Nаши в городе. Занимательные и поучительные байки о наших за границей

Nаши в городе. Занимательные и поучительные байки о наших за границей
Александр Анненский

Сегодня вряд ли уже отыщется хоть одно государство на нашей планете, где ну совсем не было бы наших. Они повсюду – от крохотной деревушки, затерянной в австралийской саванне, до центра мегаполиса по имени Лондон. Сотни, тысячи, миллионы людей разных национальностей, отечеством для которых был и навсегда останется русский язык, разъехались, разлетелись по мировым городам и весям. Наши за границей и стали главными героями этой книги.

Александр Анненский

Nаши в городе. Занимательные и поучительные байки о наших за границей

«Проникновение наше по планете особенно заметно вдалеке…»

    В.С. Высоцкий

От себя

Сегодня вряд ли уже отыщется хоть одно государство на нашей планете, где ну совсем не было бы наших. Они повсюду – от крохотной деревушки, затерянной в австралийской саванне, до центра мегаполиса по имени Лондон. Сотни, тысячи, миллионы людей разных национальностей, отечеством для которых был и навсегда останется русский язык, разъехались, разлетелись по мировым городам и весям, нашли свое место на других континентах, каждый по своим причинам предпочтя поменять заснеженный Новосибирск на городок в штате Теннесси, «ЮЭСЭЙ». Еще вчера не выездная страна с такой силой и энтузиазмом рванула за внезапно рухнувший железный занавес, что местные западные граждане, дежурившие когда-то у советских диппредставительств с плакатиками в защиту свободы нашего передвижения, в пожарном порядке заторопились огородить себя от хлынувшего потока долгожданных гостей с Востока частоколом из виз и запретов.

Наивные люди, нам ли с нашим бесценным опытом взаимодействия с самым гуманным строем на Земле не суметь обойти все бюрократические барьеры, которые только может изобрести против соплеменников обозленное на них человечество?

В этой увлекательной борьбе за самые уютные места, по праву принадлежащие только нам, но по какому-то странному капризу природы оказавшиеся отчего-то на другом конце Земли, вырабатывались свои правила, рождались свои истории, формировался свой, если хотите, фольклор. Опыт общения наших как с аборигенами, так и с прибывшими ранее уже местными «своими», накапливаясь, прямо-таки рвался наружу в обычных и электронных письмах, телефонных беседах, застольных историях.

Сегодня он уже поистине неисчерпаем, и эта книжка лишь одна из первых попыток собрать приключившееся с нашими людьми под одну обложку. У этих текстов со всего мира множество авторов, согласившихся бескорыстно поделиться кусочком биографий – собственных или своих близких – с читателями. Оставалось только чуть отредактировать наскоро набросанные повествования, уточнить пару абзацев, расставить забытые второпях знаки препинания, слега поправить стиль или, напротив, постараться его бережно сохранить…

И еще: рассказывая свои простые истории, люди делают это абсолютно свободно, как происходит в обычной жизни при общении с друзьями – не стесняясь использовать всю силу образной, но ненормативной лексики нашего родного «великого и могучего». Исправлять их в данном случае, мне показалось, значило бы взять на себя роль уже не литературного редактора, но цензора. А их в нашей, и так в последнее время опять не очень свободной стране, и без того хватает…

    Ал. Анненский, кинодраматург, член Союза Кинематографистов России
    Западная Европа

Если откровенно…

Вы помните эту историю: на улице стоят два еврея и, оживленно жестикулируя, беседуют о чем-то. На другой стороне наблюдающий за ними третий наконец не выдерживает и, перейдя через дорогу, подходит к ним:

– Слушайте, я, конечно, не знаю, о чем вы тут спорите, но ехать все равно надо…

Вот и все мы как-то послушались третьего и приняли однажды решение – надо ехать…

И не куда-нибудь на жаркий Ближний Восток, где усатые люди в крапчатых головных платках, отчего-то тоже считающие эту землю своею, время от времени подкладывают в наиболее посещаемые места всякие неаппетитные предметы типа ручных гранат, а именно сюда – в цветущую капиталистическую Европу, под покровительство сумрачного немецкого гения, столь неожиданно вдруг распахнувшего свои объятия предмету своей недавней активной нелюбви. И не стоит твердить – хотя бы самому себе, – что бежали мы из-за сурового государственного антисемитизма, особенно, мол, ярко вспыхнувшего во времена перестройки… Согласитесь, ситуация тогда действительно изменилась. Кроме того, в стране вдруг начала цениться истинная предприимчивость и вместо одного показательного зампредсовмина Дымшица управлять всеми денежными потоками России стали люди с отчествами, еще недавно вызывавшими кривую ухмылку кадровиков. Да и на бытовом уровне хуже, право, не стало; стало труднее – так ведь всем одинаково…

Но вдруг выяснилось, что любезные немцы по доброте душевной именно теперь решили, что, поскольку таких как мы у них тут по известным причинам осталось не так чтоб много, их правительству не стоит особо возражать, если вы вдруг выразите активное желание соседствовать с местными бюргерами, – то ли в качестве немого укора из прошлого, то ли просто как напоминание, что не все когда-то удалось… Причем, обратите внимание, при этом никто, собственно, никого никуда не приглашал и не уговаривал. Они просто любезно согласились благожелательно рассмотреть вашу настоятельную просьбу о постоянном пребывании на их территории. В качестве же знака особого доверия, германцы выразили готовность предоставить приезжающим уникальный статус «континентального беженца», который давался когда-то несчастным вьетнамцам, на утлых джонках улепетывающим от прелестей существования в социалистических субтропических джунглях…

Быстро сообразив, что к чему, каждый из нас недрогнувшей рукой быстренько написал заявление, особо красочно мотивируя обстоятельства, препятствующие его выезду на свою историческую Родину, куда, собственно, и следовало бы направлять свои стопы человеку, резко осознавшему собственную принадлежность к богоизбранному народу… Вежливые немцы, помурыжив полученные бумаги не так чтоб уж и долго – по сравнению со сроками долготерпения следовавших через пустыню за Моисеем, – уже через год аккуратненько вклеили в предъявленные паспорта милые сердцу зелененькие визы с красивыми голографическими орлами, не подозревая, что тем самым выписывают себе рецепт на вечную головную боль…

Очень скоро выяснилось, что, представляя как бы обиженным по месту рождения гражданам разгромившей их когда-то страны практически те же самые права, что и своим собственным, за исключением разве почетной обязанности голосовать и занимать пару-тройку должностей в армии и госсекторе, они не оценили до конца всех различий нашего менталитета, обусловленного – в полном соответствии с вечным учением наших общих соплеменников – опытом бытия…

Обнаружилось, что, начиная в общем-то с одной и той же нулевой точки отсчета – если у кого-то всерьез хватает наглости считать одинаковыми стартовые условия напрочь разгромленного режима и страны, его победившей, – мы за последние десятилетия пришли к совсем разным результатам не только в смысле уровня жизни народонаселения, но и – главное – в менталитете, в сформировавшихся взглядах на взаимоотношения с себе подобными и, собственно, с государством… Можно долго спорить, отчего это произошло, – на мой взгляд, от наличия национального мужества, позволившего одной из двух наций искренне покаяться в содеянном, – но дело не в этом. Важно то, что на немецком острове благополучия, возделанном местными жителями в общем-то для самих себя и своих детей, начали появляться люди с совсем иными целевыми установками. Принципиальная разница состояла в том, что если для аборигена высшей гордостью является провозглашение себя как налогоплательщика, поддерживающего своим трудом усилия властей по созданию нормальных условий функционирования государственных институтов, то для вновь прибывших, привыкших десятилетиями решать прямо противоположные задачи по натягиванию властей, главным оказалось, наоборот, стремление урвать максимум, немало не заботясь при этом не только о моральной стороне дела, но и просто об элементарном здравом смысле…

Приобретя, что называется, «на шару» почти все основные права коренных жителей, которых, кстати, становится все труднее добиться переселяющимся в СВОЮ страну этническим немцам, наши люди искренне уверовали, что именно так и должно, собственно, быть. При этом вопрос о возникающих наряду с правами обязанностях как-то сам собою отпал, точнее, просто не возникал изначально…

«Они нас пригласили – значит, они должны…» – и далее шел список категорических требований, само предъявление которого властям своего недавно покинутого отечества вполне могло бы обеспечить соискателю подробное знакомство со всеми особенностями национальной психиатрии. Тут и полная оплата отдельной квартиры с коммунальными услугами, и бесплатное обучение иностранному языку, включая деньги на проезд до места обучения, и оплата всех медицинских услуг, включая стоматологию и дорогостоящие лекарства, бесплатное обучение детей с оплатой их дороги до школы плюс ежемесячные «детские», деньги на одежду, рождественские выплаты, скидки на оплату телефона «унд зо вайтер, унд зо форт»… При этом, получив все это и кое-что еще от слегка ошалевших от напора местных чиновников, наши люди вовсе не удовлетворились свалившемся на них изобилием. Казалось бы, пришла пора наконец «успокоиться и начать жить», как писал Карнеги.

Но не тут-то было…

– Мой муж – участник Отечественной войны, понимаете… Вот документ… – на полном серьезе втолковывает дама на «великом и могучем» несчастному служащему Социаламта. – На каком основании вы отказываетесь оформлять ему такую же пенсию, какую получают тут, в вашей Германии, его ровесники?.. Я сама слышала, что Могилевичам в другой земле дали-таки такую пенсию… Имейте в виду, мы будем писать лично вашему канцлеру…

Затюканный чиновник, мало что понимая, только покорно кивает головой, даже не пытаясь объяснить, что супруг уважаемой посетительницы, как бы это помягче выразиться, конечно, воевал… но… так сказать… с другой стороны и упомянутых немецких ровесников видел главным образом сквозь прорезь прицела, причем иногда в первый и последний для них раз, а потому логичнее было бы все же адресовать подобные требования властям государства, которое он защищал и гражданином которого до сих пор остается…

Лавина желаний нарастает со скоростью щелкающего таксометра, и если появляется отказ в чем-то совсем уж запредельном, это обстоятельство воспринимается с каким-то даже садомазохистским удовлетворением: «ну вот, так мы и знали, чего же еще от этих немцев можно было ожидать…» Когда же, спустя некоторое время, все же выясняется, что в общем все основное, что можно было выбить из принимающей стороны уже выбито или во всяком случае этот благородный процесс запущен и остается только ждать, внимание наших людей переключается с местных госучреждений на житейские будни…

И тогда создается впечатление, что их – НАШИХ – здесь куда как больше, чем местных жителей…

– Соня, иди уже сюда, я тут два места заняла, – громко кричит по-русски на весь огромный полупустой автобус женщина, с трудом пристраивая на обшитое светлой тканью сиденье «альдиевский» пакет с замороженной рыбой и явственно давая локтем понять испуганной немецкой старушенции, что тут ее явно не ждут…

Вокруг большого контейнера с удешевленной обувью, специально поставив свои тележки таким образом, чтобы перекрыть к нему подход всем конкурентам, уже час с упоением роются несколько человек, на весь зал обмениваясь впечатлениями по-русски…

В громадном супермаркете у аккуратных деревянных кадочек с огурчиками шести различных посолов две дамы с формами, оживляющими в памяти известный совет из песни по поводу пропеллера, с нескрываемым удовольствием лакомятся извлекаемыми из рассола огурцами, даже не делая попытки набрать вышеозначенные овощи в предназначенные для этого коробочки.

– Слушай, она уже на нас смотрит… – громко шепчет по-русски своей подруге одна из них, кивая на остолбеневшую магазинную служащую.

– Ну так и что, я еще вот тех не пробовала, и потом она все равно ничего не понимает… – хрустя очередным огурцом, беспечно отмахивается другая.

И, в общем-то, это правда… Окружающие немцы действительно не понимают, как можно, например, встать в очереди в банке вплотную за тем, кто стоит впереди, и с любопытством пытаться разглядеть сумму в чужом денежном переводе или, повернувшись спиной к киоскеру в вокзальном магазинчике, за полдня исхитриться прочитать одну за другой несколько газет на родном языке, а при удаче – еще и умыкнуть домой самый интересный вкладыш… В их головах не укладывается, как люди с высшим образованием, все как один называющие себя главными инженерами и старшими врачами, могут гордиться полученной социальной помощью, сделав ее сумму главным предметом обсуждения со знакомыми – вплоть до следующей ежемесячной выплаты.

