XX век как жизнь. Воспоминания

К четвертой группе относились два «братских» отдела: международный отдел и отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями стран социализма. Международный отдел продолжал традицию Коминтерна. Через него КПСС руководила коммунистическим движением. Сфера деятельности отдела ЦК КПСС ограничивалась «лагерем социализма». А поскольку коммунистические партии социалистических стран являлись правящими партиями, то отношения с ними выходили на уровень внешней политики. Соответственно, отдел ЦК был гораздо более тесно связан с нашим МИДом, с посольствами соцстран, отслеживал обстановку в каждой стране, участвовал в разработке и реализации внешнеполитических акций. Международный отдел можно было бы назвать отделом по подготовке мировой социалистической революции, а отдел ЦК – отделом по навязыванию советского опыта строительства социализма.

Люди, работавшие в «братских» отделах, были связаны со всем миром, знали языки, часто бывали за границей. Эффективность их работы предполагала знание действительной, а не пропагандистской картины событий, умение аргументировать, определенную гибкость в дискуссиях. Поэтому в «братских» отделах работали более образованные люди, часто скептически относившиеся к догматическим тезисам советской идеологии. Бывали и исключения, но в целом в наших коридорах власти дышалось свободнее, чем в других… Это было известно всем, это многим не нравилось, но с этим после XX съезда КПСС ничего поделать было нельзя.

Еще более специфическим было положение консультантов. Они появились в атмосфере «оттепели», затронувшей и цековские структуры. Отношения между КПСС и международным коммунистическим движением заметно менялись. Множились, обнажались проблемы, о которых раньше стремились не упоминать. Вера в непогрешимость Москвы, КПСС уходила в прошлое. Наступало время доказательств и убеждения. Нужны были люди, которые, с одной стороны, не внушали сомнения относительно своей приверженности существующему политическому режиму и господствующей идеологии, а с другой – могли бы смотреть на мир открытыми глазами, были бы способны понять, объяснить надвигающиеся перемены. Вполне возможно, что так четко вопрос не ставился. Логика отставала от психологии. В руководящих головах ощущалось, нарастало беспокойство в связи с тем, что существовавший, привычный аппарат ЦК, вскормленный парным марксистско-ленинским молоком, не в силах угнаться за развитием событий. Тут и появились консультанты.

Из нынешнего далека не могу судить, кто первый сказал «а-а-а…»: Борис Николаевич Пономарев, десятилетиями возглавлявший международный отдел, или Юрий Владимирович Андропов, заведовавший тогда отделом ЦК. Кажется, все-таки Андропов. И, кажется, первым консультантом был Лев Николаевич Толкунов. Фронтовик. Порядочный, умный, приятный человек. В отделе он дорос до первого замзава. Потом пошел на рекорд: дважды был главным редактором «Известий». Где мы с ним еще встретимся.

Вместе с Толкуновым консультировали Лев Петрович Делюсин и Олег Тимофеевич Богомолов.

Делюсин – лучший, на мой взгляд, китаист в стране. Фронтовик. Интеллигент (в хорошем смысле этого слова). Почетный зритель Таганки. Написали мы с ним когда-то книжицу «Политический кризис в Китае». Уж больно простенько на нынешний вкус…

Богомолов – талантливый экономист. Пытался (иногда получалось) говорить начальству правду об экономике социалистических стран. Собрал и возглавил группу консультантов по экономической проблематике. Его холостяцкая (временно) двухкомнатная (тоже временно) квартира использовалась для дружеских неформальных консультативных встреч. Вернулся в науку. Долгое время был директором Института экономики мировой системы социализма. Безуспешно доказывал «инстанциям», что при существующих порядках в экономике система долго не протянет. Системы не стало, но институт, правда, под другим названием – Институт международных экономических и политических исследований – остался. Его почетным директором является академик РАН О.Т. Богомолов.

Несколько особняком держался Борис Дмитриевич Горбачев. Он работал под началом Андропова в Будапеште. Спокойный, выдержанный, неторопливый человек. Очень добросовестный.

Однако начальная точка системы координат, в которой следует рассматривать группу консультантов отдела ЦК, находится там, где находится Федор Михайлович Бурлацкий. Только после его появления в аппарате деятельность консультантов стала входить в фазу зрелости. О ней (о деятельности) и о нем (о Бурлацком) стали говорить.

Характерный штрих.

– Где ты? – спрашивает меня случайный знакомый. – Чем занимаешься?

– Да вот в ЦК, консультантом.

– ????

– Ну вроде как Бурлацкий…

– О-о-о!

Федя, хоть и не любил Сталина, прекрасно понимал: «Кадры решают все!»

Привлек в группу Георгия Хосроевича Шахназарова.

Фронтовик. Юрист широкого профиля. Умница. Яркая, нестандартная личность. Писал не только докладные, речи и книги (в том числе и свои), но и пьесы. Пьесы давал читать. Вопросительно смотрел. А что скажешь? Обижать не хотелось. Приходилось мямлить что-то вязкое, обтекаемое. Недавно попались на глаза слова поляка Веслава Брудзиньского: «Каждый способен на что-либо великое. К сожалению, не каждому удается в этом помешать». Воистину так.

С середины 80-х Шах весь погрузился в перестройку. Был верен М.С. Горбачеву. И в Кремле, и после. Активно работал в Фонде – до дней последних донца…

Завлек Георгия Аркадьевича Арбатова.

Фронтовик. Творческий ум, фонтанирующий идеями. Специалист по пересечениям, граням: экономика и политика, идеология и экономика, план и рынок. Прекрасный игрок в бильярд. Хотя в политике предпочитал шахматы: стратегическое видение, просчет вариантов. Сам себе придумал институт – Институт США. Превратил его в самый эффективный – с точки зрения практической, политической отдачи – институт среди гуманитарных институтов АН СССР.

