Третий фактор. Хроники затомиса

– Что еще за отечество? – подозрительно посмотрел на глаз демиурга в облаке Адам, – ты ни о каком отечестве раньше не говорил.

– Это слово у меня случайно вырвалось, – смутилась Мерцающая, – когда человечество возникнет и разовьется, возникнут такие понятия, как «страна», «родина», «отечество», а пока что для вас вся земля – отечество.

– Посмотреть бы на эту землю с высоты птичьего полета, – проворчал Адам, – а то ты все говоришь «земля», «земля», а мы, кроме этого дурацкого оазиса, да гор, да пустыни вокруг ничего и не видели.

– Придет время и вы увидите многие другие земли, – сказала Мерцающая, не вдаваясь в подробности, – есть только одно условие: сначала вы должны обзавестись потомством, желательно хотя бы на первых порах – мальчиком и девочкой.

– Да что ты нас все агитируешь, – раздраженно фыркнул Адам, – мы стараемся!

– А надо, чтобы не только старались, но и хотели маленького.

– Что-то не получается, ну не радует меня эта перспектива, кстати и Евка того же мнения. А насильно не выходит.

– Но если вы будете знать, что после рождения детей увидите другие края? Ты же говорил, что только об этом и мечтаешь!

– Ну уж не знаю, – вмешалась Ева, – по-моему, если маленький родится, то тогда можно вообще о турпоездках забыть! Это же – конец свободе, куда ж с младенцем на руках отправишься?

– Во-первых, – терпеливо продолжала разъяснять Мерцающая, – дети не так уж долго будут младенцами, и путешествие вам предстоит только после того, как они вырастут и станут помощниками, а не обузой. К сожалению не могу раскрывать всего, что вам предстоит, иначе может нарушится хрупкая ткань вероятного будущего…

– Вечно ты темнишь, – недовольно сморщилась Ева, – то нам нельзя знать, этого нельзя, одни только оговорки и требования! А мне, может, самой хочется выбрать маршрут круиза! Ты, небось, заведешь в какую-нибудь дыру и бросишь нас там, ты в последнее время постоянно нас бросаешь – крутитесь, как хотите – а там и подавно бросишь!

– Рано или поздно родитель должен предоставить детеныша самому себе, иначе он никогда не станет взрослым и не сможет жить самостоятельно в этом жестоком мире. Рано или поздно и я вас вынужден буду оставить, – устало ответила Мерцающая, – но лишь тогда, когда смогу убедиться, что вы готовы для самостоятельной жизни. И уж в незнакомом месте я никак не брошу вас на произвол судьбы, и поэтому, чтобы быть готовыми к будущим путешествиям, упорно тренируйте свои тело и разум. И помните, что никуда из этого оазиса не двинетесь, пока вас не станет… ну хотя бы четверо… – «Не слишком ли я спекулирую на их желании повидать другие края, – подумала Мерцающая, – Адам ведь прав: насильно захотеть иметь ребенка, и тем более не одного, их не заставишь! Это мы, лимурийцы, полностью подчинили наши чувства разуму, и если знаем, что надо то или иное захотеть, то мы этого и захотим. А им совершенно незнакомо чувство долга, столь естественное для нас. Но почему я думаю о себе в женском роде и меня не отпускает мысль, что я не совсем лимуриец, разве это не тело лимурийца? И почему мне иногда кажется, что я гораздо ближе этим двум коротышкам, хотя прекрасно знаю, что моя природа иная? Может потому, что эта энергоинформационная вставка, из которой я черпаю знания и силы является моей лишь отчасти, ведь и раскрывается она далеко не полностью и не всегда по моей воле. Да, все это странно и некому объяснить, а Планетарный Логос, похоже, совсем обо мне забыл».

– Ладно, – сказала она вслух, – помните, что я вам сказал, преодолевайте свою лень, наращивайте спортивные нагрузки и решайте арифметические задачки в уме. Сейчас мне надо слетать по делам – у меня, помимо вас и других забот по горло, и, надеюсь, к следующему моему визиту вы немного продвинетесь в решении демографической проблемы… – («Что я несу! – возмутился в Мерцающей какой-то другой голос, – достали уже эти словечки из Банка Исторических Вероятностей!»).

