздался всхлип. Трубников дернулся. Чтобы Колесников когда-нибудь плакал, всегда живой, всегда веселый, с кучей невероятных прожектов и авантюр в кудрявой башке, такого не было. Расскажи кому, не поверят.

– Диман, ты че? Ты датый что ли?

– Прости меня, Женек! Я подло жил и умираю как собака, в одиночестве. Но, слава Богу, что ты позвонил. Я счастлив, что перед концом мне дали возможность извиниться перед тобой за все мои подлости, которые я совершил… Теперь мне будет не так тяжело уходить.

– Диман, ты че? Ты где так нажрался? И куда ты собрался, на ночь глядя?

Это тоже не лезло ни в какие ворота. Чтобы наглый, напористый и всегда уверенный в себе Колесников извинялся – да ни за что на свете! Ему легче удавиться, чем признать свою вину. Но если говорит, что подыхает как собака, значит действительно со страшного бодуна.

– Диман, что случилось? Говори, не темни! А иначе сейчас подъеду и начищу пятак.

– Поздно, брат! – судорожно всхлипнул Колесников. – Я уже вскрыл вены… Так хорошо. Все куда-то плывет. А ты со мной базаришь…

– Что? – взревел Трубников. – Ты серьезно вскрыл вены? Без трепа? Идиот! Ты что, обкурился? Говори, обе руки порезал? Не молчи, Диман!

– Не… только одну, – неохотно отозвался Колесников. – Я хотел и другую руку вскрыть, но на левой – перерезал сухожилия. И теперь левая рука не действует…

– Дима, срочно диктуй адрес. Срочно я сказал! Ты меня слышишь.

– Женек, ты меня хочешь спасти? – простонал Колесников и снова заплакал. – Женек, спаси! Один я не выкарабкаюсь.

– Диктуй адрес!

– Я живу на Ленинском проспекте, дом девяносто пять…

Колесников скороговоркой пробормотал номер квартиры и сокрушенно вздохнул.

– Код? Код подъезда, быстро!

– А, код? – невесело рассмеялся Колесников и продиктовал код.

– Теперь вот что сделай: скорее затяни руку чуть ниже локтя любой веревкой, электрическим проводом, шнурком от ботинка – чем угодно, что попадется под руку, и открой входную дверь. Немедленно! Понял?

– Ты, правда, приедешь? Не обманешь?

– Уже еду!

Трубников рванул с места и погнал на полной скорости в сторону Ленинского проспекта, игнорирую светофоры и автоинспекцию. На ходу он позвонил в «скорую помощь» и продиктовал адрес Колесникова. К сообщению реаниматоры отнеслись весьма недоверчиво, долго выспрашивали данные звонившего, источник информации, интересовались, кем звонившей приходится потерпевшему по родственной линии.

– Да езжайте же, черт возьми! – рассвирепел Трубников. – Дорога каждая минута.

Через двадцать минут Евгений уже был на Ленинском проспекте и соображал, с какой стороны лучше всего заехать во двор дома номер девяносто пять. Он повернул налево и не ошибся. Там была арка. «Только бы Колесников не наврал адрес», – последнее, что мелькнуло в голове.

Трубников подъехал к подъезду, выскочил из машины и набрал номер кода. Дверь открылось. «Слава Богу», – облегченно выдохнул Евгений и бегом рванул к лифту. Поднявшись на седьмой этаж и выскочив на площадку, Евгений торкнулся в нужную дверь, но она оказалась запертой. Он позвонил в квартиру, однако никто не ответил. Тогда Трубников нетерпеливо постучал ногами, но и это не возымело эффекта.

«Выбить что ли?» – подумал Евгений, параллельно оценивая фронт работы. Дверь одинарная. Сразу видно, что сюда переехали недавно и еще не успели поставить бронированную дверь. Три удара – и проблема решена. Весь вопрос, та ли эта квартира? Колесников ведь мог и наплести.

Не углубляясь в размышления, Трубников, отошел на три шага и грудью кинулся на дверь. Она жалобно всхлипнула, но не поддалась. Трубников отошел на пять шагов и со звериным хрипом повторил попытку. Плечо хрустнуло, но дверь по-прежнему была глуха к чаяниям гостя. Ничего! Сейчас мы ее ножкой! Будет фишка, если квартира окажется не та.

Три удара по замку пяткой – и дверь приняла более гостеприимный вид. Трубников влетел в темную квартиру и остановился. Приглядевшись, увидел, что из-под двери гостиной выбивается слабая полоска света. Не без волнения Евгений толкнул дверь и вздрогнул. На полу в луже крови под фиолетовым торшером лежал он, друг его детства Димка Колесников. Лежал, не шевелясь, и был совершенно прозрачным.

Трубников не долго пребывал в оцепенении. Он деловито подошел и, не сводя глаз с безжизненного лица Димана, поднял его руку. Из разреза у запястья еще продолжала струиться кровь и, кажется, не собиралась сворачиваться. Трубников осмотрелся. На журнальном столике стояла магнитола. Гость выдернул ее из розетки, оторвал провод и туго стянул руку товарища пониже локтя.

