Тайны российской аграрной науки: тимирязевский прорыв. Монография

Коллектив академии, эвакуированной в Самарканд, оказал серьёзную помощь республике в повышении производства зерновых. Уже на втором году войны Узбекистан обеспечил себя и соседние республики зерном. Он смог не только покрыть собственные потребности в хлебе, но и стал поставлять его в другие районы СССР.

Благодаря работе тимирязевцев здесь начало развиваться овощеводство. Впервые в своей истории Узбекистан стал свеклосеятельным регионом.

Нехватка рабочих рук заставляла студентов и преподавателей выезжать в колхозы и совхозы Узбекской ССР для помощи. Они работали чабанами и пастухами, доили коров, сеяли и убирали хлеб, хлопок, готовили механизаторов.

Силами тимирязевцев был озеленен сам город Самарканд, что помогло сберечь в нем ресурсы питьевой воды. Эффект от озеленения ощущался на протяжении полувека после войны.

Жизнь в Самарканде

Жизнь в Самарканде была непроста. В том числе по причине бытовых трудностей. Откровенно плохо было с питанием. На местном рынке продукты были, но купить их по причине завышенных цен мог не каждый.

Преподаватели мобилизовали всевозможные пищевые ресурсы. Иногда выезжали за город собирать черепах. Потом варили из них суп.

«Нам бы картошки…»

Первые полгода жизни в Самарканде трудно было с продовольствием и в семье Прянишниковых. За хлебом, который выдавался по карточкам, надо было становиться в очередь с двух часов ночи. Вскоре привыкли к хлопковому или кунжутному маслу. Норма сахара была мала – на большую семью не хватало. Кто—то без ведома Дмитрия Николаевича дал знать в ЦК Узбекистана о трудном быте семейства ученого. Из Ташкента позвонили в Самаркандский обком партии и строго спросили: «там у вас живет академик Прянишников. Что вы для него сделали?» И вскоре сотрудники обкома нанесли визит в семью академика: «Что вам нужно? Скажите!» Зоя Дмитриевна, дочь ученого, робко сказала: «Нам бы картошки…»

И действительно обкомовцы не заставили себя долго ждать, привезли картошку, сахар, мясо. Жизнь семьи постепенно налаживалась.

А как же студенты?

Если о профессорах более или менее заботилось руководство республики, то о студентах не думал никто, кроме преподавателей, которые сами подкармливали молодёжь.

Но, несмотря на тяжелейшие бытовые условия и голод уже в декабре 1941 г. в Самарканде были начаты учебные занятия. Студенты вечером учились, а днём работали, прилагая все усилия, чтобы помочь сельскому хозяйству, накормить себя, армию и тыл.

В обстановке тотальной подозрительности

Поезд на Самарканд, ушел, увозя большую часть преподавателей, сотрудников и студентов академии. Но и в Москве осталось некоторое число профессоров, преподавателей и научных работников. Некоторые из них были задержаны из-за работы в лабораториях, обслуживающих военные нужды, другие не были в состоянии выехать из-за болезни членов семьи, некоторые намеревались эвакуироваться в другие места к своим родным и т. п.

Несмотря на то, что у многих задержавшихся в Москве были на то серьезные причины, у некоторых работников академии стали неожиданно возникать ни на чем не основанные подозрения. Уже на второй и третий день можно было услышать от этих людей при встрече такой вопрос: «Как, вы еще не уехали?»

И эта фраза произносилась тоном, не оставляющим сомнения, что тебя в чем-то подозревают. Действительно, ничего нет хуже всеобщей подозрительности.

Арест профессора Р. Э. Герлаха

С 1929 г. по 1941 г. кафедрой молочного дела заведовал профессор Рудольф Эдуардович Герлах – известный сыродел немецкого происхождения.