– Ыгы – заржал Адам, – и Евка будет немного беременна…

Мерцающая не стал отвечать на этот перл первобытного остроумия, и взвилась в воздух, быстро скрывшись от перволюдей в голубом солнечном небе.

ГЛАВА 2. Вылазка в сновидение

Мерцающая снова вернулась на свой наблюдательный пост, где было сооружено просторное каменное жилище под стать росту десятиметрового лимурийца. Она знала, что проживая на Урании, ее раса никогда не строила материальных зданий, пользуясь тем, что любой лимуриец мог создать для себя оптимальные климатические условия с помощью магии. Но у Мерцающей в облике Иего почему-то всегда существовало желание иметь крышу над головой, поэтому она построила для собственного временного проживания это мегалитическое сооружение, в котором она отдыхала от разнообразных хлопот.

Итак она уселась (коленками назад) на пороге мегалита и по обыкновению задумалась. После сегодняшнего посещения Адама с Евой Мерцающая сформулировала несколько проблем, с которыми в ближайшее время предстояло разобраться, поскольку все сроки были уже нарушены, и паре перволюдей уже положено было стать родителями, а они таковыми становиться упорно не желали. Было ясно, что они каким-то образом получают нежелательную информацию от печального демона, поскольку сама она внушала им прямо противоположное, но ментальных артефактов противобога ей обнаружить никак не удавалось. Да, у них заметно подурнел характер, появился не присущий ранее цинизм и леность, всего этого не могло взяться у них просто так, ниоткуда, дурного влияния им получить на земле было не от кого, значит необходимо было активизировать поиски демонических артефактов, чтобы представить Гагтунгру счет за несанкционированное внедрение в сознание перволюдей, дабы получить санкцию на свое собственное внедрение: похоже ситуация созрела, чтобы чуток подкорректировать закон свободы выбора… хотя бы на самую чуточку, и тогда главная проблема – проблема потомства будет решена. Впрочем, если остается хотя бы минимальная возможность избежать корректировка – лучше ее избежать – все эти ментально-энергетические внедрения даже из лучших побуждений нежелательны, они плохо влияют на карму перволюдей и их в перспективе необходимо полностью исключить. Ну разве что Гагтунгр позволит себе что-то выходящее за рамки договора. И все же непонятно, почему он (если это действительно так) пытается заблокировать рождение детей, ведь и свои собственные планы противобог может строить только имея в наличие достаточно внушительную группу людей, которую уже можно будет именовать человечеством.

Мерцающая еще раз на ментале просмотрела развернутую картину функционирования всех систем Адамы и Евы во времени. Нет, следов воздействия Гагтунгра не видно, а их собственное семя эйцехоре, без которого в данной сложившейся ситуации у них бы элементарно не появилось полового влечения друг к другу, не получало дополнительной подпитки, и, похоже, даже несколько ослабло. Вроде бы придраться не к чему… и все же что-то не так.

Тут только Мерцающей пришла в голову мысль, что может надо поисследовать их сознание в другом качественном состоянии, допустим, во сне – возможно ментальные артефакты противобога проявляются тогда, когда сознание Адама и Евы находятся в иной, отраженной реальности, когда оно в замутненном состоянии путешествует по сновидческим сакуаллам? В этом случае ментального следа внедрения может и не остаться, поскольку человек во сне – совсем иная личность, чем в бодрствующем состоянии и частотные характеристики совсем иные. Странно, почему ей раньше это в голову не приходило? Как-то она туго в последнее время соображает, давно уже надо было все варианты рассмотреть.

До наступления ночи оставалось еще несколько часов, да еще неизвестно, когда эти двое угомонятся и заснут – а насылать на них искусственный сон Мерцающая не хотела, тем более ночь – куда более подходящее время для Гагтунгра, поэтому оставшееся время она провела в глубокой медитации, а когда настала ночь, сдвинула точку сборки на восприятие астральной проекции Адама, который по ее расчетам должен был уже спать.

