Магиум советикум. Магия социализма

Гроза бушевала. Среди раскалывающих небо молний дяде Коле как-то раз привиделся летящий меж набухших туч странный самолет – без крыльев и хвоста, полностью квадратный.

«Неужто НЛО?» – подумал дядя Коля, вспомнив статьи про неопознанные летающие объекты, которые он читал как-то в «Спутнике» и «Технике – молодежи».

Новая вспышка молнии на миг ослепила, а когда мир снова проявился перед глазами, никакого НЛО в небе уже и не было. «Померещилось», – решил дядя Коля, крепко держась за края раскачивающейся на высоких волнах моторки.

Вскоре гроза унялась, тучи рассеялись, нерешительно выглянуло солнце, огляделось и, приободрившись, принялось деловито сушить дядю Колю. А дядя Коля осмотрелся, увидел, что от сети-то его почти и не отнесло, и принялся деловито ее тащить. Пара лещиков, судак, еще один судак, покрупнее. А что это там такое показалось? Ба, никак сом! Вот это улов так улов! Царский! Дядя Коля нетерпеливо потащил тяжелую мокрую сеть на себя. Да так увлекся созерцанием идущей к нему в руки солидной усатой рыбины, что шум мотора приближающегося катера услышал только когда тот подошел совсем близко.

Рыбнадзор. Эх, вот невезенье!

Дядя Коля бросил сеть обратно за борт – хотя что толку, всё равно найдут! – и прищурился. Не сам ли Петр Андреич там? С Андреичем у него давно всё улажено – дядя Коля с ним уловом делился, лещей копченых передавал, на уху приглашал, а тот взамен не замечал его сетей.

Нет, не Петр Андреич. Серёга со своими парнями. Эти рыбинспектора – из молодых, да наглых. Рыбу конфискуют (чтоб потом самим слопать), а штраф вё равно выпишут.

Дядя Коля, усевшись на корму, с горя нахлобучил поглубже каску и угрюмо уставился под ноги – поджидать вымогателей. Когда те подъехали к моторке, он даже головы не поднял.

– Никак лодка со спасалки? – донесся до него резкий Серёгин голос.

– Вроде она. Похоже, грозой сорвало. Вернуть, что ли? – задумчиво предложил другой голос.

– Оно тебе надо? – фыркнул Серёга. – Слушай, а мне казалось, в ней сидел кто-то. А сейчас никого.

– Может, за борт во время грозы свалился?

– Если свалился – значит, сам дурак.

– А если утонул? – взволновался второй голос.

– Старый пердун со спасалки? – уточнил резкий Серёгин голос. – Утонул – ну, и черт с ним, с браконьером! Зато сети остались. Давай-ка проверим, что там в них?

Когда рыбнадзор, перебрав сети и прихватил с собой всю оставшуюся в них браконьерскую рыбу, уехал, дядя Коля еще долго провожал недоуменным взглядом удаляющихся рыбинспекторов. Ну, не бывает же, чтобы с двух шагов среди бела дня – и человека не увидели! Чудеса…

* * *

Игорь успел уже дать хорошего кругаля – утром до самого Волгограда добрался, развернулся и поехал обратно. Городище и Дубовка остались позади, а синие таблички раз за разом показывали, что до неуловимого Приволжска около ста километров. А Игорь, между прочим, уже вторые сутки ехал.

Миновав Быково, Игорь решил, что скорость тут не поможет, и поехал медленнее, глядя на проплывающие мимо пейзажи. Заброшенные, почти поглощенные лесами и лугами деревни, развалины каменных часовенок, железнодорожные тупики, поросшие высокой, по пояс, полынью, и ржавые скелеты, да такие обглоданные, что и не сразу разберешь, что это было – трактор ли, запорожец или тарелка пришельцев.

А какие поселки, какие названия! Сколько в них народного духа, сколько фольклорной поэтики! Сначала Антиповка, Поповка и Сестренки. За Камышинском – ботанические Липовка, Терновка, Дубовка, за которыми пустились вскачь Галка и Бутновка, Верхняя Добринка и Нижняя Добринка, Щербатовна, Щербаковна, ну и, конечно, село Воднобуерачное. За селом пролегала граница между творчеством народным и творчеством советским – впереди лежали Гвардейское, Красноармейск, Чкаловское и Октябрьское, Красный Текстильщик и, наконец, Энгельс и Маркс. Не люди, конечно, а города.

Четырежды за всю дорогу возникали перед Игорем надписи «Приволжское – 1 км», и он преждевременно радовался, путая очередной поселок Приволжский с городом Приволжском.

К вечеру у четвертого села Приволжского у него запищала смзс-ка.

– Да, Лексей Лексеич, никак не получается, – сообщил Игорь в зеркальце усам начальника. – Я доехал аж до самого Волгограда и теперь обратно еду… Да куда уж дальше – до Ульяновска, что ли?

– А сейчас ты где? – поинтересовался начальник.

– Я у Приволжского, – ответил Игорь. И, увидев, как удивленно подпрыгнули усы в зеркальце смзс-ки, пояснил: – Не у Приволжска. У поселка Приволжское. Который между Марксом и Энгельсом. Городами, ясное дело, – зачем-то пояснил он.

– Оставайся там, жди курьера, – приказал начальник. – Придется принимать крайние меры.

– Мне? – напрягся Игорь.

– Нет. Нам. Нам придется принимать крайние меры, чтобы попасть в город. Там уже явно прожжены солидные дыры, якоря наверняка выброшены, и через них Приволжск затаскивает в чудо-реальность. Собственно, похоже, что уже наполовину затянуло. Значит, и попасть туда теперь получится только с помощью чудо-технологий.

– А у нас такие есть? – удивился Игорь.

– Как раз на днях Кировский НИИ чудо-технологий представил прототип валенок-скороходов. Еще, правда, непроверенный. Вот и опробуешь их в деле.

* * *

После побоев голова гудела немилосердно.

«Может, сотрясение?» – вяло подумал Сенька, докурил сигарету, аккуратно завернул окурок в газету, вышел на улицу и поплелся к мусорным бакам.

Три мусорных контейнера стояли у дальнего угла дома, прямо у веранды, надстроенной деловыми жильцами, недовольными тем, что планировка «хрущевок» не предусматривала для первых этажей балконов. Рядом с мусорными баками на протянутой к дереву веревке сушилось и пропитывалось ароматом плавящейся в полуденном зное помойки мокрое белье.

Сенька едва не задел розовую наволочку и, воровато оглянувшись, выбросил сверток. Однажды его за этим делом чуть не застукала тетя Маруся с четвертого этажа. Любознательная соседка банным листом цеплялась к любому мало-мальски подозрительному событию и не успокаивалась, пока не узнавала всю подноготную. Не хватало только, чтобы она до правды докопалась и матери рассказала. А мать знать не должна – это было Сенькиным железным правилом. Сеньке было двенадцать, когда их бросил отец. Тогда, глядя на плачущую мать, Сенька пообещал себе со всей яростью подростка, который уже всё понимает, но еще ничего не может изменить, что из-за него мать плакать не будет… Именно поэтому он старательно скрывал от нее, что курит. Как и то, что играет в карты. И проигрывает. Много.

Правда, скрывать становилось всё сложнее. Уже два раза Сеньку поджидали подручные Фитиля, требовали возвращения карточного долга, и уже два раза он получал по зубам. Сегодня его избили в третий раз. Крепче, чем в предыдущие. И пригрозили еще более жестокой расправой. Вопрос «чем покрыть долг» становился всё острее.