То, что Р. Э. Герлах имеет немецкие корни, работать ему не мешало, и он пользовался заслуженным уважением со стороны коллег по академии. Но наступила Великая Отечественная война и у профессора начались проблемы. 4 ноября 1941 г. его арестовали по обвинению в шпионаже. Пять месяцев просидел профессор в тюрьме, все время подвергаясь допросам. И, несмотря на то, что предъявленное по 58-й статье УК[30 - Ст. 58 Уголовного кодекса РСФСР 1922 г. имела цель противодействия контрреволюционной деятельности. Сюда входило обвинение в шпионаже, организации террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций. Заключённые, приговорённые по статье 58, назывались «политическими», по сравнению с обычными преступниками («уголовниками»). После освобождения заключённые не имели права поселиться ближе, чем в [битая ссылка] 100 км от крупных городов (в оговорённые судом сроки).] тяжкое обвинение ничем не подтвердилось, тем не менее, он на пять лет был выслан в Казахстан в город Джамбул. Оттуда ему удалось в начале 1943 г. перебраться для работы по специальности на Алтай, а затем устроиться в Алтайский техникум, и получать при этом академическую пенсию.

Поздняя осень 1941 г. в Тимирязевке

Морально очень тяжелой была обстановка в покинутой Тимирязевке. Военные события не сулили никаких радостных надежд. Работа в академии была прекращена почти совершенно, учебные корпуса не отапливались, некоторые из них «консервировались» на длительный срок. Наготове стояла легковая машина для вызова в последнюю минуту заместителя директора, оставшегося в Москве для ликвидации всяких дел.

Главный административный корпус, где размещались дирекция и учебная часть, стоял с заколоченными окнами. В полумраке по комнатам бродила Александра Вячеславовна Метелкина, старший диспетчер и единственный оставшийся сотрудник учебной части. Вся ее фигура говорила о запустении и заброшенности, сильно напоминала Фирса в последнем действии «Вишневого сада», а заместитель директора, подобно купцу Лопахину из той же пьесы, распродавал как вишневый сад на вырубку академический лес, на который, ввиду отсутствия каменного угля, охотников было очень много.

Быт преподавателей: в замерзшем доме

Бытовая обстановка в домах преподавателей также была трудной. Дома не отапливались совершенно. Электричество было выключено. Керосина не хватало. В квартирах приспосабливались маленькие железные печурки, в которых готовилась еда и кипятился чайник. Печурки эти топились чем попало, но главным образом щепками. Редко удавалось достать немного дров.

Однажды жильцы профессорского корпуса решили своими силами пустить в доме отопление. Выяснили, что для этого требуется в сутки восемь кубометров дров. Договорились с заведующим Лесной дачей академии и отправились рубить дрова. Работали без перерыва целый день. В конце дня оказалось, что нарубили всего семь кубометров. Овчинка не стоила выделки.

Заметно улучшились условия жизни только с осени 1942 г. Все работники академии весной этого года получили земельные участки, на которых имели возможность вырастить овощи: картофель, капусту, свеклу, морковь и прочее. Выращивали и сахарную свеклу, из которой потом экстрагировали водой сахар и, уваривая сироп, получали нечто вроде сахара со специфическим свекловичным привкусом. Но этот сахар был питательным и по своим полезным качествам значительно превосходил сахарин, которого, впрочем, тоже невозможно было достать.

Быт студентов: в уплотненном общежитии

Условия жизни и учебы у студентов тоже были нелегкие. Из-за недостатка свободных помещений (часть корпусов общежитий была занята под госпиталь) студентов размещали только в одном общежитии и уплотняли до пределов возможного. Общежития не отапливались. Свет был выключен и давался только в главный корпус, где, правда, размещались библиотека и читальные залы. Питание в студенческой столовой было на низком уровне. Ежедневно студенты получали за обедом блюдо, представлявшие собой жидкую похлебку из пшеничных зерен.

Продовольственные карточки студентам

Во время войны студенты были приравнены в снабжении к рабочим и получали рабочую карточку. Это характеризовало заботу правительства о студентах. Но это обстоятельство иногда привлекало в вузы проходимцев, которые шли в Тимирязевку не ради учебы, а ради продовольственной карточки.

Из вуза в вуз

Типичным явлением военных лет была текучесть студентов. Пользуясь тем, что учащихся во многих московских вузах было мало, и каждый вуз старался привлечь к себе молодежь, свободную от военных обязанностей, молодые люди, особенно девушки, кочевали из одного учебного заведения в другой нередко целыми группами. Они поступали в один вуз, но, не удовлетворившись чем-то, через месяц переходили в другой, а затем таким же образом в третий и четвертый.