В тот же момент Мерцающая оказалась в ближайшем отражении, копирующим Энроф, подле Адама. Адам лежал все под той же смоковницей (похоже они, лентяи, так и не вставали из под нее), повернувшись спиной к супруге, и над ним колыхался серебристый шар на ниточке, который означал, что Адам пребывает в царстве Морфея и видит сны, при этом на лице его, как у ребенка играла дурацкая улыбка и из уголка рта протянулась тоненькая струйка слюны – как видно сон его был весьма сладок. Смотреть чужие сны было обыденным делом для лимурийца, правда это касалось их взаимоотношений друг с другом в те времена, когда они еще жили единой цивилизацией. Незвано подсматривать чужие сны считалось верхом неприличия, к тому же любой маг, находясь в состоянии осознанного сновидения – а их сновидения всегда были осознанны, сродни медитациям – мог легко заблокировать непрошенного гостя, однако если того требовали особые магические обстоятельства, один лимуриец мог позволить поприсутствовать в своем сне другому – и даже многим. Когда-то это была распространенная практика, но уже много миллионов лет с тех пор, когда каждый лимуриец предпочел совместной жизни собственную отдельную реальность, такая практика не осуществлялась. Теперь же дело касалось иных существ, находящихся по сравнению с лимурийцами в самом начале духовной эволюции, за которыми еще нужен был глаз да глаз, поэтому Мерцающая посчитала себе вправе войти в сновидения ничего не подозревающего Адама.

Она тут же взвилась в воздух, скользя вдоль серебряной нити, соединяющей Адамову Мулладхару-чакру с серебристым шаром, и несмотря на то, что шар с земли казался совсем небольшим, при приближении к нему, он стал резко увеличиваться и вскоре перекрыл весь обзор. Преодолевая едва заметное препятствие оболочки сновидческого шара, Мерцающая проникла внутрь, и в то же мгновение оказалась внутри Адамового сна. При этом ее шельт как бы исчез, оставив в качестве наблюдателя только невидимое сознание Мерцающей, и это означало то, что Адам не мог ее видеть, как участника своего сновидения. Тут Мерцающая поняла, что Адам видит не обычный полуотчетливый сон в основном состоящий из его же собственных мыслеобразов – перетасованных и переосмысленных дневных впечатлений, нет, шельт Адама каким-то непонятным образом угодил в какую-то утяжеленную астральную сакуаллу – объективную тонкоматериальную реальность как бы в виде кольца расположенную вокруг плотно материального ядра – самого Энрофа. И эта сакуалла несла в себе вполне ощутимый демонический заряд, то есть находилась в ведении Гагтунгра – и значит, согласно договору о Великом Равновесии, Мерцающая, как представитель Сил Света, находилась в этом месте незаконно, что могло, в случае обнаружения, привести к определенным санкциям. Что же касается Адама – то его здесь присутствие напротив было вполне законно, хоть и крайне нежелательно для демиурга: наличие семени эйцехоре это вполне допускало.