Сенька давно уже продал кассетный магнитофон, смсзс-ку и радиоприемник. Потом вытащил из-под плинтуса в прихожей завернутые в отрезанную колготку две пластмассовые коробочки, в которых хранились «фамильные драгоценности» – золотая цепочка с крестиком, серьги с поддельной бирюзой и два массивных перстня с крупными искусственными камнями, на которые была мода во времена юности его родителей. Драгоценности Сенька тоже отдал в счет покрытия набежавшего долга, и совесть его почти не мучила: мать не скоро обнаружит пропажу. Она работала дворником и не наряжалась вот уж лет пять и, пожалуй, столько же не заглядывала в тайник под плинтусом в прихожей.

За что его совесть мучила, так это за утащенный из дома пыльный бархатный футляр с медалями деда. За что именно они были получены, Сенька не знал – он был слишком мал, чтобы запомнить военные рассказы ветерана. А после и не расспрашивал – ему было неинтересно. Но зато он знал, что воинские награды Великой Отечественной ценятся.

Фитиль оценил их в счет одной задолженности.

Сегодня, вернувшись домой и остановив кровь из разбитого носа, Сенька еще раз обыскал квартиру на предмет чего-нибудь ценного и не используемого регулярно в хозяйстве. Чего-нибудь такого, чем можно было бы погасить часть долга. Обыскал, хотя знал, что ничего не найдет.

Голова гудела, как будто внутри разожгли газовую колонку. Доковыляв до третьего этажа, Сенька остановился перевести дух и прижался лбом к пыльному стеклу окна в подъезде. Что делать? Если он не покроет хотя бы часть долга, подручные Фитиля в следующий раз его так разделают, что он в больнице окажется!

«И зачем я только сунулся с ними в карты играть? – в который раз подумал Сенька, в отчаянии тычась лбом в стекло. – И зачем возвращался играть в надежде отыграться?»

Мимо окна промелькнула какая-то тень. Сенька поднял голову и с удивлением уставился на стремительно удаляющийся квадратный силуэт.

«Ну, точно, сотрясение, – решил он про себя. – Вот уже и всякие летающие паласы чудятся».

Тут что-то ярко вспыхнуло, поймав луч солнца, и Сенька, позабыв о галлюцинации, принялся разглядывать крышу над подъездом, пока не увидел, что среди пыли, осколков пивных бутылок и птичьего помета сверкала какая-то железка.

Сенька немедленно спустился на второй этаж, с трудом приподнял рассохшуюся раму окна и протиснулся на козырек. Проведя последние дни в раздумьях, где бы раздобыть что-нибудь ценное для покрытия долга, он бросался на всё, что блестело.

Миг спустя Сенька уже вертел в руках раскаленный солнцем тяжелый кастет, прикидывая его ценность. Разочарованно вздохнул – выручки находка не сулила. Сенька уже собрался было его выкинуть, но в последнюю секунду передумал. Мало ли, вдруг сгодится. Сенька даже примерил кастет на руку, сжал кулак, размахнулся, представив, как должен ужаснуть его вид воображаемого противника, – и тут вдруг голова закружилась.

«Однозначно у меня сотрясение», – отстраненно подумал Сенька. Иначе чем объяснить, что у него опять начались галлюцинации? Правда, на этот раз ему не привиделись крылатые чудища. Сеньке отчетливо мерещилось, будто он превратился в волка. Стены лестничной площадки стали выше, многообразие цветов растворилось в черно-белой гамме, а нос сходил с ума от бомбой взорвавшегося запаха мочи и щей из кислой капусты.

Голова перестала болеть, во всем теле забурлила энергия. Сенька пружинисто вскочил на все четыре лапы и перемахнул через лестничный пролет. Задержался у стекла окна, с любопытством глядя на свое отображение. Поджарый, мускулистый, морда суровая, мех благородного серого оттенка со стальным отливом, глаза зеленоватые и холодные. Сенька довольно улыбнулся, и зверь в стекле жутко ощерился клыкастой пастью ему в ответ.

«Вот бы меня сейчас Фитиль увидел. Он бы вмиг в штаны наложил со страху», – подумалось Сеньке. И картина побелевшего от страха Фитиля так захватила его, что он решил немедленно разыскать своего кредитора.