Веки Колесникова внезапно дернулись и медленно поднялись вверх. В глазах было мутно и бестолково. Но в какую-то секунду в них что-то блеснуло, и Колесников едва заметно улыбнулся.

– Женя, ты все-таки приехал, – еле слышно прошептали белые губы, и веки снова закрылись.

В это время в прихожей раздался звонок. Трубников вздрогнул и поспешно проследовал к выходу. Звонили по домофону.

– «Скорую» вызывали? – спросили внизу.

– Да-да, мы вас ждем. Входите!

3

Самую первую подлость Колесников совершил в шестом классе. Их с Трубниковым пригласили участвовать в районном конкурсе чтецов. Первый приз – портативный магнитофон «Легенда», второй – транзисторный радиоприемник «Альпинист». Среди чтецов в школе Трубникову не было равных. Особенно он проникновенно читал Лермонтовское стихотворение «Смерть поэта». Когда Женя выходил на сцену актового зала и начинал декламировать «Погиб поэт, невольник чести», замолкали даже самые отъявленные хулиганы. Колесников в принципе читал тоже неплохо, но все равно на голову ниже Трубникова. У него не выступала на лбу испарина и не очень органично выбрасывалась рука в сторону преподавательского состава на строках: «А вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов…» Хотя Дима в подражание другу читал эти стихи тоже с большим воодушевлением.

Когда объявили этот конкурс, литераторша Нина Петровна, вернувшись из гороно, заявила, что первое место их школе обеспечено железно. Она, в качестве члена журю, только что прослушала кандидатов из других школ и дает голову на отсечение, что Трубникову равных нет. Нет равных даже Колесникову.

Диман сразу заволновался и начал требовать, чтобы Лермонтовское стихотворение «Смерть поэта» дали прочесть ему.

– Ни за что! Это мое стихотворение! – покраснел от возмущения Трубников.

– Да, действительно, – согласилась Нина Петровна. – Раз уж у Жени так хорошо получается, то пусть и читает. А ты, Дима, прочти «Белеет парус одинокий».

Колесников приуныл.

– А можно, мы вместе прочтем «Смерть поэта»? – с последней надеждой попросил он.

– Нет! – ответила учительница. – Комиссия снижает бал, если одно и то же произведение читают дважды. Да ты не расстраивайся, Дима. Второй приз тоже неплохой.

На городском смотре действительно читали все очень плохо: фальшиво, помпезно и через чур громко. «Настоящее искусство не нуждается в луженой глотке», – думал за кулисами Трубников и посмеивался над конкурсантами. Его берегли напоследок, как сюрприз. Перед ним пустили Колесникова. Диман вышел с хмурым лицом, трагично закрыл глаза и вдруг продекламировал скорбным голосом: «Погиб поэт, невольник чести…»

С первых же слов Колесникова утихли все зрители в зале, которые до этого вели себя весьма вольно. Трубников видел, как преобразились и приосанились члены городского жюри. Даже работники сцены, и те повернули головы на чтеца, на минуту оторвавшись от своих карт. От такой неожиданности Женя остолбенел. Он пребывал в состоянии шока до конца стихотворения. И даже после того, как зал разразился бурными аплодисментами, Трубников никак не мог прийти в себя и понять в чем дело?

В принципе Колесников прочел неплохо, но все равно не так виртуозно, как это сделал бы Трубников. Когда выкрикнули его фамилию, Женя с каменным лицом вышел на сцену и, встав перед жюри, долго не мог сообразить, где он находится и что нужно читать? Опять «Смерть поэта»? Эта вызовет смех. И тогда Трубников прочел «Белеет парус одинокий». Прочел так себе, почти скороговоркой. Тем не менее, ему присудили второй приз – радиоприемник «Альпинист». А первый – магнитофон «Легенда» под всеобщее ликование вручили Диме Колесникову.

Нина Петровна была счастлива. Два первых места взял ее класс. Колесников тоже был счастлив, и была счастлива вся школа, присутствующая в тот вечер в зале. И только Трубников было глубоко несчастен. После шумной церемонии он подошел к другу и посмотрел ему в глаза. Зрачки Колесникова бешено забегали.

– Что же ты так поступил не по-товарищески? – спросил с обидой Трубников. – Мы же договорились, что я буду читать «Смерть поэта».

– Ничего мы не договаривались, – дернул плечами Колесников, прижав к груди магнитофон. – Это стихотворение – не твоя личная собственность. В условиях конкурса было сказано, что участники выбирают стихи по своему усмотрению. Вот я и выбрал по своему усмотрению.

– Ты мне больше не друг, – мрачно произнес Трубников.

– Пожалуйста! – усмехнулся Колесников.

После чего развернулся и убежал с хитрой улыбкой на лице. А Трубников смотрел ему вслед и впервые в жизни чувствовал разочарование в своем первейшем товарище.