Обретение святых – 2022

Великорецкая традиция почитания святителя Николая

Важнейшее значение для развития Православной Вятки и оживления ее связей с митрополией имело принесение в Москву чудотворного Великорецкого образа Святителя Николая. Первый раз в 1555—1556 гг., при святителе Макарии и царе Иване IV, и второй раз в 1614—1615 гг. при царе Михаиле Федоровиче, первом из династии Романовых. Эти путешествия Великорецкого образа закрепили за ним славу главной святыни Вятской земли и послужили примером для его более широкого почитания, которое ныне совершается в виде Всероссийского Великорецкого крестного хода.

Возрожденный в 1989 г, этот крестный ход ныне собирает несколько десятков тысяч паломников со всех уголков Вятской земли, ближнего и дальнего Зарубежья. Сегодня это одно из центральных событий в жизни Вятской митрополии, история которого уходит корнями вглубь веков и подробно запечатлена в письменных источниках. При этом особую ценность для изучения Великорецкой традиции представляют сообщения о чудесах, как правило, записанные клириками Никольского собора г. Хлынова, в котором пребывал чудотворный образ. Ныне они опубликованы и доступны исследователям [8].

Все это помогло дополнить и скорректировать представления о генезисе Великорецкой традиции, которые могут быть представлены в виде следующих тезисов.

Несмотря на укоренившиеся в общественном сознании представления о том, что чудотворный образ был обретен на реке Великой в 1383 г. и около 1400 г. перенесен в г. Хлынов, подтверждений этим фактам в наиболее древних и заслуживающих уважения источниках обнаружить пока не удалось. В самой «Повести» сказано, что икона была обретена «во дни великих князей», «а в коя лета принесена бысть во град Хлынов… писания не обретохом» [8, С. 244, 246].

Также по-прежнему дискуссионным остается вопрос, имел ли первоначальный образ житийные клейма, или же на Великой реке был обретен только средник с изображением святителя Николая?

Что касается сообщения о том, что в 1522 г., при великом князе Василии Ивановиче и митрополите Варлааме, великорецкий образ был «обложен», т. е. украшен новым окладом [8, С. 244, 246], подтверждения ему, в других источниках, также пока не обнаружено. Равно как сведений о том, где в это время пребывал чудотворный образ – на Великой реке или в Хлынове? Вместе с тем, не вызывает сомнений, что в свое первое путешествие в Москву в феврале 1555 г. чудотворный образ отправился уже из Хлынова и выглядел таким, каким мы привыкли видеть его сегодня.

С вопросом о времени перенесения иконы в Хлынов неразрывно связан вопрос о времени возникновения Великорецкого крестного хода. Точнее – паломничества. Поскольку более шести веков вятчане ходили на Великую реку не организованным крестным ходом, а самостоятельно, небольшими группами. Вплоть до 1989 г., когда, после тридцати лет запрета паломничества, по требованию властей, им пришлось построиться в одну колонну и организованно прийти в Великорецкое. Сначала, из соседнего с. Чудиново, а затем, когда эта практика себя оправдала, из г. Кирова. Ни в начале XX века, ни раньше ничего подобного не было. В том числе потому, в это время в нашем северном краю «один день год кормит», и, пропустив неделю в мае, зимой можно было остаться без хлеба.

Более того, сами хлыновцы на Великую реку всем городом не ходили. Описанная в источниках традиция была другой. Горожане провожали чудотворный образ до реки Вятки, служившей естественной границей города, где с ним прощались, как с самим святителем Николаем. После чего с иконой оставались только священники и «избранные горожане», помогавшие доставить чудотворный образ в с. Великорецкое. До последней четверти XVIII века – по реке, затем по суше, через села Бобинского и Великорецкого станов. Спустя несколько дней, когда икона возвращалась с Великой реки, жители Хлынова снова встречали святыню у с. Филейского и, обойдя крестным ходом город, торжественно вносили ее в Кремль и ставили в Кафедральном соборе, где она пребывала до следующего паломничества.

Таким образом, хлыновцы, за исключением «избранных горожан», икону лишь провожали и встречали. На что была веская причина – именно так было в старину, при первом перенесении чудотворного образа с реки Великой, и именно такую форму почитания святыни сохранила эта традиция. Впрочем, в большем не было необходимости, так как в течение большей части года чудотворная икона пребывала в Хлынове, и его жители всегда могли прибегнуть к помощи святителя, придя в Никольский собор.