Мерцающая определила все это попутно и машинально, поскольку место, где она очутилась кому-то по незнанию могло показаться райским. Это был огромный зал словно бы весь изваянный из бирюзы и розового мрамора, который выглядел как помещение дворца какого-нибудь турецкого султана или багдадского халифа, весь переполненный разнообразной эротической атрибутикой восточной роскоши, до появления которой на земле должны были пройти еще тысячелетия и тысячелетия. Вся эта атрибутика – весьма фантастического и гипертрофированного вида – явно была рассчитана на усиление плотской чувственности, хоть ничего грубо порнографического здесь не присутствовало. Никаких изображений, либо скульптур человека или животных в этом зале не наблюдалось, хотя до появления ислама, все это запрещающего, должны были пройти тысячелетия, но все многочисленные причудливые росписи-узоры, пухлая мягкая мебель – всякие пуфики, канапе, кресла, диваны, ложи, альковы дышали невидимой, но почти осязаемой эротикой, которая словно сочилась от любого предмета либо украшения, от формы кресел, перин и подушек, от настенных панно, сплошь покрытых хоть и абстрактными, но почему-то чрезвычайно чувственными узорами, словно это были некие сакральные символы, несущие в себе изначальную эротическую энергию, которая обретает конкретные формы лишь материализуясь в Энрофе. Посреди огромного помещения, словно бы залитого лунным светом, располагался мраморный бассейн округлой формы, в котором качались маленькие паруса алых лотосов и плавали розовые фламинго, а слегка в стороне возвышался золотой зиккурат, усеченную вершину которого венчал огромный спальный альков, достойный какой-нибудь будущей Клеопатры или Семирамиды, висячие сады которой сами собой плавали где-то под потолком, что объясняло происхождение самых разнообразных лепестков, которыми был буквально усыпан и ложи этого дышащего истомой зала. Все выглядело очень натурально, не по сновидчески отчетливо, и только плавающие в воздухе сады свидетельствовали о ирреальности происходящего. В следующее мгновение сознание Мерцающей было перенесено за занавесь шелково-пухового алькова, достойного брачного ложа Шахрияра и Шахерезады, чья история, впрочем, также очень нескоро должна была быть написана в этом мире. На фантастической перине, сотворенной из какой-то облачной материи, среди таких же причудливых подушек и покрывал сидели двое. Первый был, естественно, Адам в образе то ли греческого героя то ли античного бога, что никак не соответствовало его естественному земному облику: как мы знаем, ни сложением, ни лицом он пока не блистал. Тот же сновидческий образ, каким он себя в настоящий момент воспринимал, казался достойным какого-нибудь Аполлона или Ахиллеса, о каковых наш первый человек естественно не мог иметь никакого представления, ведь кроме себя самого он не видел в этом мире ни одного мужчины, и Мерцающая подумала, что этот облик героя каким-то неведомым образом был почерпан Адамом из Банка Исторических Вероятностей. Рядом с ним сидела женщина, но это была не Ева, Мерцающая даже не сразу поняла, кто это такая, тем более женщину эту хорошо знал лично Иего, но ни разу не встречала душа, в настоящее время управляющая телом лимурийца. Женщина эта никак не походила на одну из жен-наложниц султанского гарема, нет это была царица, самодержица – отнюдь не юная – но в самом расцвете зрелой красоты, женщина которой самой было положено иметь гарем юных любовников, с печатью утонченного порока в обостренных хищно-тигриных чертах все познавшей демоницы. Тело ее было смугло, формы выдающиеся, но, несмотря на черноту глаз, волосы ее оказались светло-пшеничного цвета, и определить национальную принадлежность не казалось возможным, словно бы она впитала черты женщин всех рас и народностей. Впрочем о каких народностях может идти речь в случае первой женщины, которая так и не была воплощена на земле во плоти. Перед Мерцающей сидела никто иная, как Лилит, первая, несостоявшаяся жена Адама, сама впоследствии выбравшая себе господина – печального демона Гагрунгра. Внешность ее сильно изменилась, правда мало ли как она могла явиться Адаму во сне, возможно она выглядела так, как Адам в своих романтических фантазиях представлял себе женский идеал – прямую противоположность скромной простушке-«хозяйке» Еве, с которой опять же некого было сравнивать. Мерцающая поняла, что несмотря на то, что сознание Адама было дважды подчищено в Эдеме, какой-то след памяти о его первом неудачном опыте все же остался, и судя по тому, как он смотрел – узнавая и не узнавая свою «первую любовь» – было видно, что чувства его вспыхнули с новой силой, хоть все это и происходило вроде бы во сне. Однако одного взгляда древнего исследователя-творца иных пространств, иных измерений было достаточно, чтобы Мерцающая поняла: сейчас Адам находится в совершенно ясном сознании, и этот сон-путешествие в астральную реальность одной из сакуалл он будет прекрасно помнить после пробуждения, причем не столько как сон, сколько как путешествие.

Как бы отвечая на ее мысли, продолжая восторженно смотреть на едва прикрытое какими-то невесомыми, прозрачными тканями тело Лилит (это делало ее еще более обольстительной, чем обычная нагота), Адам впервые подал голос, и Мерцающей было непонятно, продолжение ли это давнего разговора, или наш герой только сейчас попал в этот восточный альков.

