Рукопись, которая не сгорела

Рукопись, которая не сгорела
Александр Брехунов

Весёлая встреча двух старых друзей не предвещала ничего опасного. Пока они, разогревшись за приятной беседой вкусным алкоголем, не решили написать письмо в далёкую Канаду…

На основе реальных событий, воспоминания о которых до сих пор заставляют автора вздрагивать по ночам.

Александр Брехунов

Рукопись, которая не сгорела

Автор ответственно заявляет, что любые совпадения имён и событий совпадениями не являются, и готов поклясться, что всё было именно так, как тут описано.

А случилось это в те давние времена, когда автор был молод, Интернет очень медленным и доставлялся в квартиры по телефонным проводам, а для сохранения информации вместо флешек, которых ещё не догадались придумать, использовались дискеты размером 1,44 Мб…

Рукопись, которая не сгорела

Меня всегда настораживала известная фраза Михаила Булгакова о том, что рукописи не горят. А как же десятая глава «Евгения Онегина», недоумённо думал я. А второй том «Мёртвых душ»? И хотя сам я черновиков никогда не сжигал (не Гоголь всё-таки), в справедливости этого афоризма всегда сомневался. Однако жизнь самым жестоким образом внесла в мои взгляды свои ужасные коррективы…

Есть у меня друг. Зовут его Стас. Если вы читали рассказ «Три желания» (https://www.litres.ru/aleksandr-brehunov/tri-zhelaniya/), то уже немного знакомы с ним. Ситуация, описанная в этом рассказе, разумеется, вымышленная, но вот человек этот очень реальный. Настолько реальный, что плоды его реальности я вкушаю до сих пор.

Целый год Стас сознательно и методично издевался над своим организмом – не употреблял вкусных алкогольных напитков. Может, захотел испытать себя, а может, решил в книгу рекордов попасть. Не знаю. Он мне не объяснял. Я тоже однажды проводил эксперимент над живым человеком – над собой. Тоже не пил пару месяцев. Мне было интересно, что со мной произойдёт. Вы знаете – ничего особенного. Остался жив и даже прекрасно себя чувствовал. Правда, во время семейных и дружеских застолий, героически попивая лимонад, через полчаса я становился абсолютно невидим для окружающих. Мои попытки вставить в общий разговор какую-нибудь глубокую или остроумную реплику были абсолютно безуспешными. Меня почему-то никто не видел и не слышал. Позже, вернувшись на губительную стезю потребления алкогольных напитков, я обратил внимание на то, что трезвые люди как-то вдруг сами собой растворялись в воздухе во время хмельных душевных разговоров за жизнь.

Так вот. Произдевавшись целый год над своим организмом, Стас решил это безобразие прекратить и с этой целью приехал ко мне. Кроме этой цели он привез пять литров пива и два литра вкуснейшей шестидесятиградусной самогонки, полгода настаивавшейся на можжевеловых шишечках в дубовом бочонке. Жена моя в тот день была на работе, дочка – у бабушки, так что праздник обещал получиться.

А надо сказать, что наши со Стасом возлияния очень часто проходят не примитивно и буднично, а с некими вывертами и изысками. То с тридцати граммов водки нас практически трезвых забирают в ментовку. То из хулиганских побуждений (а скорее всего, во имя торжества справедливости) на ступенях всё той же ментовки мы среди бела дня, глядя через стекло честными глазами в лицо дежурному лейтенанту, безо всяких для себя последствий из горла выпиваем бутылку водки. То на моём дне рождения среди обилия родственников, друзей, вкусных напитков и многообразных закусок, со слезой вспоминая нашу походную молодость, мы во время перекура на двоих распиваем подаренный Стасом же флакончик буржуйского одеколона. (Противный, надо сказать, напиток. Наша «Гвоздика» басурманским парфюмериям в этом смысле сто очков вперёд даст.) А когда возвращаемся за стол и на недовольное замечание, что уж очень сильно надушились, честно отвечаем, что мы вовсе не душились, а совсем даже наоборот – употребили подарок внутрь, нам почему-то никто не верит, и все сильно веселятся…

Вот за этими и другими воспоминаниями и пролетели два литра пива и первые пол-литра самогона.