Номер 19

Сделав реверанс, Герман выскользнул из квартиры.

– Мама? – дрогнувшим голосом позвал мальчик, и она присела на корточки перед сыном.

– Мама, кто это? – тихо спросил паренек. Громадные серые глаза, казалось, заполнили все его лицо, чрезвычайно худое и изжелто-бледное, и эти глаза с нескрываемой тревогой смотрели на мать. – Он хотел стать нашим папой?

Светлана с трудом удержала рвущийся наружу истеричный смех. Н-да, нужно иметь богатое воображение, чтобы представить Германа в роли заботливого отца и любящего мужа.

– Нет, Антоша… Он… просто гость. Ты что-нибудь поел? Тетя Ксюша тебя покормила?

Мальчик замотал головой, рассеянно щупая пальцами пузырьки герпеса, назревающие на губах.

– Мы рисовали.

Стук в соседней комнате возобновился с удвоенной силой, и лицо Светланы из благодушного стало жестким, почти злым.

– Мама, дедушка стучит, – озабоченно произнес Антон. – Ему что-то надо, наверное.

– Не ковыряй губы, – приказала она. – Посиди пока здесь.

Мальчик послушно зашел в комнату, а Светлана направилась к отцу. Внутри у нее все кипело – она и так не питала особых чувств к своему пожилому родителю, но после той страшной аварии, унесшей жизнь матери, она возненавидела его. Затаенно-тихой, жгучей ненавистью, которую она одно время пыталась держать в себе, но в последние дни та все чаще выплескивалась наружу, словно кипящее варево из котла, потому что огонь под ним разгорался все больше и больше.

Женщина вошла в комнату, закрыла за собой и поморщилась – запах в помещении был невыносимым, дикая мешанина из затхлого воздуха, пыли, просроченных лекарств и экскрементов.

– Чего тебе? – спросила она, закрывая за собой дверь. Светлана уже не пыталась скрыть брезгливость, глядя на прикованного к постели отца. За полгода лежачего существования Алексей Сергеевич, некогда крепкий пятидесятисемилетний высокий мужик, похудел вдвое, превратившись в высохшую мумию, от которой постоянно несло, как из выгребной ямы. Его темные волосы поседели сразу же, как он, очнувшись, узнал о смерти супруги, и теперь они грязной паклей лежали на подушке, образуя гротескный нимб. В левой руке он сжимал инвалидную трость, которой вот уже несколько минут безостановочно колотил по тумбочке. И хотя старик понимал, что уже никогда не встанет на ноги, он настоял, чтобы рядом с ним всегда была трость. Светлана полагала, что наличие этой дурацкой палки с резиновым набалдашником создавало у отца ощущение некой надежды на выздоровление. Пусть и иллюзорной, как мираж в пустыне. Впрочем, у трости было и другое предназначение – старик всегда лупил ею по тумбочке, когда ему что-то было нужно. Раньше он долбил в стену, из-за чего обои в местах соприкосновения с палкой были разодраны в клочья, обнажив штукатурку. Но вскоре отец понял, что стук в стену получался тихим, и он переключился на тумбочку.

Алексей Сергеевич глядел на дочь со смешанным чувством гнева и страха.

– Чего надо?! – раздраженно повторила Светлана, потянув носом. – Опять обделался? Посмотри, что ты со стеной сделал! Скоро можно окно в мою комнату вставлять! Колотил бы своей клюкой уже куда-то в одно место! А еще лучше по своей голове!

Инвалид провел по шелушащимся губам кончиком языка.

– Я звал… Ксюшу, – отрывисто произнес он. – А не тебя.

– Я сейчас позову ее.

С этими словами Светлана шагнула к окну, приоткрыв створку. Внутрь сразу ворвался свежий воздух.

– Снова водишь… к себе… мужиков? – внезапно спросил отец.

– Это тебя не касается.

Алексей Сергеевич издал клокочущий звук.

– Шлюха. Знаешь, твоя мать… Умерла бы во второй раз… когда узнала бы…

Губы Светланы тронула недобрая усмешка.

– Ты бы молчал уже о маме, развалина. Если бы черт тебя не дернул в ту ночь гнать домой… она была бы жива. И ты сейчас не валялся со сломанной спиной.

– Негодяйка… – с трудом выговорил Алексей Сергеевич. – Как ты смеешь… Я никогда… Все только для вас… Ради твоего сына…

– Да плевать на тебя, – обронила Светлана. Она уже намеревалась покинуть комнату, как отец позвал ее.

– Почему ты… – задыхаясь, проговорил он, – не сказала про суд? Про то, что… квартира уже не наша? И нас могут… выставить вон?

Она с недовольством поджала губы.

– Откуда ты знаешь?

– Услышал. Ты не умеешь говорить нормально… орешь в телефон так… что слышно на чердаке. Я тут для мебели? Почему… я узнаю, что выселяют… в самую последнюю очередь?

Светлана вздохнула.

«А что бы ты сделал, если бы узнал, что мы не в состоянии платить ипотеку? – угрюмо подумала она. – Громко пукнул в знак протеста?»

– Потому что у нас нет денег, чтобы выкупить ее, – устало произнесла Светлана. – У тебя есть сорок пять миллионов? Твоей пенсии едва хватает на лекарства для тебя. Правда, от этих таблеток пользы не больше, чем от клизмы.

Алексей Сергеевич закашлялся, в уголках его глубоко запавших глаз выступили слезы.

– Что же… с нами будет? – тихо спросил он, когда приступ утих.

Светлана пожала плечами. Она внезапно подумала о словах Германа. Насчет страхования отца и его «нечаянного» падения на пол… с летальным исходом.

– У нас еще есть время до Нового года. Пять дней, – задумчиво произнесла она. – На Новый год иногда происходят чудеса.

Старик беспокойно заерзал на несвежей постели.

– Ты… сошла с ума, – проскрипел он. – У тебя сын… больная сестра… ей тоже требуется уход… Надо ехать в Воронеж… Там участок и дом твоей бабушки… он старый, но крыша над головой есть… как-нибудь…

«Какой, в задницу, дом с участком, – мысленно проговорила Светлана, глядя на бормочущего отца. – Все давно продано, а вырученные деньги ушли на оплату долгов».

– Конечно, Воронеж, – вслух подтвердила она. – Тебя живым на первый этаж спустить, и то подвиг будет. А ты в Воронеж собрался. В электричке тебя везти, что ли?

Очевидно, Алексей Сергеевич не расслышал слова дочери и недоуменно уставился на нее:

– Что?

Но Светлана уже закрыла за собой дверь.

Она собиралась позвать сестру, но вспомнила о сыне и заглянула в комнату, где еще десять минут назад лежала на смятой простыне с раздвинутыми ногами. Антон к тому времени включил телевизор и, забравшись на постель, с интересом вертел в руках полиэтиленовый пакетик, который Герман оставил ей перед уходом.

«Вещь стоящая, гарантирую. С клубничным вкусом», – скользнули у нее в мозгу слова похотливого мерзавца с куцым хвостиком на макушке.

– Антон, оставь! – крикнула она, видя, как сын понюхал пакетик. Мальчик вздрогнул, переведя взор на мать.

– Это что? – простодушно спросил он, протягивая ей сверток. – Конфеты?

– Вроде того. Только это специальные конфеты, – объяснила Светлана, поспешно забирая у него пакетик. – Для взрослых. Детям это нельзя.