– Неужели это сон, – сказал он мечтательно, – сколько раньше видел сны – никогда ничего подобного не видел, и вот уже третью ночь подряд попадаю к тебе. А ведь и раньше я тебя нередко во сне видел, хотя днем об этом почти всегда забывал, но тогда это были обычные сны: все так смутно и не по-настоящему. Да и ты была совсем другая, словно бы без лица. И когда мы с тобой занимались любовью – все тоже было не по-настоящему, очень бледно… в конце концов ты могла вдруг превратиться в Еву, или еще в кого-то, кого я не знаю, и я не помню, что говорил тебе и что ты мне говорила. Неужели и сейчас все будет так же? Нет, хоть сейчас мы и во сне, я хорошо осознаю, что наши две последние встречи я помнил наяву так, словно все происходило на самом деле. Я даже тогда боялся, что Ева как-то сможет об этом узнать и устроит мне скандал, хотя как она сможет узнать? Это же сон.

– В действительности это не сон, – раздался низкий грудной голос затаившейся тигрицы, только ты пока все равно не сможешь понять, что это такое. Ваш, с позволения сказать, Создатель, тщательно оберегает от вас эти знания, но я, вовремя сбежав из Эдема, все тайные знания получила от… впрочем тебе не нужно знать, от кого я их получила. Вернее это не просто знания, это владения силами, власть и свобода перемещения… по крайней мере по тем слоям иной реальности, в которые еще не перекрыл доступ ваш демиург. Он всячески пытается запереть нас в единственном участке вселенной, поскольку уничтожить не в его силах, однако у меня есть заступник и ему есть что противопоставить вашему Создателю.

– Я мало что понял, – вздохнул Адам, – мне иногда кажется, что я тоже родился не на земле, и до рождения жил в каком-то другом, прекрасном месте, но мне сейчас и не так важно, понимаю я тебя или нет, просто хочется слушать тебя и слушать. Ты вот сказала «Эдем», а кажется, что мне это слово знакомо и связано с тем местом, которое я знал, но забыл.

– Это как раз название того места, в котором, как тебе кажется, ты жил раньше, и откуда ты был изгнан твоим пресловутым Создателем. Я когда-то тоже там жила, и сейчас скажу то, чего раньше не говорила: там я была предназначена стать твоей первой женой, но в отличие от твоей нынешней земной жены, не была создана из твоего ребра. Это-то вашему Создателю впоследствии и не понравилось, поскольку я не желала никому подчиняться, а Иегова считал, что «жена да убоится мужа своего», как это в далеком будущем запишут в так называемом Священном писании. А я никого не боялась, я была свободной, эмансипированной женщиной, поэтому при первом удобном случае сбежала из Эдема. Что ж, мне совсем не жалко его, – (тут в голосе Лилит Мерцающая почувствовала неуверенность), – мой новый покровитель дал мне магические знания и силы, а теперь к тому же я имею и собственную планету, которой повелеваю.

– И что это за планета? – Адам не сводил со своей несостоявшейся супруги влюбленных глаз.

– Ты каждую ночь видишь ее на небе, – улыбнулась Лилит, – это Луна, серебряная планета.

– Ух ты! – восхитился Адам, – я действительно каждый день ее вижу. Правда она такая маленькая. Хотя Создатель говорит, что на самом деле она большая, просто находится очень далеко. Но мне в это трудно верится. По ночам я часто на нее смотрю, и мне становится и грустно и сладко, и я понимаю, что совсем не люблю свою жену Еву, а люблю другую, неведомую. Теперь все понятно: эта неведомая – ты, и не случайно именно луна вызывает во мне такие чувства – оказывается ты там живешь, но мне никогда не удавалось там тебя разглядеть, как впрочем и кого-то другого. Хотя ведь это далеко и тебя просто на таком расстоянии не видно.

– Глупыш, – снисходительно улыбнулась Лилит, – Луна действительно так далеко от Земли, что не только человека, но и большую гору ты не смог бы там разглядеть. Впрочем, если бы даже у тебя было настолько острое зрение, от ты все равно не смог бы меня там увидеть обычными глазами.

– Это почему?

– Потому что я не имею плотного тела… пока.

– Но я же тебя сейчас вижу и прикасаюсь!

– Это потому, что ты сейчас находишься в состоянии астральной проекции и видишь другую, неземную реальность. Твое плотное тело лежит под смоковницей, ничего не чувствует и не видит – видит меня твоя душа, твой шельт.

– Ничего я не понял, – вздохнул Адам, – ты так непонятно говоришь. Ты, похоже, не только самая красивая, но и самая умная… и все же объясни как-то попроще.

– Чтобы это правильно понять, нужны знания, которых у тебя нет, а если быть точнее, то ты мог бы их иметь, но твой Создатель их от тебя скрывает. Он не хочет, чтобы ты овладел знаниями, которые хоть в какой-то мере делали бы тебя равным ему. Это ведь знания, которые делают равными людей и богов. Если в двух словах, то у меня нет такого тела, как у тебя, но есть душа, и эти две наших души сейчас сидят напротив друг друга и разговаривают.

– Очень трудно понять… выходит, я на самом деле – не я, а нас как бы двое… но я этого никак не ощущаю, в это невозможно поверить.

– Понимай, как хочешь, в действительности это не совсем так, – внимательно посмотрела на него Лилит, – твое плотное тело – что-то вроде одежды, а ты настоящий – это то, что сейчас. Ты же во сне – не тот, что в бодрствующем состоянии? Так вот, этот, второй, во сне и путешествует, а первый валяется под смоковницей, словно сброшенная одежда.

– Да, дела, – протянул Адам, – никогда бы не поверил. Впрочем я никогда об этом и не задумывался, во сне же я действительно вижу себя совсем другим, чем на яву! И как это мне раньше в голову не приходило? Это действительно все объясняет. Значит теперь я владею знаниями, которые делают меня равным Создателю?

– Что ты, глупыш, – словно бы со снисходительным умилением посмотрела на своего визави Лилит, – это только маленькая крупица, чтобы получить сакральные знания в полной мере надо учиться много лет, даже не знаю, хватит ли на это тебе всей жизни!

– Но ты же их имеешь, хотя, получается, что мы были созданы в одно время и тебе столько же лет, сколько и мне!

– У меня был другой наставник, и он ничего от меня не скрывал, в отличие от твоего, и он не боялся, что я стану равной ему. И потом все это время я упорно училась и практиковалась. Ты же впустую потерял столько лет, изучая всякую дурацкую ботанику и географию, как ты мне в прошлую встречу говорил. Впрочем я пока не равна богам, но стать им равной – цель моей жизни. А у тебя есть цель, Адам?

– Цель? – смущенно протянул первочеловек в образе Ахилла, – не знаю, наш наставник ничего об этом не говорил, он каждый раз ставит нас перед фактом: нужно то, нужно это, а зачем – толком ничего не объясняет. Сейчас от постоянно требует от нас с Евой, чтобы мы завели детей, а мы не хотим детей, это такая обуза! А Создатель все время твердит, что дети – так замечательно, такое счастье! Но по-моему он нас обманывает, правда, зачем наши дети нужны именно ему – я не знаю. В последнее свое посещение он вдруг сообщил нам с Евой, что у нас нет детей именно потому, что мы их не хотим – есть оказывается такой закон свободного выбора – а как только мы их захотим, они тут же у нас появятся. Кстати этот закон порадовал: никогда я этих детей не захочу, и Ева, я знаю, не захочет, а значит мы можем оставаться мужем и женой, не боясь, что у нас появятся дети. А у тебя что, другое мнение? – глянул он на Лилит с тревогой, поскольку, очевидно, заметил в ее глазах выражение, с которым взрослые смотрят на детей, слушая их наивную болтовню.

– Как ты можешь судить о том, чего никогда не испытывал, – мягко упрекнула она Адама, – дети – прекрасно… но дело не в этом, ты и Ева не хотите детей не потому, что они обуза и помеха… все дело в том, что вы друг друга не любите!

На некоторое время Адам замолчал, словно прислушиваясь к себе, затем опустил голову.

– Наверное ты права, – сказал он с таким видом, словно признался в чем-то таком, что должно расстроить Лилит, – я ее действительно не люблю, и тело ее давно уже перестало меня волновать так, как раньше. Но мне казалось, что это не связано с нежеланием иметь детей, а с тем, что это обуза, да к тому же Ева после этого совсем перестанет мне внимание уделять, она и сейчас-то не очень…

– Так значит тебе все же важно, чтобы она тебе внимание уделяла и о тебе заботилась? – словно бы с мягким упреком сказала Лилит, – а я думала…