Изобретения профессора Вагнера

– Видали?

Я содрогнулся, представив себе, что и меня могла бы постигнуть такая же судьба.

– Да, – угадал он мою мысль, – вы были бы раздавлены тяжестью собственной головы и превратились бы в лепешку. – И, опять усмехнувшись, он продолжал: – Фима, моя экономка, говорит, что я изобрел прекрасное средство сохранять продукты от бродячих кошек. «Совсем их не губите, – говорит она, – а чтоб лапы прилипли: другой раз не явятся!» Да… – сказал он после паузы, – есть кошки еще более шкодливые и опасные – двуногие, вооруженные не когтями и зубами, а пушками и пулеметами.

Представьте себе, каким оградительным средством будет покоренная сила тяжести! Я могу устроить заградительную зону на границах государств, и ни один враг не переступит ее. Аэропланы будут падать камнем, как эта птица. Больше того, даже снаряды не в силах будут перелететь этой заградительной зоны. Можно сделать и наоборот: лишить наступающего врага силы тяжести, и солдаты при малейшем движении будут высоко подпрыгивать и беспомощно болтаться в воздухе… Но это все пустяки по сравнению с тем, чего я достиг. Я нашел средство уменьшить силу тяжести на всей поверхности земного шара, за исключением полюсов…

– И как вы этого достигнете?

– Я заставлю земной шар вращаться быстрее, вот и все, – ответил профессор Вагнер с таким видом, как будто дело шло о волчке.

– Увеличить скорость вращения Земли?! – не мог удержаться я от восклицания.

– Да, я увеличу скорость ее движения, и тогда центробежная сила начнет возрастать, и все тела, находящиеся на Земле, будут становиться все легче. Если вы ничего не имеете против того, чтобы погостить у меня еще несколько дней…

– С удовольствием!

– Я начну опыт, как только встану, и вы увидите много интересного.

III. «ВЕРТИТСЯ»

Через несколько дней профессор Вагнер оправился совершенно, если не считать того, что он немного прихрамывал. Он надолго отлучался в свою подземную лабораторию, находящуюся в углу двора, предоставляя в мое распоряжение свою домашнюю библиотеку. Но в лабораторию он не приглашал меня.

Однажды, когда я сидел в библиотеке, вошел Вагнер, очень оживленный, и еще с порога крикнул мне:

– Вертится! Я пустил свой аппарат в ход, и теперь посмотрим, что будет дальше!

Я ожидал, что произойдет что-нибудь необычайное. Но проходили часы, прошел день, ничего не изменилось.

– Подождите, – улыбался профессор в свои нависшие усы, – центробежная сила возрастает пропорционально квадрату скорости. А Земля – порядочный волчок, ее скоро не раскачаешь!

Наутро, поднимаясь с кровати, я почувствовал какую-то легкость. Чтобы проверить себя, я поднял стул. Он показался мне значительно легче, чем обычно. Очевидно, центробежная сила начала действовать. Я вышел на веранду и уселся с книгою в руках. На книгу падала тень от столба. Невольно я обратил внимание на то, что тень передвигается довольно быстро. Что бы это могло значить? Как будто солнце стало двигаться быстрее по небу.

– Ага, вы заметили? – услышал я голос Вагнера, который наблюдал за мною. – Земля вращается быстрее, и дни и ночи становятся короче.

– Что же будет дальше? – с недоумением спросил я.

– Поживем – увидим, – ответил профессор.

Солнце в этот день зашло на два часа раньше обычного.

– Представляю, какой переполох произвело это событие во всем мире! – сказал я профессору. – Интересно было бы знать…

– Можете узнать об этом в моем кабинете, там стоит радиоприемник, – ответил Вагнер.

Я поспешил в кабинет и мог убедиться в том, что население всего земного шара находится в необычайном волнении.

Но это было только начало. Вращение Земли все увеличивалось. Сутки равнялись уже всего четырем часам.

– Теперь все тела, находящиеся на экваторе, потеряли в весе одну сороковую часть, – сказал Вагнер.

– Почему только на экваторе?

– Там притяжение Земли меньше, а радиус вращения больше, значит, и центробежная сила действует сильнее.

Ученые уже поняли грозящую опасность. Началось великое переселение народов из экваториальных областей к более высоким широтам, где центробежная сила была меньше. Но пока облегчение веса приносило даже выгоду: поезда могли поднимать огромные грузы, слабосильного мотоциклетного мотора было достаточно, чтобы везти большой пассажирский аэроплан, скорость движения увеличилась. Люди вдруг стали легче и сильнее. Я сам испытывал эту все увеличивающуюся легкость. Изумительно приятное чувство!

Радио скоро стало приносить и более печальные вести. Поезда все чаще начали сходить с рельсов на уклонах и закруглениях пути, впрочем, без особенных катастроф: вагоны, даже падая под откос, не разбивались. Ветер, поднимая тучи пыли, которая уже не опускалась на землю, переходил в ураган. Отовсюду приходили вести о страшных наводнениях.

Когда скорость вращения увеличилась в семнадцать раз, предметы и люди на экваторе совершенно лишились веса.

Как-то вечером я услышал по радио ужасную новость: в Экваториальной Африке и Америке отмечалось несколько случаев, когда люди, лишенные тяжести, под влиянием все растущей центробежной силы падали вверх. Вскоре пришло и новое ужасающее известие: на экваторе люди стали задыхаться.

– Центробежная сила срывает воздушную оболочку земного шара, которая была «прикреплена» к Земле силою земного тяготения, – объяснил мне спокойно профессор.

– Но… тогда и мы задохнемся? – с волнением спросил я Вагнера.

Он пожал плечами.

– Мы хорошо подготовлены ко всем переменам.

– Но зачем вы все это сделали? Ведь это же мировая катастрофа, гибель цивилизации!.. – не мог удержаться я от восклицания.

Вагнер оставался невозмутимым.

– Зачем я это сделал, вы узнаете потом.

– Неужели только для научного опыта?

– Я не понимаю, что вас так удивляет, – ответил он. – Хотя бы и только для опыта. Странно! Когда проносится ураган или происходит извержение вулкана и губит тысячи людей, никому не приходит в голову обвинять вулкан. Смотрите на это, как на стихийное бедствие…

Этот ответ не удовлетворил меня. У меня невольно стало появляться к профессору Вагнеру чувство недоброжелательства.

«Надо быть извергом, не иметь сердца, чтобы ради научного опыта обрекать на смерть миллионы людей», – думал я.

Моя неприязнь к Вагнеру увеличивалась по мере того, как мое собственное самочувствие все более ухудшалось, да и было от чего: эти ужасные, необычайные вести о гибнущем мире, это все ускоряющееся мелькание дня и ночи хоть кого выведут из себя. Я почти не спал и был чрезвычайно нервен. Я должен был двигаться с величайшей осторожностью. Малейшее усилие мускулов – и я взлетал вверх и бился головой о потолок, – правда, не очень больно. Вещи теряли свой вес, и с ними все труднее было сладить. Довольно было случайно задеть за стол или кресло, и тяжелая мебель отлетала в сторону.

Вода из умывальника текла очень медленно, и струя также отклонялась в сторону. Движения наши сделались порывисты. Члены тела, почти лишенного тяжести, дергались, как у картонного паяца, приводимого в движение нитками. «Моторы» нашего тела – мускулы – оказались слишком сильны для облегченного веса тела. И мы никак не могли привыкнуть к этому новому положению, так как вес все время убывал.

Фима, экономка Вагнера, злилась не меньше меня. Она походила на жонглера, когда готовила пищу. Кастрюли и сковородки летели вверх, в сторону; она пыталась ловить их и делала нелепые движения, плясала, подпрыгивала.

Один только Вагнер был в прекрасном настроении и даже смеялся над нами.

На двор я решался выходить, только набив карманы камнями, чтобы «не упасть в небо». Я видел, как мелело море, – воду сгоняло на запад, где, вероятно, она заливала берега… В довершение всего я стал чувствовать головокружение и удушье. Воздух становился реже. Ураганный ветер, дувший все время с востока, начал как будто слабеть… Но зато температура быстро понижалась.

Воздух редеет… скоро конец… У меня было такое отвратительное самочувствие, что я начал задумываться над тем, какую смерть мне избрать: упасть ли в небо или задохнуться. Это худшая смерть, но зато я досмотрю до конца, что будет с Землей…

«Нет, все-таки лучше покончить сразу», – решил я, испытывая тяжелое удушье, и стал вынимать камни из кармана.