Возможно, узнав об этом, кто-то спросит: «А как же древний обет? Разве хлыновцы не обещали ежегодно ходить на Великую реку?». И будет удивлен, услышав: «Нет, не обещали». Точнее, обещали не ходить, а «ездить», о чем в созданном около 1660 г. Музейском списке «Повести о Великорецкой иконе» сказано: «А идеже проявися святая сия икона, обещашася ездити с чюдотворным образом по вся лета непременно, после праздника принесения честных мощей его к недельному дни» [9, Л. 7].

На языке старинных летописцев, «ездить» означает «плавать». Если же учесть, что в те времена реки были, порой, единственными дорогами, а лодки – средством передвижения, то обещание «ездить» можно понимать буквально – приезжать с иконой на то самое место, где она прославилась первыми чудесами.

В свете такого видения этой традиции данное вятчанами обещание представляется обетом не «хождения», а братской любви [10]. На что указывает рассказ о перенесении чудотворного образа, из которого мы узнаем, что ни служившему на Великой реке священнику, ни его собратьям из Хлынова не удалось сдвинуть икону с места. До тех пор пока жители Великой реки, которым была дана эта святыня, добровольно и соборно не согласились уступить ее хлыновцам в обмен на обещание ежегодно приносить икону на «прежнее чудотворное место». Как именно доставлять святой образ – на лодках или пешком – было не важно. Главное, помнить о тех, кому эта икона была дана – Великорецких жителях, и видеть в них своих братьев и сестер.

Вскоре после возвращения чудотворного образа из Москвы сложилась традиция его путешествий в вятские города Слободской и Шестаков, Орлов и Котельнич, из которых икона неизменно возвращалась в Хлынов. Подобно тому, как сами хлыновцы ежегодно приносили ее на Великую реку. Это способствовало более широкому почитанию святыни вятчанами, а также возвышению Хлынова и превращению его в столицу Православной Вятки. Тем не менее, традиция паломничества на «прежнее чудотворное место» не пресеклась, и икону не стали именовать «Хлыновской», она так и осталась «Великорецкой». Что свидетельствует о верности жителей Хлынова обещанию своих предков и пониманию его как «обета братолюбия».

Вплоть до начала XVIII века, когда умножившееся числом паломничество, образно говоря, «вышло из воды на сушу» и превратилось из плавания относительно небольшой группы священников и «избранных горожан» в «хождением со множеством народа» [11, Л. 77об.], как об этом сказано в «Повести о стране Вятской». Тогда же, в соответствии с новой реальностью, были отредактированы древние списки «Повести о Великорецкой иконе», в которых вместо обещания «ездити» появилось «ходити», а также был отредактирован рассказ о чуде 1551 г., чтобы побудить вятчан более усердно исполнять обет хождения на реку Великую, который в том году они будто бы дерзнули нарушить, за что поплатились морозами, неожиданно ударившими в начале лета и чуть было не погубившими все посевы [12]. Примечательно, что в более древних списках «Повести» эта история пересказана иначе, не столь нравоучительно и сурово.

Окончательно понимание Великорецкого обета, как обета хождения, закрепилось в годы советской власти, когда паломничество совершалось в атмосфере гонений, а в 1959 г. было и вовсе запрещено. В этой ситуации для всех, кто решался принять в нем участие, главным смыслом стало «пойти и дойти», несмотря на все препятствия, которые чинила власть. Когда же в 1989 г. пробил час его возрождения, то, по воле тех же властей, опасавшихся разного рода эксцессов и нестроений, это удалось сделать в единственно возможной на тот момент форме организованного шествия – крестного хода. Многодневного и многотрудного, полного множества испытаний, которые заставляли паломников – особенно, горожан, не всегда готовых к такого рода путешествиям – из всех смыслов паломничества сосредоточиться именно на «хождении». Что нашло особенно яркое воплощение в талантливом и искреннем фильме режиссера Марины Дохматской «Обет», рисующем впечатляющие картины многолюдного шествия на Великую реку во исполнение древнего обета, данного предками вятчан.