Три плута

– Почему?

– Да средств своих нет никаких; добрые родители сами догадались все прожить и в долгах умереть, а с неба денежки не валятся… Наследства в виду тоже не имеется.

Мустафетов вперил взор в лицо собеседника, точно изучая его черты, и, видимо, обдумывал свое. Но ему подали шашлык с рисом, и он обратил все внимание на второе блюдо своего несложного обеда. Так же, как и с супом, он обходился и с этим спокойно и, лишь когда все доел, проговорил:

– Да, действительно, с неба капиталы к вам на колена не свалятся. Но если вы сами твердо знаете это и все-таки продолжаете желать очень больших денег, то нельзя же тратить время попусту, сидеть сложа руки и только охать да вздыхать. Это ведь получается по системе перезрелой девицы, ожидающей суженого.

Смирнин кисленько улыбнулся и прежним удрученным голосом спросил:

– Но что же делать прикажете?

Армянин помолчал и неожиданно спросил:

– Скажите, пожалуйста, Иван Павлович, какую должность занимаете вы в банке «Валюта»?

– Помощника бухгалтера.

– Так-с, так-с! Помню, вы уже раз говорили это мне. И, если не ошибаюсь, вы состоите одним из помощников бухгалтера в отделении приема вкладов на хранение?

– Совершенно верно, Назар Назарович!

– Вы рассказывали, что на вашей обязанности лежит записывание приносимых вкладов в особую квитанционную книгу. Так ведь? Ваши занятия в этом отношении не изменились еще?

– Все так, все по-прежнему.

– Что ж, это отлично!

– Почему же отлично? По-моему, тоска убийственная и досада вечная от перечня чужих богатств!

– А что же, разве большие богатства через ваши руки проходят?

– Бывают огромные! Сотни тысяч, случается, по одной квитанции вносятся одним лицом.

– Почему же вы говорите это таким удрученным голосом? – с иронической усмешкой спросил Мустафетов. – Мне кажется, чем больше сумма отдельной квитанции, тем лучше.

– Да, лучше для вкладчика, но мне-то какая от этого польза или какое удовольствие? Одно только подтверждается – собственное бессилие рядом с этим правом на все житейские радости.

– А вам очень хочется денег? – спросил вдруг Мустафетов, не спуская взгляда своих черных глаз со Смирнина.

– Как же не хотеть! До смерти хочется! Так хочется, что иной раз я даже думаю: не лучше ли убить себя? Хоть всем мучениям конец!

– Ну, это – чепуха, это вы из головы раз навсегда выкиньте! Человек, которому в голову такая чушь лезет, неизлечимо болен, и в его распоряжении только два выхода: либо своего добиться, либо и впрямь все прервать, даже жизнь, постылую без удовлетворения главного желания. Но так как я против самоубийства вообще, считаю его и грехом, и подлостью, то остается спасти вас деньгами. Знаете, молодой человек, чего вам, собственно, недостает для достижения желанной цели? Только инициативы и энергии. Решитесь хоть у меня позаимствовать и того, и другого, тогда добьетесь лучшего.

– Все это столь же соблазнительно, сколь и загадочно. Объяснитесь, пожалуйста, определеннее, а то я ничего не понимаю.

– Непременно объяснюсь, только не здесь. Вы кончили, и я покончил; давайте рассчитаемся да пойдем, – предложил Мустафетов и, когда все было исполнено, уже на улице продолжил: – Ко мне ведь близехонько, на Конюшенную. Я и лошадей своих отпустил, чтобы после обеда пешком пройтись. А скажите, Иван Павлович, вы не припомните, какая самая крупная сумма вклада принята вами на хранение в течение последних двух месяцев?

– Прекрасно помню, Назар Назарович: полмильона рублей, состоящие целиком из четырехпроцентной государственной ренты.

– Бумага хорошая, – одобрительно усмехнулся Мустафетов. – Вот мы сейчас дойдем и до моей хаты, а там я вам сделаю, быть может, одно подходящее предложение.

Иван Павлович с боязливым любопытством молча следовал за Мустафетовым, но у подъезда уже не мог более совладать с собою и спросил:

– Вы в самом деле затеваете что-нибудь серьезное, Назар Назарович?

– Делами я никогда не шучу, да, полагаю, и вам не до шуток, – строго ответил на это Мустафетов. Затем, обращаясь к швейцару, распорядился: – Пока этот барин у меня, никого не пускать; всем говори, что я уехал; конечно, кроме Ольги Николаевны. Ну-с, прошу покорно! – обратился он опять к Смирнину.

Но и в своей «хате», которая оказалась роскошно убранной квартирой, Мустафетов не сразу приступил к пояснениям, а приказал слуге подать чаю.

Смирнин сидел как на угольях.

– Успокойтесь, – обратился к нему Мустафетов, заметив это чрезвычайное волнение, – мое дело от вас не уйдет; от вас зависит последнее слово, быть ему или не быть.

Слуга поставил на стол множество самых разнообразных сластей, до которых Мустафетов был великий охотник, подал чай и удалился.

– Вам покрепче или средний? – спросил гостя Назар Назарович, наливая чашку.

Смирнину было решительно все равно. Разве это теперь могло интересовать его? Но, чтобы ответить хоть что-нибудь, он рассеянно проговорил:

– Средний, пожалуйста.

Мустафетов, методично продолжая свои хозяйские обязанности, передал гостю чашку, пододвинул к нему некоторые коробочки со сластями, затем позаботился о самом себе и лишь тогда спросил:

– Квитанционные книги, стало быть, постоянно бывают в ваших руках, Иван Павлович?

– Постоянно. Но в чем суть?

– Вы все еще не догадываетесь?

– Как же я могу догадаться?

– Странно! Я, кажется, давно догадался бы. Дело очень просто! Я хочу предложить вам следующего рода небезвыгодную комбинацию: этот вклад четырехпроцентной государственной ренты на полмильона, который вы сравнительно недавно вписывали в книгу, надо будет нам получить.

Смирнин побледнел – до того стало ему жутко и холодно от охватившей его разом лихорадочной дрожи.

II. В капкане

Мустафетов, заметив силу произведенного на гостя впечатления, постарался вывести его из состояния столбняка. Он достал из внутреннего бокового кармана сюртука бумажник и стал рыться в нем так, что собеседнику сразу бросились в глаза пачки крупных сторублевых кредиток. От этого зрелища Иван Павлович только завистливо вздохнул. Не обращая внимания на это, Мустафетов разложил на столе хорошо знакомый Смирнину большой лист бумаги с крупно отпечатанными наверху словами «Вкладная квитанция» и спросил:

– Мне хотелось бы знать, Иван Павлович, такие ли квитанции выдаются у вас в банке «Валюта» на любые суммы, даже и на полумильонные?

– Все из одних книг, хотя бы вклад был на целый мильон или на два, – ответил Смирнин.

– Так что вот этот номер наверху, означающий порядок страницы по книге, лицом, вписывающим вклад в книгу, всегда ставится от руки? Не правда ли?

– Да, всегда от руки. У нас квитанционные листы потому не пронумерованы печатно, что при записи легко может произойти ошибка, и тогда пришлось бы выдавать квитанции с помарками, что, конечно, нельзя допустить; зато при отсутствии номера мы просто уничтожаем испорченный лист и выдаем новый.

– Отлично-с! Ну, а книги у вас в банке не подразделяются по суммам вклада? Нет ли у вас, например, одних книг на сотни, других на тысячи, третьих на десятки тысяч, а там уже на сотни, что ли, тысяч?