– Девяносто один? – ошарашенно переспросил Ковалев. Эта цифра показалась ему фантастически нереальной. Он попытался представить маму в этом преклонном возрасте, но из этого ничего не вышло.
«А я?» – хотел спросить Саша, но что-то остановило его, и он даже не мог понять, что именно.
«Мало кто хочет знать день собственной смерти, парень, – усмехнулся внутренний голос. – Представь свою жизнь, если ты узнаешь это. Каждый день ты будешь считать, сколько тебе осталось. Это будет помимо твоего желания, помимо твоей воли…»
– Я кое-что взяла тебе показать, – между тем сказала Ирма, доставая из пакета альбомы для рисования. – Сколько я себя помню, я всегда любила живопись. Когда была совсем маленькой, рисовала на улице всем чем попало – палочкой на земле, стеклышком на дощечке, угольком на асфальте…
Саша с интересом взял у нее альбомы.
– Я хотела поступить в художественную школу, но приемные родители меня не хотели отдавать, – продолжала девочка. – Даже не знаю почему. Может, оттого, что им не нравятся мои рисунки?
Ковалев молча листал альбом, и с каждой перевернутой страницей на его лице ширилось потрясение. Он не мог поверить, что подобные рисунки могла изобразить маленькая девочка, пусть даже такая необыкновенная, как Ирма.
Гротескная бабочка, парящая среди грозовых туч. Великолепные, изящные крылья никак не вязались с «лицом» небесного творения – дьявольской мордой с хитрой ухмылкой и развевающимися седыми волосами. На следующей странице был изображен город, расколотый пополам. Из огромной расселины высовывались костлявые руки, пытаясь схватить мечущихся в панике жителей.
Третий рисунок изображал терпящий бедствие корабль, окруженный русалками. Только на месте женских голов у сказочных обитательниц были громадные пасти, утыканные острыми зубами… Вместо того чтобы спасать тонущих, русалки утаскивали их на дно.
– Ты… – промямлил Саша, даже не зная, что сказать. – Мама разрешает тебе рисовать такое?
– Настоящая жизнь намного хуже, Сашенька, – тихо ответила Ирма. – Она даже хуже того, что вижу я. А я очень часто вижу страшные вещи.
Ковалев отложил просмотренный альбом и взял в руки следующий.
– Тебе не нравится? – с беспокойством спросила она. – Наверное, зря я решила тебе показать это…
– Нет, что ты, – пробормотал он, не отрывая взора от очередного рисунка. Он изобиловал всевозможными цветами, только вместо бутонов у них проклевывались человеческие лица, искаженные в диком крике. Цветы тянулись к солнцу, которое представляло собой пульсирующее сердце, с которого на «бутоны» капала кровь.
Перевернув страницу, Саша заметил, как из альбома что-то выпало в траву. Что-то плоское и прямоугольное, вроде… Календарик! Наклонившись, он поднял его, бережно сдувая пыль.
Ковалев пожал плечами. Обычный карманный календарик, изображающий какой-то парк с фонтаном. Он перевернул его, присвистнув.
«Какой странный», – подумал Саша. Двенадцатое октября было обведено в кружок, а все дни и месяцы после этого числа были густо закрашены черным фломастером.
«Как будто год заканчивается двенадцатого октября», – с усмешкой подумал он.
Интересно, что бы это значило?!
Ирма, до этого с интересом наблюдавшая за утками, взглянула на Сашу, который продолжал вертеть в руках календарик. Лицо девочки внезапно застыло, сделавшись чужим, и Саша, перехватив ее взгляд, даже испугался.
– Отдай, – сдавленным голосом потребовала она.
С оцепенелым видом тот протянул ей календарик.
– Я просто хотел спросить… – начал он, но Ирма его перебила:
– Извини, я случайно его туда положила.
Она сунула календарик в пакет, уставившись прямо перед собой.
– Ирма, что случилось? – спросил Саша, ровным счетом ничего не понимая. – И это… Двенадцатое октября. Это что-то значит?
– Мне сегодня к врачу надо, – сказала она, будто не слыша его. – Завтра увидимся, Саша.
– Ты что, уже уходишь? – печально спросил он.
– Меня ждут.
– Зачем тебе к врачу? Вчера ты тоже была у врачей… Ты чем-то болеешь?
Ирма встала с лавочки.
– Любопытной Варваре нос оторвали, – с грустной улыбкой произнесла она, забирая у Саши альбом. – Пока.
Неожиданно где-то вдали замелькали проблесковые маячки, и среди деревьев мелькнул белый полицейский автомобиль.
Ковалев тоже слез с лавки.
– Интересно, к кому это полиция приехала? – задумчиво проговорила Ирма.
«Ты же ясновидящая, вот и скажи», – хотел поддеть ее Саша, но вовремя одумался. Судя по бледному лицу Ирмы, продолжать разговор она была явно не в настроении.
– Ладно, пока, – вздохнул он.
Вечером его ждала еще одна шокирующая новость.
Как только он вошел, мама подбежала к нему и крепко обняла.
– Ты что? Все в порядке. Я же не опоздал к ужину, – пробубнил он, неловко отстраняясь от нее. И умолк, с тревогой глядя на лицо мамы. Оно было таким же бледным, как у Ирмы полчаса назад там, на пруду.
– С тобой точно все нормально? – спросила мама, целуя его в лоб.
Саша кивнул.
– А мы машину полиции видели. Она приехала в наш район, – сообщил он, снимая кроссовки.
– Ты помнишь этих ребят, Андрея и Лешу? Они в девятом доме жили. Вы вроде бы раньше играли вместе.
Ковалев, уже намеревающийся идти мыть руки, остановился.
– Дрон и Леха? Знаю.
«Они чуть кошку не убили», – хотел добавить он, но передумал. Незачем маме знать такие детали.
– Они погибли. Их сегодня в гараже нашли, там пожар был, – сказала мама, в упор глядя на Сашу.
Он поежился.
Как это – умерли? Какой еще пожар?!