Орден республики
Александр Романович Беляев
«Доктор Петр Федорович Прозоров жил в большом старом доме, который все в городке называли «докторским». Дом стоял в саду, сад примыкал к лесу. А за лесом текла река. Дом был казенный и принадлежал больнице. Но Прозоров уже забыл об этом, потому что жил в нем давно, лет тридцать, с того самого дня, когда приехал в городок на должность врача…»
Александр Беляев
Орден республики
Глава 1
Доктор Петр Федорович Прозоров жил в большом старом доме, который все в городке называли «докторским». Дом стоял в саду, сад примыкал к лесу. А за лесом текла река. Дом был казенный и принадлежал больнице. Но Прозоров уже забыл об этом, потому что жил в нем давно, лет тридцать, с того самого дня, когда приехал в городок на должность врача.
Сначала Прозоровы жили втроем: Петр Федорович, его жена и их сын Николай. Потом все изменилось. Уехал в Петербург Николай. Умерла жена. Доктор на долгое время остался один. Но за год до того, как в столице началась революция, к доктору, для укрепления здоровья на чистый воздух Закавказья, приехала внучка Женя – дочь Николая. Приехала на лето. А задержалась на четыре года.
В стране бушевало пламя гражданской войны. Власть в Закавказье захватили белые. Дашнаки и мусаватисты[1 - Дашнаки и мусаватисты – члены буржуазно-националистических контрреволюционных партий Армении и Азербайджана.] преследовали большевиков. В городах и селах свирепствовали белоказаки. Петроград оказался за линией фронта. Связи фактически с ним не было никакой. И Петр Федорович разумно решил дождаться более спокойных времен, чтобы отправить Женю к отцу.
А они, эти времена, судя по всему, были уже недалеко. Красная Армия теснила белых по всему Кавказу. Бои разворачивались где-то совсем рядом. И имелись все основания предполагать, что части красных вот-вот вышибут белых из городка.
Однако Женя и сама не очень рвалась в полуголодный Питер. Мать у нее умерла. Она ее почти и не помнила. А отец – крупный специалист по строительству мостов – все время находился в разъездах. Взорванных, разрушенных и сожженных мостов после гражданской войны осталось столько, что восстанавливать их и строить заново приходилось не покладая рук. Так что в Питере Жене наверняка пришлось бы большую часть времени жить одной. А здесь, у дедушки, она не знала, по сути дела, никаких забот. Разве только убирала после чая со стола посуду да кормила большого пушистого рыжего кота Маркиза.
В тот памятный вечер, который Женя запомнила на всю свою жизнь, она после чая мыла блюдца и чашки в большой миске, вытирала их полотенцем и ставила в старинный резной буфет. А доктор Прозоров, нацепив очки, сидел в своем кабинете возле большой керосиновой лампы-молнии и читал письма. Почта работала с перебоями. Письма и прочая корреспонденция доставлялись с запозданием, зато сразу большими порциями. Новостей набиралось много, а доктору хотелось их узнать поскорее и все.
Сегодня его особое внимание привлекло письмо из Владикавказа. Писал доктору его старый друг и коллега врач железнодорожной больницы. Письмо направлял через фронт с оказией. Через Тифлис до Еревана его везли проводники, потом на почтовом дилижансе до Дилижана, далее до городка нес почтальон. Коллега сообщал, что после изгнания из Владикавказа белых жизнь в городе и крае успешно налаживается, что Советская власть не жалеет денег на медицинскую помощь населению…
– Дедушка, а куда запропастился Маркиз? – услыхал вдруг доктор голос внучки.
Петру Федоровичу не хотелось отрываться от письма, и он ответил первое, что пришло ему на ум:
– Не знаю. У него нет привычки сообщать, куда он уходит.
– Да, но я не видела его с утра, – пожаловалась Женя.
– Ничего. Есть захочет – придет, – успокоил ее доктор.
– А может, все-таки пойти его поискать?
– На ночь глядя? В такое время? Ты с ума сошла. В городишке творится бог знает что: поножовщина, драки, пьяная солдатня… Никуда не смей ходить! – доктор вновь погрузился в чтение и неожиданно для Жени сердито выругался: – Это черт знает что такое! Страница пропала!
– Какая страница? – не поняла Женя.
– Да из письма! Друг мой пишет, что узнал что-то о твоем отце, и, как назло, именно в этом месте нет целой страницы! – Доктор возмущенно сорвал с носа очки.
– Наверное, не вложил в конверт, – предположила Женя.
– Уж лучше бы он остальное забыл, а этот листок отправил, – проворчал доктор и опять взялся за письмо.
Женя убрала посуду, отнесла на кухню миску и снова вернулась в столовую. И в этот момент она совершенно ясно услыхала голос Маркиза. Кот мяукал на крыльце. Он просился в дом.
– Пришел! – обрадовалась Женя, проворно выбежала в сени, отодвинула тяжелый засов и открыла дверь.
Она была уверена, что Маркиз тотчас прошмыгнет возле ее ног в дом. Но кота на крыльце не оказалось. Женя вышла на ступеньки. В саду было темно, шумел ветер, качая ветки деревьев. Откуда-то издалека, очевидно из-за гор, доносилась, как отдаленный гром, тяжелая артиллерийская стрельба.
– Маркиз! Маркиз! – позвала Женя.
Кот мяукнул возле забора.
– Сюда иди! Кис-кис! Вот глупый! – Женя спустилась с крыльца.
И в тот же миг кто-то большой и сильный схватил ее за плечи, зажал ей ладонью рот и потащил в глубину сада. Женя даже не успела крикнуть. Она попыталась освободиться. Но ее держали очень крепко. И так же крепко зажимали ей рот. Она чуть не задохнулась. Но рука неожиданно разжалась, в рот ей засунули какую-то тряпку, на голову надели мешок, подняли на седло и повезли неизвестно куда. От страха Женя почти потеряла сознание. А когда снова обрела способность все чувствовать, то поняла, что ее увозят в горы, потому что лошади скакали уже не так быстро и шея у той лошади, на которой ее везли, задралась почти вертикально.
Глава 2
Белые отходили из села с боем. Их пулеметы, установленные на колокольне церкви и в каменном подвале купеческого дома, не давали красным войти в село до тех пор, пока артиллеристы прямой наводкой не подавили обе эти вражеские огневые точки. Отряд красных конников ворвался в село. Было уже сумрачно. Пахло гарью. На базарной площади, неподалеку от церкви, горели дома. Несколько человек пытались их тушить. На окраине еще слышались выстрелы.
Командир отряда остановил коня и приказал ординарцу вызвать командира второго эскадрона Пашкова. Тот прискакал на площадь и доложил:
– По вашему приказанию прибыл!
– Выводи эскадрон из боя, – распорядился командир.
– Понял. И куда его? – спросил Пашков.
– Осмотри хорошенько село. Проверь каждый дом, каждый сарай – не затаился ли где какой враг. Соберите оружие, что побросал противник…
– Понял!
– Потом получишь дополнительную задачу, – сказал командир отряда.
– И это понял, – ответил Пашков и вдруг привстал на стременах. – Начальство какое-то пожаловало.
Командир отряда развернулся в седле.
– Верно. И товарищ Киров там, – сказал он, разглядев в группе командиров коренастую фигуру члена Реввоенсовета 11-й армии Сергея Мироновича Кирова. – Выполняй, Пашков, приказание.
Пашков пришпорил коня и почти с места галопом помчался за своим эскадроном. А командир отряда поспешил туда, где остановилось прибывшее из армии начальство. Он слез со своего коня в сторонке, кинул поводья на ходу ординарцу, подошел к члену Реввоенсовета и представился по всей форме. Киров сразу же перешел к делу.
– Потери большие? – спросил он.
– До полсотни убитых и раненых, – доложил командир отряда. – Огонь белые вели сильный, товарищ член Реввоенсовета.
– Понимаю, что трудно было, – кивнул Киров. – И дальше будет трудно. Белые без боя не отдадут нам ни одного дома, ни вершка земли, ни пуда хлеба. Но Кавказ и Закавказье должны быть советскими. И они будут советскими. И мы будем не только воевать, но везде, где только можно, будем помогать людям налаживать новую мирную жизнь. Надо сейчас же организовать тушение пожаров.
– Сейчас сюда вернется второй эскадрон. Пожары потушим, товарищ член Реввоенсовета, – заверил Кирова командир отряда.
– Это еще не все. Пошлите людей по домам. Если среди населения имеются раненые, немедленно организуйте медицинскую помощь, – продолжал Киров.
– Для своих бойцов медикаментов не хватает, – хмуро заметил кто-то из прибывших товарищей.
– Знаю, – быстро ответил Киров. – И все-таки будем делиться с населением всем, что у нас есть. Каждый выздоровевший раненый завтра станет таким же активным защитником революции, как мы с вами.