Пока ты не доказал, что ты не такой, – я априори считаю тебя порядочным. К этому принципу, положенному тут, на Западе, в основу любых деловых взаимоотношений, надо привыкать… Изначальное доверие незнакомому человеку автоматически воспитывает в каждом анонимную ответственность перед окружающими за собственные поступки. Именно эта ответственность не позволяет переходить улицу на запрещающий сигнал светофора даже при отсутствии поблизости полицейского и свинчивать жутко дорогие краны в абсолютно пустом общественном туалете… Она же, врожденная, заставляет наших хозяев предполагать, что, выплачивая большие деньги, полученные за счет налогов с работающих соотечественников приехавшим к ним иностранцам, они помогают действительно малоимущим, которые вовсе не успели перед отъездом продать или сдать внаем свою питерскую трехкомнатную квартиру или записать приобретенный уже тут роскошный джип на имя имеющего работу троюродного брата жены знакомого земляка…

При этом никто не требует от нас, оказавшихся тут уже не очень молодыми людьми, глубинной интеграции в чужое общество, развивавшееся совсем по иными правилам и законами. Нам простят, как правило, и наш ломаный немецкий, но не хотят, не будут прощать бытового хамства, самоуверенной нахрапистости, наглого стремления урвать, ничего не давая взамен.

Смешно считать устройство жизни окружающих нас немецких обывателей идеальной моделью бытия. Нам никогда не понять коренного обеспеченного немца, требующего от своей российской жены – в целях экономии – ванну принимать раз в неделю и исключительно после него, не выпуская воду, а уж затем уступать там место ее взрослой дочери от первого брака… И это у нас, а не у них недавние книжные тиражи напоминали нынешние немецкие номера телефонов…

Все это так. Но сегодня, тем не менее, не они рвутся на наши просторы – мы попросились и нам позволили приехать в их тесноту! При этом каждый из нас получил тут, в Германии, то, что хотел: кто просто спокойную старость, лишенную страха неожиданно остаться на улице без хлеба насущного; кто оплаченный дом творчества; кто – увы, не часто – реальные новые перспективы приложения собственных способностей… Дети наши, не обремененные в такой степени грузом прошлых привычек, будут жить уже по-другому, они станут для окружающих своими. А пока мы тут все в гостях, не забыть бы завтра утром об этом! И хорошо бы попробовать жить так, чтобы пригласившим нас хозяевам с каждым днем не казалось все сильнее, что НАШИХ в их городах – уже слишком много…

    Ал. Анненский
    Опубликовано с сокращениями в газете «ИЗВЕСТИЯ» 22 июля 2000 года

P.S. Через пять лет прием Германией наших эмигрантов был фактически прекращен. Так что невысказанная в то время идея – прямо в ОВИРЕ кое-кого награждать медалями «За освобождение Москвы» или «За освобождение Одессы», а уж по приезде в консульстве вручать награды «За взятие Берлина, Мюнхена» и т. д. – теперь реализована уже быть не может…

Теперь я Чебурашка…

Про Чебурашку

Мой муж иностранного происхождения до тех пор, пока не запомнил имя любимой игрушки своей дочери, называл ее просто – «русский гремлин».

А что, похож…

* * *

Случилась эта история в 2004 в Китае на выставке. Поехали мы туда вчетвером, т. е. я с напарником (ужасный матершинник) и еще два чела (своего рода коллеги). Отмечу, что все – бывшие спортсмены, я в этой четверке оказался самым маленьким, несмотря на свой рост в 180 см и карьеру штангиста в молодости (но с одним преимуществом – English знал только я). Началось все с прибытия в аэропорт. Прилетевших из бывшего СССР попросили проследовать за высокой китаянкой… В наших рядах начинается истерика – все смотрят под ноги и подшучивают над тем, как бы не наступить.

Через несколько секунд смех переходит в шоковое состояние… Появляется ОНА – на каблуках, под 190 см – и, хотя с акцентом, но все же на русском просит пройти за ней. Всякое видели, но такое…

Заселились мы в hotel, все путем. Гуляем по выставке, ну и как это часто бывает, приперло моего приятеля по-маленькому… Он уходит по нужде, а я остаюсь его ждать недалече, читая какой-то каталог… Дальше – картина: бежит мой приятель ко мне и, оглядываясь, кричит: