Третий фактор. Хроники затомиса

В этот момент незнакомка неуловимым движением выхватила из луки седла небольшой хищно изогнутый лук (как мы упоминали, в действительности – энергетическое оружие), и пустила в нифилима темно-бардовую молнию, своей формой сильно напоминающую истекающую кровью розу. Выстрел был настолько стремительным и неожиданным, что Алеф отреагировал в самый последний момент, когда его световая аура уже наполовину оказалась пробита. Впрочем, возможно это был лишь эффектный трюк, чтобы у противника возникло ложное чувство удачного выстрела, поэтому, когда раскаленная роза, способная прожечь толстый слой сиайры, была на расстоянии локтя от груди нифилима, он мгновенным движением выхватил из-за пояса светящийся голубым пламенем меч (типа меча джедая) и разрубил розу, которая ворохом стремительно увядающих лепестков упала к его ногам.

– Что ж, – весело крикнул Алеф, – наконец между нами нет никакой недосказанности! Выстрел кровавой розой был просто великолепен – раньше твои коллеги стреляли в основном скорпионами и сколопендрами, в самых изысканных случаях – гремучими змеями. Ну что ж, прекрасная незнакомка, лови самый простой выстрел!

С этими словами Алеф резко махнул крылом, из которого вылетели три маховых пера (никакого убытка нифилим не потерпел, в пустующем месте тут же возникли такие же), которые тремя голубыми плазменными каплями ударили в защитную ауру незнакомки, и если бы та в последний момент не выскочила проворно из седла, то конь, в которого и угодили три голубые капли, имел все шансы ее придавить… если бы схватка происходила на земле, а не в пустом пространстве. Конь на мгновение вспыхнул голубым пламенем и превратился в бесформенное грязно-коричневое облако, которое уныло потянулось в сторону бурого «млечного пути», находящегося относительно наших бойцов в самом надире. В унылом падении облака не было ничего величественного или трагического, как в подбитом пылающем самолете, и подобная потеря формообразующей энергии приводило любое астральное существо к такому невыразительному превращению. Впрочем потеря боевого коня никак не отразилось на настроении и боеспособности нашей воительницы, которая начала с головокружительной скоростью перемещаться зигзагообразно в пространстве буфера, как из пулемета посылая в нифилима огненно-цветочные заряды.

Алеф был буквально завален розами, лилиями, орхидеями, магнолиями и прочими экзотическими цветами самых ядовитых и зловещих оттенков, правда каждый из них был по-своему демонически-прекрасен. Нифилим вертелся волчком, молниеносно отражая бесчисленные силовые удары ядовитой флоры своим мечом джедая, однако, хоть он и вынужден был признать, что ему приходилось нелегко, не снизошел до глухой защиты с помощью светового щита, и разрубил каждый цветок, превратив его в груду засохших лепестков, тут же уносимых куда-то неслышимым ветром. Впрочем Алеф был способен и не на такое. Тем временем расстояние между сражающимися сокращалось и нифилим почему-то не пытался подбить свою противницу метким выстрелом, которым подбил коня, в то время, когда воительница продолжала наращивать темп обстрела. Однако воин Света немедленно нейтрализовывал каждый выстрел, и становилось ясно, что он таким образом сберегает энергию для рукопашной (условно) схватки, в то время, как амазонка ее неизбежно теряет. Внезапно поток цветов иссяк и черная воительница, находясь уже совсем недалеко от нифилима изменила форму заряда. К Алефу вдруг с молниеносной быстротой потянулись огромные женские рубиновые полураскрытые губы, словно бы собирающиеся запечатлеть на нем хищный распутный поцелуй. Не ожидавший такой атаки, ангел несколько замешкался, однако в последний момент все же успел подставить под поцелуй вспыхнувший аквамариновым огнем щит (что-то удержало его от того, чтобы полоснуть по этим по своему прекрасным губам всерассекающим лезвием меча). Удар-поцелуй был настолько силен, что даже слегка отбросил Алефа назад, а на ангельском щите остался отчетливый след помады в форме гигантских губ, как на щеке неверного супруга.

– Тфу ты, – выругался нифилим, – гадость какая слюнявая… ладно, будем готовы к любым сюрпризам. И все же интересно, что бы это значило?

После нескольких повторных поцелуев, отраженных уже без всякого труда щитом, теперь уже безобразно перемазанным помадой, незнакомка вновь поменяла заряд: на этот раз непосредственно перед щитом ангела он принял форму огромного красного сердца, каким его изображают дети или карикатуристы, но объемного, словно бы наполненного летучим газом. Алеф, которому очевидно тоже надоело пользоваться услугами щита, также изменил способ защиты, молниеносно сдернув с плеча энергетическую имитацию лука, и поразив раздутое сердце белой оперенной стрелой, там самым продемонстрировав известный символ. Впрочем символ этот в известном образе просуществовал лишь мгновение и лопнул, забрызгав нифилима каплями задымившейся на его одежде крови, которая вслед за этим быстро впиталась. Алеф тут же почувствовал, что удар, хоть и в сильно ослабленном виде, все же достиг цели, и часть его формообразующей энергии поглотилась каррохом, но тут же диагностировал, что рана пустяковая, можно сказать, царапина, и незнакомка, пытаясь поразить его на расстоянии, потратила энергии гораздо больше, а особенность энергетических сражений заключалась в том, что энергию можно было либо забрать, либо ее лишиться, истратив на нападение и защиту.

Неизвестно почему, Алеф вдруг ощутил симпатию к этой стремительной, искусной воительнице (до сего момента таковой он не чувствовал), которая, тем не менее, не дотягивала до боевого уровня нифилима – это он ощутил безошибочным чутьем опытного воина, который уже по первым обменам ударами может оценить шансы той и другой стороны. Чувство было очень странным, ранее у Алефа к своим противникам ничего подобного не возникало.

– Все же она молодец, мелькнула в его голове замаскированная от противника мысль, – творчески к схватке подходит, не то, что асуры! И тем не менее шансов у нее практически нет, она почти всю энергию израсходовала на дистанции, и для рукопашки ее слишком мало осталось, а так бы шанс имелся. Жалко, она мне в чем-то симпатична.

Тут он понял, что незнакомка симпатична ему не в чем-то, а весьма однозначно, и он совершенно не хочет ее расформирования – а именно – превращения в астральное дерьмо.

– Ну что она лезет, – подумал он раздраженно, – должна же она видеть, что ей меня не одолеть, она же опытный воин! Улетала бы в свой шрастр, пока время есть, может Гагрунгр не в курсе ее одиночной вылазки и не накажет за самоуправство, а так начнет свою жизнь с начала, с эмбриональной стадии – уж очень это длительный и неэстетичный процесс!

Тем не менее незнакомка вроде бы и не собиралась отступать, и вплотную подступив к Алефу, выхватила из-за спины сильно изогнутую саблю, тут же обрушив на ангела целый град ударов. Алеф оценил ее мастерство, и все же видел, что он может и не быстрее своей противницы, но уж точно – сильнее, и в мастерстве фехтования слегка ее превосходит.

– Почему она так нерационально тратит силы? – подумал Алеф, – заботится лишь о текущем моменте, а это неправильно, силы надо распределять рационально, в этом главное искусство воина, куда более важное, чем эффектные кунштюки.

Шквал ударов он встретил с ледяным спокойствием, даже вначале слегка отступив, а когда понял, что амазонка начала выдыхаться, из обороны перешел в наступление, в результате чего легкий клинок был выбит из изящной, и тем не менее очень крепкой ручки. Следующим ударом он опрокинул противницу наземь – а вернее, поскольку никакой земли не было и битва происходила в пустом пространстве, просто зафиксировал ее на месте, ограничив перемещение шаром мощного силового поля, которое можно было создать вокруг противника лишь после того, как он исчерпал все свои наступательные ресурсы. Этим приемом Алеф не пользовался никогда, просто отбирая у противника всю формообразующую энергию… но случай был особый, и у нифилима просто не поднялась рука превратить свою противницу в облако астрального говна.

Лицо незнакомки исказила бессильная ярость (правда сквозило в нем и какое-то другое чувство, которое Алеф все не мог понять), она тщетно пыталась пробиться сквозь шар силового поля, но беспорядочные ее конвульсии были чисто рефлекторными, как брошенный в каземат человек в отчаянии пытается беспомощно вырвать толстые стальные штыри. Впрочем силы ее быстро иссякли, и амазонка, прекратив сотрясать пространство уселась в основании невидимой сферы, устремив на Алефа гордый несломленный взгляд. Нифилим выдержал театральную паузу, чтобы плененная противница успокоилась, затем сам неожиданно для себя дружелюбно к ней обратился:

– Что, больно тебе? (значительная потеря энергии ощущалась астральными сущностями, как нечто сопоставимое с болью).

– Чего уж, добивай, – хрипло проговорила незнакомка, – дави черную гадину, благородный витязь Света, превращай демоницу в говно!

– Я бы смог сделать это сразу, – пожал плечами ангел, – но что-то меня удерживает. Мне понравилась твоя смелость, твое искусство, и хоть оно несколько не дотягивает до ангельского уровня, противник ты серьезный, да и бьешься в несколько необычной манере. Чего стоит одно только сердце!

– Разбитое тобой! – неожиданно среагировала амазонка и замолчала.

– Ну да, – несколько растеряно подтвердил ангел, – разбитое… да и еще мне жаль превращать красоту в эмбриональное облако карроха, мы, ангелы весьма восприимчивы к красоте, пусть даже она с явным демоническим окрасом. Впрочем чувствую, что с тобой не все так однозначно.

– Чувствуешь? Что ты можешь чувствовать, бесполый андрогин! – чуть ли не с сочувствием скривила рот незнакомка, – вы только и можете, что чувствовать ненависть и беспощадность к темной стороне Силы, и жалкую унизительную покорность перед иерофантом и вышестоящими ангельскими чинами, когда возвращаетесь в свой дурацкий Эдем.

– Это тебя не касается, – помрачнел Алеф. Незнакомка ударила его в самое больное место: нифилимы часто задумывались над иерархией, существующей в Эдеме, где они занимали самую нижнюю ступеньку не только по отношению к Иегове, но и к остальным ангелам. И почему так установлено никто не потрудился им разъяснить, ведь если вдуматься, то принимать на себя в буфере первый удар сил мрака – разве это более низкая обязанность, чем охранять от вторжения этих же сил Эдем и Энроф, чем занимались другие ангелы! Нет, это была явная несправедливость, однако присущее нифилимам изначально чувство высокой дисциплины удерживало эту, самую последнюю категорию ангелов от ропота, не говоря уж о бунте. – И потом, не перед кем мы не гнем спины, а воинское дело требует дисциплины. Если каждый солдат вообразит, что может воевать сам по себе, как ему вздумается, наплевав на приказ командира, то такое, с позволения сказать, войско будет тут же разбито более дисциплинированным противником. Это, между прочим от раза к разу происходило с войском асуров, которое мы всегда легко разбивали, несмотря на их численное превосходство. Каждый из асуров воевал как ему вздумается и это приводило к печальному для них исходу, несмотря на немалую силу каждого в отдельности.

– Зато они были свободны, – с каким-то непонятным сожалением посмотрела на нифилима незнакомка, в данном случае они могли самовыражаться, как считали нужным. К сожалению, делали они это не самым лучшим образом.

– Свободны? – расхохотался Алеф, – как может быть свободна банда отморозков, которая уважает лишь силу и улепетывает, как только видит, что противник сильнее, хоть и в меньшинстве. Это не свобода, а элементарная тупость! Свобода – это осознанная необходимость и самодисциплина! Что ж твоя свобода не помогла вашим ублюдкам одолеть ангелов в честном бою? Между прочим главная наша сила в дисциплине и добровольном подчинении старшему, – (в последних словах нифилима не чувствовалось непоколебимой уверенности).

– А мы даже ценой победы не желаем отказываться от свободы, – в упор посмотрела в глаза Алефу незнакомка, – думаешь наши войска не могли бы держать строй, подобно вашему? У темного иерофанта достаточно сил и средств, чтобы вышколить даже эту дикую орду, но он осознанно не желает прибегать к насилию над личностью.

– Осознанно не хочет! – опять расхохотался Алеф, – вот уж никогда не поверю! Да они всегда выглядели, как загипнотизированные зомби, хоть и не были способны к слаженным боевым действиям! Ты лукавишь, незнакомка, Гагтунгр несомненно попытался бы их максимально дисциплинировать, видя что здесь кроется основная причина поражений, да материал никудышный. К тому же каждый из них ненавидит другого, а о каких слаженных действиях можно в этом случае говорить!

– Насчет материала ты, возможно, и прав, – с неохотой признала незнакомка, – увы, генетический фонд подвел! Их общая мамаша… да что там говорить, первый блин комом. Я всегда говорила Гагтунгру, что ничего хорошего из их союза с кароссой не получится. Впрочем это наши проблемы и мы будем их постепенно преодолевать. А что касается ненависти друг к другу – она тоже объяснима, так они устроены, видят причиной собственных неудач только чужие ошибки! Свои они не способны признать, поскольку – что греха таить – самовлюблены до абсурда – и в этом так же их существенный изъян: самовлюбленность легко может использовать против них хитрый и опытный враг. Но вы-то, ангелы, толком и себя любить не способны, не то, что других. Я немного могу читать в чужих сердцах, хоть ты и маскируешь свои чувства искусно, вы не только себя не шибко любите, но еще менее любите ангелов выше вас по статусу и вашего хитрого иерофанта Иегову.

– Воин и не обязан кого-либо любить, – не очень уверенно ответил Алеф, – в том числе и высшее руководство, но мы прекрасно знаем, что такое дисциплина и не позволим себе игнорировать приказ на том основании, что мне, дескать, морда командира не нравится. Такая армия обречена на поражение, каким бы искусным воином ни бы каждый солдат в отдельности. Поэтому не буду опускаться перед тобой до лжи: мне многое не нравится в действиях руководства, но тем не менее я готов расформироваться, выполняя приказ несимпатичного мне командира. Лишь в этом залог победы, а поскольку я солдат – в победе и заключается цель моей жизни.

– Ну и что ты будешь делать, если на секунду вообразить, что ваша сторона одержала полную, безоговорочную победу? Ты же совсем недавно, инспектируя буфер, думал о том, что умираешь со скуки, и мечтаешь о том, чтобы перемирие было нарушено, и ты смог бы от души повоевать! Да тебе, по большому счету, все равно с кем сражаться! Исчезни все воины-асуры, вы друг с другом передеретесь, и в скором времени ваш пресловутый ангельский монолит расколется на неведомое количество враждующих сторон. Тебе подобные мысли в голову не приходили?

– Честно говоря, иногда приходили, – признался нифилим, гордость которого не позволяла опускаться до лжи поверженной противнице, – но это – утопия! В действительности до победы еще ох как далеко, так что о подобных проблемах можно не беспокоиться. На мой век сражений еще хватит, и потом такие агрессивные, не видящие смысла ни в чем, кроме битв, мы только здесь, в буфере, поскольку чуем ваше гласное и негласное присутствие, в Эдеме же мы кротки и дружелюбны.

– И трубите в дудки и поете осанну вашему повелителю, – криво усмехнулась воительница, – что-то мне не очень верится, что тебе очень по душе такое ежедневное времяпровождение, ведь в случае вашей полной безоговорочной победы именно такое будущее ждет каждого ангела! Если не с кем воевать, остается только в трубы дудеть, да на арфе тренькать, воспевая вашего солнцеподобного руководителя.

– В трубы и дудки мы не дудим, – мрачно отозвался ангел, – мы тебе не Фейри, которых, кстати из Эдема выслали, поскольку их ваши диверсанты попортили. А насчет моего будущего сейчас рано голову ломать: если начальство и дальше будет так трепетно соблюдать условия хартии между Светом и тьмой, то полная безоговорочная победа нас навряд ли в обозримом будущем ждет. В любом случае – без дела не останемся, всегда, даже в мирное время найдется какое-то дело, требующее твердую руку и сильное крыло! Будем людям помогать, будущему человечеству, в Энрофе, говорят, еще труднее, чем в астрале, а люди – слабые, хрупкие и смертные, к тому же их нужно от вашего брата оберегать – чем серафимы и занимаются.

– Человечество, говоришь, – как-то странно посмотрела на Алефе воительница, – что-то не похоже, что оно в обозримом будущем появится…

– А это уж не твое дело, – помрачнел нифилим, он знал о возникших проблемах на предмет отсутствия потомства у Адама и Евы, – да и не мое тоже. Энроф не наша точка приложения сил, с нас и буфера достаточно.

– Ты думаешь? Ладно, не хочешь обсуждать больные вопросы – не надо.

– А ты вообще этой темы не смей касаться, – неожиданно вспылил Алеф, чего за ним ранее вроде бы не водилось, – согласно хартии Великого Равновесия, Энроф – не ваша сфера деятельности и вы не имеете права туда соваться. В противном случае вас ждут серьезные незамедлительные санкции от Логоса Шаданакара. Ваш князь тьмы и так серьезно попортил природу перволюдей, так что они возможно поэтому и детей зачать не могут.

– А вот тут ты передергиваешь на все сто, – с усмешкой посмотрела на него незнакомка, – как раз их бесплодие и есть результат того бестолкового воспитания, которому подверглись с рождения Адам и Ева. А воспитатель-то кто? Тело вроде бы лимурийца, а шельт – незнамо чей – какая-то Мерцающая из будущего! Однако считает себя иерофантом! Впрочем и сама такой же андрогин, как и Иего, и ты вместе с ними… пока. И какое правильное воспитание может дать первой супружеской паре евнух? И каких детей можно ждать от этой пары? А что б ты знал, спариваться как животные, они могут только благодаря семени эйцехоре, которое им от князя тьмы досталось. Я уж не знаю, на что рассчитывал лимуриец Иего, когда планировал землю человечеством заселить, если он сам, похоже, не знает от чего дети рождаются… кроме алхимической пробирки.