В большинстве случаев серьезных причин для подобного поведения не было. Иногда действовали рассказы подруг о том, какие в другом вузе хорошие общежития, как кормят в столовой и какие интересные предметы там преподаются. Иногда это было результатом неопределенности собственных интересов.

Гибель архива

В условиях, когда вермахт вплотную приблизился к Москве, было принято решение уничтожить архив академии. Важные документы, проливавшие свет на историю вуза сгорели в огне. Тогда это казалось оправданным шагом. Сохранились лишь только документы, переданные в свое время в Центральный государственный архив.

После войны не раз приходилось сожалеть о содеянном. В исследованиях возникли белые пятна, стереть которые не представлялось возможным. Осталось доверять воспоминаниям, которые порой не столько раскрывали тайны Тимирязевки, а сколько порождали новые мифы об истории вуза.

Миф о кухонных столах

У студентов-старшекурсников одной из «любимых» является история о том, как в красных общежитиях, в которых в годы Великой Отечественной войны располагался госпиталь. Пугают не самим госпиталем, а моргом, который находился в его подвалах. Якобы столы из этого морга сейчас используются в общежитской столовой. Этот жуткий рассказ производит такое впечатление, что некоторые впечатлительные девушки до сих пор отказываются готовить на кухне. Между тем это типичная городская легенда, не имеющая никакого отношения к действительности.

Госпиталь в старых общежитиях

Вспоминая предыдущую историю, остается лишь сожалеть, что забывают о действительно важных фактах, заслуживающих упоминания.

Прежде всего, это история сортировочного эвакогоспиталя, располагавшегося в старых общежитиях Тимирязевки №1—3. В госпитале было создано 25 отделений, которые ежедневно могли обрабатывать от 2-х до 3-х тысяч раненых. Только гипса для медицинских нужд в день требовалось 1,5 тонны, а для переливания крови раненым бойцам – от 100 до 120 литров донорской крови.

Госпиталь на Лиственничной аллее снискал себе славу лучшего медучреждения среди военных госпиталей во время войны. Врачи и медсестры, работавшие в нем, возвращали в строй 72—75% раненых бойцов. Это самый высокий показатель за время Великой Отечественной войны. За время своего существования в госпитале прошли лечение около 12 тыс. солдат и командиров Красной Армии. Среди них прославленные полководцы К. К. Рокоссовский и А. И. Еременко, будущий комендант Берлина Н. Э. Берзарин. Отбывая на фронт, он сфотографировался и подарил тимирязевцам снимок, который хранится в музее истории Тимирязевской академии.

На Овощной станции сотрудниками академии было организовано выращивание овощей для раненых госпиталя. Под руководством директора станции Евгении Васильевны Муратовой здесь в больших количествах выращивали лук, огурцы, корнеплоды. А на кафедре переработки плодов организовали изготовление витаминного экстракта из хвои для больных, что спасло тысячи жизней. Плодовая опытная станция в свою очередь снабжала госпиталь фруктами и цветами.

Школа медицинских сестер

При академии работала и школа медицинских сестер. В ней занимались девушки-студентки. Они сочетали занятия в вузе и в этой школе. Многие из тех медсестер работали в госпитале. Несмотря на то, что в разных корпусах находились люди, различные по возрасту и образованию, помощь и уход все получали одинаковый. Отношение к раненым было очень хорошее, сестры милосердия сутками дежурили около больных. Женщины не только лечили, выхаживали их, но и поддерживали моральное состояние раненых, укрепляли их стойкость.

Во время авиа налетов больных приходилось спасать от бомбежек. Молодые сотрудницы тушили горящие бомбы, так называемые «зажигалки», которые падали на крыши зданий.

Штаб Московской ПВО

В годы войны из главного корпуса академии не только координировали учебным процессом. В его подвале располагался штаб МПВО. Сама жизнь диктовала необходимость организации противоздушной обороны. Налеты германской авиации на Москву стали регулярными уже на втором месяце войны.

Все военные годы заместителем начальника противоздушной обороны Москвы был выпускник Туркестанского госуниверситета и рыбохозяйственного факультета академии Ф. Г. Мартышев. Он блестяще справился со своей работой. Асы люфтваффе так и не смогли нанести существенный урон столице.