Nаши в городе. Занимательные и поучительные байки о наших за границей

– Принято, – хлопнул меня по руке кэп. – Ты настоящий мужик, вот тебе мой адрес в Лозанне, заезжай, когда сможешь: порыбачим, в Монтре тебя свожу…

Короче, конфликт был исчерпан. Кстати, наш бортовой сервис стал сейчас ничуть не хуже ихнего, по крайней мере в части выпивки…

Наши и не наши

Историю про американского историка, ездившего с нами раскапывать древнерусские города, а также про забавную (и уместную) интерпретацию русского мата в свете традиций разговорного американского английского

Вечер (в Америке, естественно, утро). Маленький город в Ярославской области. Группа археологов в почтовом отделении связи. Американец Стив беседует по международному телефону с сестрой, остальные уже отзвонились или ждут своей очереди.

Стив говорит в телефон на английском – на все более и более повышенных тонах. Наконец зло вешает трубку и в сердцах произносит:

– Распи…дяйка!!!

Мы (недоуменно):

– Стив, а разве нельзя это сказать как-нибудь по-английски?..

Стив (немного подумав):

– Можно. Но потребуется семь слов.

* * *

Коллега только что приехала из Лондона. Жила три недели в отеле, где окно практически не открывалось. Жара страшная, дышать нечем. И вот однажды прихватило у нее сердечко от этого. Пошла она в аптеку купить корвалолчика. По-английски не говорит почти ничего. Стала писать на бумажке аптекарю латинскими буквами «KORVALOL». Тот не знает, что это за лекарство. Она пытается объяснить:

– No night sleep.

Аптекарь не совсем понимает, что тетя хочет. Тогда она часто задышала, глаза закатила, положила руку на сердце и сказала:

– Бум-бум-бум!

Мол, сердце бьется сильно.

Аптекарь подумал и принес ей огромную пачку презервативов.

* * *

Один мой знакомый живет в Чехии, ну работает там в городе Канопиште. Еще там есть город Писек – кто читал Швейка, тот знает.

Однажды этот знакомый рассказал мне историю.

– Сразу после своего приезда туда, сижу в кафе, ем какого-то пструха (окунь по-чешски) и вижу в окна, что по дороге едет фургон, на котором огромными буквами написано «MIASOKOMBINAT PISEK».

Говорит, что первое, о чем он подумал, – это то, делают ли их там или только перерабатывают?

* * *

Один мой знакомый недавно звонил своей бывшей жене, которая ныне проживает в Израиле. В разговоре она поведала ему, что среди израильтян весьма популярно завезенное эмигрантами из экс-СССР слово «пи…ц».

Возможно, оно по звучанию напоминает иврит, возможно, еще почему – никто не знает. Так вот, когда у одного из местных жителей как-то спросили, знает ли он, что именно обозначает слово «пи…ц», то, подумав немного, он ответил:

– Точно сказать не могу, но это когда рушатся все надежды…

* * *

В конце восьмидесятых купил я двухкассетный магнитофон «SANYO». Небольшой такой и легкий. Доволен был необычайно. Пригласил друзей посмотреть. Все пришли, кнопки нажимали, на микрофон болтовню свою записывали, батарейки рассматривали. Было нам лет 18 тогда.

Разжившись таким чудом техники, решил я своим заграничным родственникам написать голосовое письмо. Сижу, верчу магнитофон в руках и думаю, что б им такого рассказать. Мыслей особых нет. Начинаю что-то говорить, но сбиваюсь и перезаписываю.

Тут ко мне вваливается мой друг, только что имевший интимные сношения с какой-то незнакомой мне дамой, и, отобрав у меня магнитофон, начинает делиться впечатлениями, что-то из арии «Сиськи, как дыни, попа как арбуз…» – и сообщает мне все в мельчайших подробностях.

Обсудив, на кого эта девица была похожа одетой, раздетой, до, вовремя и после, он куда-то убежал, а я продолжил работу над письмом.

Письмо получилось скучным – похоже было на содержание собрания комсомольского актива. Достиг таких-то рубежей, поставил такие-то цели, сдал такой объект досрочно, помог товарищу перейти дорогу, спас птичку и т. д.

Проверив содержимое кассеты и погоревав над мертвостью содержания, поехал я на почту.

Через месяца четыре приходит мне ответ, где моя кузина, которую я никогда не видел, считает своим долгом рассказать, что произошло. Письмо мое пришло к ним в разгар празднества дня рождения одного из патриархов семейства. Был он самым почетным гражданином своего немаленького города, деканом местного университета и человеком всеми уважаемым. Сумел он собрать вокруг себя подобающее общество, которое очень прилично знало русский.

Так вот, послушав мое письмо, он нашел его почему-то весьма интересным и решил показать коллегам. Собрал их у себя дома за обширным столом, добился тишины в студии и врубил громко, чтоб слышно было. И услышал среди хрипа и треска:

– Здравствуйте, дядя Леша и тетя Света, это ваш племянник Вася, если вы еще помните. Решил я написать вам письмо на этой кассете, в связи с тем что… б…я, я сегодня вы…бал девку, у нее такая жопа, пи…ц просто, схватил я ее за сиськи и как…

Надиктованное мной письмо было на одной стороне, и, послушав его, дядя не перемотал пленку обратно. На другой же стороне была записана очередная попытка начать повествование, прерванная появлением моего любвеобильного друга, и разговор о дамах и их способностях.

Через десять лет попал я за границу. Заехал и к родственникам, отспасибить за посылки и другие знаки заокеанского внимания. Отнеслись они ко мне замечательно.

Сказали, что со времен моего письма в их городе больше ничего интересного не было.

* * *

Один мужичок, окончивший классическую гимназию и помимо прочего изучавший латынь и древнегреческий, приехал однажды в Грецию с друзьями в отпуск.

Накануне он еще подучил пару новогреческих словечек и решил похвастаться своими знаниями. Возможность подвернулась сразу же: в порту он захотел спросить, когда отходит паром. Спросил.

Портовый дядька сложился пополам и долго ржал. Друзья подошли и поинтересовались на английском, чем же отличился их знакомый.

Невинный вопрос прозвучал в его устах так:

– Салют тебе, солдат! Молви, когда уходит галера?

* * *

К вопросу об усвояемости английского языка среди наших людей в Нью-Йорке

Иду зимой по Брайтону. Солнце, чебуреками пахнет, на углу мужик продает «Независимую» недельной давности. Берут. Громыхает надземка, кто-то рекламирует на весь квартал своих матрешек ручной работы… Идиллия. И тут слышу из подворотни:

– Толик!