Демоны сквернословят

На полу жуткого помещения менестрель приметил прочерченную мелом линию. Он пожал плечами и повиновался.

Палач тут же кивнул Дабу. Мол, твоя очередь нечто сказать.

– С этого момента, – произнёс подмастерье, – мастер Удухт оставит вежливый штиль, на котором до сих пор общался с вами, чтобы перейти на грубый язык приказов. Демоны его понимают лучше.

Судя по скуке в голосе, Даб озвучивал готовый ритуальный текст, не только тщательно заученный наизусть, но и многократно повторенный.

Ну вот, пришла тоскливая мысль, отныне придётся сносить всякие грубости, адресованные демонам. И добро бы только словесные…

– Ко мне! – приказал Удухт, явно применяя тот самый язык, более понятный демонам. Так сразу?

Менестрель ещё пребывал в невесёлых думах, а палач и подмастерье – глядь – уже подготовили всё необходимое к занятию практическим экзорцизмом. И приступили – без долгих преамбул.

– Раздеться по пояс! – потребовал палач.

Акарч безропотно расстегнул плащ, развязал шнурок на блузе, хотел уже её стянуть, но замялся.

– Что такое? – строго спросил Удухт.

– Там в кармане – призрачная шкатулка с моей тенью, – смущаясь, пролепетал менестрель. О кошеле от казначея – предусмотрительно промолчал.

– Ничего с вашей суэнитой не случится. По завершении пытки получите её в целости и сохранности. Вы в руках у Инквизиции, которая стоит на страже некрократической законности.

– А, ну тогда я спокоен, – Акарч с облегчением продолжил обнажение торса. Из-под блузы выглянуло брюшко неровного сине-зелёного колера, за его состояние мёртвый артист ощутил неожиданный укол стыда.

– Бальзам давно обновляли?

– Третьего года, – виновато сознался менестрель.

– Годится. Располагайтесь вон там, у свободного стола.

Акарч засеменил в указанном направлении. Свободный пыточный стол сиял образцовой чистотой, но притом пах недавно пролитыми бальзамами. Менестрель с изрядным содроганием поглядел на соседний стол, где палачи разместили любовно начищенные пыточные орудия.

– Начнём без инструментов, – успокоил его мастер.

Неужели? Но…

– Может, и без пытки обойдёмся? – предложил Акарч. – Я и так расскажу всё-всё, что только знаю?

– Что именно расскажете? – с вялым интересом отозвался мастер.

– Всё, что прикажете! Всю жизнь мою и посмертие…

– И о демонах тоже расскажете?

– Нет, – голос Акарча дрогнул, – о них я ничего не знаю.

– Вот то-то же! – удовлетворённо заключил Удухт. – Не знаете. Потому нам и не о чем вас спрашивать. Ваша личная история нас не интересует.

– Зачем же пытать, если не спрашивать? – перед лицом неминуемых страданий менестрель позволил себе настырность, хотя и заметил, что палача разговор уже утомляет.

– Даб, объясни, – бросил мастер.

– Пытка пытке рознь, – отчеканил подмастерье, – в зависимости от цели меняются формы проведения. Есть пытка дознания – при ней обязательны вопросы. Есть пытка наказания – при ней вопросы только отвлекают от сути происходящего. Кроме того, бывает исследовательская пытка, пытка для устрашения и ознакомительная. К последней версии мы и прибегнем в работе с вами…

– Достаточно, Даб.

Затем Акарч с удивлением обнаружил, что находится уже на столе для пыток. И как он сумел сюда переместиться? Может и правда – демон посетил. Перехватил контроль над телом, глумясь, усадил на это жуткое приспособление…

– Сядьте глубже! – приказал мастер Удухт. – Даб, приступай.

Подмастерье разложил Акарча на пыточном столе, деловито продел конечности в заговорённые петли по углам и расположился у изголовья.

Когда менестрель был уже хорошо закреплён, подключился и мастер-палач. Он провел пальцем в остром железном напёрстке по коже чуть ниже ключицы, резко надавил, определяя чувствительность. Напёрсток заострённым навершием проник под кожу, в месте прокола выступили зелёные капли бальзама. Затем Удухт рывком переместил палец, обезобразив грудь артиста глубокой зеленеющей бороздой. Акарч на всякий случай охнул, хотя боли никакой не почувствовал.

– Болевая чувствительность отсутствует, – констатировал палач.

– Демон притворяется, учитель? – спросил подмастерье.

– Демон всегда притворяется, – важно сообщил мастер.

– Я больше не буду, – пообещал Акарч.

Ему посоветовали помолчать.

– Но, может, меня бесполезно пытать, если я всё равно не чувствую боли?

– А страх? – поинтересовался палач. – Его-то чувствуете?

– Да, – выдавил Акарч осторожное признание.

– Следовательно, вы не безнадёжны! – мастер Удухт говорил, а сам, не останавливаясь, полосовал грудь менестреля всё новыми глубокими царапинами. Из них уже складывался какой-то замысловатый узор. Антидемонический, надо полагать.

Насчёт страха – вот это мастер верно подметил. Глядя на лохмотья, в которые превращается кожный покров груди, менестрель содрогался от ужаса перед бренностью якобы неуязвимого посмертного тела, которое, как прежде казалось, обеспечивало сносные возможности длиться твоему существованию всё дальше, и дальше, и так до полного счастья.

От страха за тело – за самую важную свою собственность – Акарч всё время экзекуции был близок к обмороку. Чуть что – терял нить мучительных событий. Потом возвращался, со скорбью наблюдая свежие раны. То, что нанесены они не ему лично, а злобному демону, утешало слабо.

* * *

Потом его отвязали от пыточного стола. Неужели всё?

– …Даб! Подведи пациента к стене.

Нет, не всё. Ещё есть аттракцион. Обычная каменная стена, без каких-либо приспособлений. Что в ней такого, что менестрелю нужно сюда подойти? Ах да, с потолочной балки – в аккурате перед стеной – свисают какие-то цепи.

Подмастерье покрутил ворот, цепи спустились к Акарчу. Завершались они верёвочными петлями для рук, для ног, для туловища. Верёвки мерцали в полумраке – сразу видно, наговорены, такие только некроманты распутывают.

Но Даб, не задумываясь, закрепил и подвесил горемычного менестреля: