Нескучная жизнь policeman(a) Чапаева

Дежурный немного замешкался, а потом вдруг выдал:

– Так а… товарищ подполковник, мне по поводу вас и ИВС никаких указаний не было.

– А не охренел ли ты, капитан… Фамилия? – багровея лицом, поинтересовался я.

– Капитан Пилипенко…

– Начнём сначала. А не охренел ли ты, капитан Пилипенко? – уже спокойно задал я вопрос, набирая номер телефона руководителя группы.

– Товарищ подполковник юстиции, у меня ЧП. Дежурный по Отделу отказывает мне в допуске в их ИВС на предмет проверки содержания задержанных, – чётко и громко доложил я обстановку. – Есть, ожидать вашего решения.

«Так, ещё один тут меня ненавидеть будет», – прохаживаясь возле стоящего по стойке «смирно» дежурного, с сожалением думал я. Через минуту, перепрыгивая через две ступеньки, на первый этаж спустился заместитель начальника Отдела майор Перов и на бегу крикнул:

– Пилипенко, ты охренел?

– И я ему о том же… – поддержал майора я.

– Капитан не понял, капитану на пенсию пора, – объяснил Перов. – Я вас провожу, если вы не против.

– Отлично. Пойдёмте, чего время терять, – согласился я, пропуская вперёд майора.

По дороге в ИВС начальник криминальной полиции вводил меня в курс дела:

– ИВС в Отделе небольшой, как, собственно, и городок наш. У нас три камеры в изоляторе. Одна камера на восемь человек, вторая на четыре и третья двухместная. В настоящее время первая камера пустая, во второй и третей по два человека. С какой начнём?

– Начнём с пустой, – серьёзно ответил я.

Дежурная смена в ИВС состояла из двух человек. Старшим был прапорщик. Я так понял, что сам временный изолятор находился в бывшей котельной бывшего детского садика, доставшегося Министерству внутренних дел от Министерства образования и науки Российской Федерации по недоразумению (ну не по наследству же). Перегородки в котельной разобрали, что могли – вытащили, что надо – достроили и получили изолятор временного содержания. В этом изоляторе и содержались, ожидая окончания предварительного следствия и перевода в СИЗО граждане, подозреваемые и обвиняемые.

Старший сержант открыл первую камеру и включил свет. Пустое помещение с четырьмя металлическими двухъярусными шконками. Посередине помещения вмурованный в бетонный пол стол со скамейками. Всё.

– Не понял. А где гальюн, умывальник? – опешил я от набора удобств.

– Нету… – бодро ответил прапорщик.

– Почему? – задал вопрос я, глядя на майора.

– Не предусмотрено конструктивом, – охотно ответил и на этот вопрос прапорщик.

– А куда ж людям…

– В отхожее место водим. В конце коридора на две дучки. Там и умывальники. В количестве двух.

– А как же ночью?

– На ночь ведро выдаём, а утром дежурный по камере выносит и моет. Мы санитарию соблюдаем, – невольно вмешался в разговор старший сержант со связкой ключей в руках.

– Дальше идём, – решил закончить разговор на эту тему я, чувствуя, как холодеет внизу живота.

В камере на четыре человека находились двое мужчин. Услышав скрежет запоров, оба поднялись со скамейки у стола. Небольшого зарешечённого окна явно не хватало для освещения. В глубине помещения угадывались два мужских силуэта.

– Чего темно-то так? День же… – невольно вырвалось у меня.

– Теневая сторона, товарищ подполковник, солнце не попадает, окно низко, – объяснил прапорщик, – но на ночь свет включаем, как положено.

– Арестованный Николаев, прибыл из СИЗО для проведения следственного эксперимента, – представил первого мужчину прапорщик.

Прямо на меня смотрел молодой крепкий мужчина в приличном спортивном костюме с незастёгнутой курткой. Взгляд смелый, дерзкий. На запястьях и шее видны татуировки. «Этот не в гостях», – подумалось мне.

– Статья?

– 161-я, часть первая. Грабёж, – пояснил начальник уголовного розыска.

– Арестованный Ященко, отбывает административный срок пятнадцать суток.

Мужику далеко за сорок. Одет то ли в старую спецовку, то ли это так уже выглядит костюм, что мама ему справила тридцать лет тому назад на выпускной… Было видно, что на настоящей зоне мужик ещё не был, но ждать осталось недолго.

– А это у нас вечный дежурный по аэродрому, – усмехнулся старший сержант. – У нас тут по месту срок отбывает.

– Двое суток осталось, – обиженно шмыгнул носом Ященко, скомкав какую-то обёртку на столе.

– Не зарекайся, дядя, – хохотнул прапорщик.

– Жалобы на содержание в ИВС есть? – выдавил из себя я, понимая, что само нахождение здесь – это уже одна большая жалоба буквально на всё, что тебя окружает.

– Пусть днём лампочку тоже включают. Ослепнем здесь на хрен… – тихо сказал, щурясь, арестованный Николаев.

– Это возможно? – спросил я у прапорщика.

– Надо? Включим, – ответил прапор, недовольно зыркнув в сторону Николаева. И я понял: ни хрена он ничего не включит…

В третьей камере ИВС сидели тоже двое. Старший сержант, открывая засов, как-то не по-доброму улыбаясь, сказал:

– Здесь у нас особо опасные.

Со скамейки у стола подскочил какой-то худощавый щупленький подросток в ярком спортивном костюме. А второй так и остался лежать лицом к стене на своей шконке нижнего яруса. Всклокоченные седые волосы, ноги поджатые к животу…

– Дед, ты чего, оборзел? Встать! – повысил голос старший сержант, сделав шаг в сторону лежавшего арестанта.

– Плохо ему… наверное, сердце, – негромко сказал парнишка.

– Отставить, – поймав за ремень ретивого сержанта, бросил я. – За медпомощью обращались?

– Я утром, когда завтрак разносили, говорил… – отвернувшись, пробормотал задержанный «спортсмен».

– И что?

– Да филонит дед, товарищ подполковник, – влез в разговор прапорщик. – Я ему анальгин предлагал…