– А вот это и вовсе не твое дело – еще больше помрачнел Алеф.

– Ну и что, как ты мне рот собираешься затыкать?! Ты что вообще планируешь со мной делать, рыцарь без страха и упрека? – гордо посмотрела на нифилима незнакомка, – все-таки расформируешь?

– Я бы мог сделать это давно, – мрачно отвернулся от нее ангел.

– Что, поболтать с дамой захотелось? Скучно, небось одно и то же от своих тупых солдафонов слышать?

– Они не тупые, просто неразговорчивые, – нехотя ответил ангел.

– Ну и что же тебя удерживает от последнего удара, смелый рыцарь? Давай, скольких ты на своем веку в говно превратил?

– Многих, – внимательно посмотрел на нее Алеф, – скажи, что ты со мной сделала, почему я никак не могу в отношении тебя выполнить свой долг, отправить в шрастры на расформирование?

– А может, – тут совершенно неожиданно незнакомка посмотрела на Алефа без ненависти или сарказма, даже с едва заметной улыбкой, – может ты не совсем такой, как остальные нифилимы… теперь не такой. Не случайно же «Алеф» – первая буква в алфавите, который должен в будущем возникнуть на земле.

– Это почему же не такой? – спросил несколько польщенный ангел.

– Просто я поделилась с тобой сокровищем своего сердца, – голос незнакомки окреп, – знаешь, кто я такая?

– Не знаю, – нифилим явно боролся с чем-то внутри себя, – на одну из маток Гагтунгра ты вроде бы не похожа.

– Я Лилит, – грудным голосом произнесла прекрасная незнакомка, – моя душа была сотворена иерофантом Иего, и я должна была стать первой женщиной в Энрофе и женой Адама. Но я выбрала другой путь, будучи свободной в своем сердце, и я сбежала из Эдема, о чем, возможно, сейчас несколько сожалею. По крайней мере я бы имела плотное тело, о преимуществах которого знаю теперь, и о которых ты не догадываешься, и не прошла бы через муки трансформы, которым меня подверг князь тьмы в Дигме. Он великий иерарх, но я не могу простить ему многое, поскольку сердце мое знает, что такое любить. Как человек, я была предназначена для этого, но Гагтунгр растоптал мои чувства к нему и стал любовником наших же с ним дочерей-каросс… – тут Лилит неожиданно лицо руками и зарыдала, совершенно сбив с толку растерявшегося ангела, – я ему этого никогда не прощу, – проговорила она, всхлипывая, – вот почему я вышла в буфер одна, без санкции на то князя тьмы! Я не его раба, я – свободная женщина… хотя, конечно, какая я женщина без плотного тела, я только могла быть ею. И вот почему я пришла на твою ругань, благородный ангел! Ты так похож на человека… если бы не крылья… к тому же ты лишен пола… хотя в астрале это – не такая уж беда! Сексуальные отношения астральных существ – не дьявол весть, какая радость, по сравнению с настоящей плотской любовью, которую знают земные создания – и все же это лучше, чем совсем ничего, как у вас, ангелов. Думаю, скоро ты поймешь это и сам.

– Почему ты думаешь, что я смогу понять это и сам? – туповато спросил Алеф, – он совсем утратил инициативу и все время продолжал какую-то внутреннюю борьбу.

– Капли гавваха проникли в тебя, – вдруг, словно заклинание произнесла Лилит. Напрасно ты разбил мое сердце, которое я хотела подарить тебе. С помощью цветов, поцелуев и сердца я не собиралась расформировывать тебя, мой ангел, на мгновение у меня возникла бредовая мысль, что ты мог бы стать моим любимым, которого я потеряла в лице Гагтунгра, я словно бы и забыла, что ты андрогин. Но ты поступил, как и подобает тупому вояке, разрубил и отразил знаки моей любви, и расстрелял влюбленное сердце. Вышло так, что моя энергия человеческой любви вступила в реакцию с твоей энергией войны и произошел неожиданный синтез, о котором я вначале не предполагала. Капли крови, которые упали на твою тунику, впитал твой шельт, и каррох, который поддерживал твой боевой дух видоизменился: он превратился в семя эйцехоре, энергию плотской любви. Ты сам сказал, что неожиданно почувствовал ко мне что-то вроде симпатии, и рука твоя не поднялась, чтобы добить меня окончательно.