Весна 1967 года. Институту выделили здание в Хлебном переулке. Есть сторож уже. Мебели нет. Мы вдвоем зашли в будущий директорский кабинет. На широком дореволюционном подоконнике разложили извлеченную из кейсов снедь и хорошо отметили. В этом кабинете академик Г.А. Арбатов, почетный директор Института США и Канады, работает и в 2002 году.

Какой-то из дней рождения Арбатова, уже директора института, отмечался в Завидове. Воспел его:

Он Киссинджера знает,
С Фиделем он нырял,
Старушку Голду Меир
Он где-то целовал.
Он пил с Пономаревым,
И с песней на губе
Не раз сидел в обнимку
Он с шефом КГБ.
Его не зря Косыгин
Brein trastom обозвал.
И даже Л.И. Брежнев
Его облобызал.

Когда Юре исполнилось 60 лет, я подарил ему пуд (16 кг) соли. Столько, сказал, мы уже съели, а вот этот мешок нам съесть предстоит. Едим…

Переманил из «Коммуниста» Федора Федоровича Петренко. Специалиста по партийному строительству. Въедливого редактора. Многодетного красавца. Фаната-байдарочника, пытавшегося каждое лето сгубить свою жизнь на порогах какой-нибудь экзотической речки.

Поначалу консультанты бродили как первобытное стадо, подчиняясь лишь авторитету вожака, Бурлацкого значит. Потом нас объединили в подотдел во главе с тем же Бурлацким. Еще потом подотдел распустили, но создали группу консультантов. Руководитель группы (первым был Бурлацкий) по материальному обеспечению приравнивался к заместителю заведующего отделом.

Для ясности. Консультант приравнивался к заведующему сектором. Зарплата – 400 рублей. Правительственный телефон – «вертушка». Кремлевская поликлиника (про нее говорили: «полы паркетные, врачи анкетные»). «Столовая лечебного питания»: платишь в месяц 70 рублей, питаешься (там или навынос) на 140 рублей. Вызов машины в рабочее время по служебным надобностям.

Замзав получал на 50 рублей больше. Машину мог вызывать в любое время суток. И мог позвонить и попросить, чтобы в кабинет принесли чай (с сушками!).

Долгие годы партийные чиновники дослуживались до этих символов положения. А тут пришли какие-то пижоны, «аристократы духа», и получили «символы» сразу и по полной программе.

Старожилов аппарата раздражало и то, что консультанты чуть ли не каждый день толклись вокруг начальства. Возникало напряжение…

Примерно в то же время формировалась «конкурирующая фирма» – консультантская группа международного отдела. Негласный принцип подбора был тот же: марксисты с неким ревизионистским душком. В отличие от Андропова Пономарев располагал инкубатором для «высиживания» таких кадров. Им служила расположенная в Праге редакция журнала «Проблемы мира и социализма».

Основоположником и бессменным куратором консультантской группы «братского» отдела был Елизар Ильич Кусков. Прелюбопытнейшая фигура! Внешне – никаких признаков интеллигентности, «великосветского» лоска партийных функционеров высшего разряда. Ну прямо крестьянин от сохи. Но голова – голова, будто бы специально созданная для поиска компромиссных «формулировок» и создания «классических» формул (пример: мировая система социализма – детище международного рабочего движения).

Рассказывают, что именно Кусков был автором последней фразы Программы КПСС: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» Поставив восклицательный знак, Елизар Ильич заметил: «Лозунг этот переживет века…»

Помню, в ходе какого-то застолья прозвучало:

Я против культа был и буду,
Но если культ настанет снова,
Я подыму эту посуду
За Ильича, пардон, Кускова!

Кусков любил выпить. Как и многие из нас. Часто перебарщивал. Возникали проблемы. Пономарев знал об этом. Но держал над Кусковым «зонт безопасности». Сделал его своим первым заместителем.

Наиболее часто приходилось сотрудничать с Анатолием Сергеевичем Черняевым и Вадимом Валентиновичем Загладиным.

Черняев воевал. По образованию – историк. Знал свое дело до тонкостей. Мог найти точные слова для выражения мысли – что встречается довольно редко. Боролся, хотя и не всегда успешно, с консультантской вольницей. В манерах его, как мне казалось, было что-то дворянское (сегодня сказали бы: «косит под Атоса»). За что и был назван «граф Черняев-и-Гассет». Сокращенно – «граф».

Граф был единственным из всех моих знакомых, у которого хватало терпения ежедневно вести подробнейшие дневники. Это делает его воспоминания уникальными.

И еще одна уникальность. Огромную роль в жизни Черняева играли лирические сюжеты – источник вдохновения и энергии. Как-то по его просьбе искал в Будапеште бюстгальтер одиннадцатого размера. Пришлось подключить венгерских товарищей. Веселились, но нашли…

Загладин организован попроще. Но профессионал высшего класса. Умен. Коммуникабелен (на разных языках). Блестяще вел дискуссии во всякого рода рабочих группах. Возможно, перебор по линии гибкости, царедворства.

Ежедневное общение с названными людьми, да и со многими другими, постепенно делало из меня homo sapiens, мыслящую, думающую партийную единицу. За последнее десятилетие много ерунды написано о ЦК КПСС, о том, как работалось на Старой площади. По-разному работалось. Но я пишу о себе, о своей судьбе. Так вот, если из меня что-то получилось, если я стал известным журналистом, если я стал разбираться в политике, то лишь потому, что прошел курс обучения в университете на Старой площади, главном университете моей жизни.