Умные головушки. У нас в НИИ

Умные головушки. У нас в НИИ
Александр Брыксенков

Андрей Брыксенков

Сюжетом новелл, помещённых в данном сборнике, явились реальные события, которые происходили в одном из научно-исследовательских институтов в советские времена. События эти были интересными и характерными, красочно рисовавшими научную, общественную и личную жизнь сотрудников института, что в наше деловое время должно рассматриваться с большой заинтересованностью.

Умные головушки

У нас в НИИ

Александр Брыксенков

Андрей Брыксенков

© Александр Брыксенков, 2019

© Андрей Брыксенков, 2019

ISBN 978-5-4496-3579-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ай да попа!

Осенний лист это большая гадость. Не для всех, конечно. Поэты и влюбленные балдеют от листопада. Это очень поэтично: «Роняет лес багряный свой убор…». Но для дворников опвшие листья – большая бяка. Особенно кленовые листья. Они, в условиях лнинградской сырости, так плотно прилипают к асфальту, что никакой метлой их не отодрать. Да и мётел-то стало мало: в городах наметился заметный дефицит дворников. В связи с этим, возникла острая необходимость механизации уборочного процесса тротуаров и дворовых территорий. Появилась потребность в тротуаро-уборочных машинах, к созданию которых и привлекли ВНИИгормаш.

На Ольминского в серый ленинградский денек группа гормашевцев испытывала тротуаро-уборочную машину. Особенностью машины являлось то, что она должна была убирать, кроме всего прочего, опавшие листья.

Машина убирать листья отказывалась. Нет. она верхний слой листьев захватывала, а вот приасфальтовый слой – ни в какую. Сидевший за баранкой машины Миша Коган, конструктор этого подметального чуда, гонял машиину на разных режимах. Он надеялся нащупать оптимальный вариант.

Барсуков и Боря Бергман, которые проводили испытание машины и таскались за ней вдоль Ольминского, никаких положительных сдвигов в работе машины не обнаруживали. Они предложили Мише закругляться и ехать в Институт: тротуароуборщик требовал доработки.

Вот в этот момент и появилась девушка. Ей было под тридцать. Симпатичная, упругая, с веселыми глазами. Обращаясь к гормашевской компании, она пропела: «Мальчики, вы наверное замерзли. Хотите я вас чаем угощу». Мальчики хотели и даже – очень.

Прошли во двор, поднялись на второй этаж, позвонили. Дверь квартиры открыла вторая девушка лет под тридцать и тоже с веселыми глазами. Барсуков понял, что он здесь лишний: «Девчонки, налейте мне грамм сто и я исчезну».

Девчонки щедро налили ему чуть ли не стакан. Барсуков выпил, закусил, пожелел обществу приятного времяпрепровождения и покинул гостеприимную квартиру.

Утром следующего дня ни Миша, ни Боря в Институте не появились. Это никого не тронуло, но когда позвонили их жены, каждая с вопросом: «Где мой муж?» (оказывается они и дома не появились), директор вызвал Барсукова:

«Рассказывайте, Алексей Георгиевич, куда вы дели наших замечательных сотрудников?»

.Барсуков ничего рассказывать не стал. Он с индифферентным видом предположил, что они. скорее всего, загостили у друзей.

Выйдя от директора, старший научный сотрудник решил навестить гостеприимную квартиру. В компаньоны он взял Фиму Кейлина.

На звонок дверь открыла одна из девушек. Она имела вид медитирующей баядеры, но Барсукова узнала и пропустила визитеров в квартиру

За столом сидел Боря. Из всей одежды на нем было полотенце, брошенное на колени. На полотенце сидела девушка тоже не обремененная конфекционом. Они что-то употребляли из одной кружки.

– Вам чего, любезные?, – с вялой улыбкой поинтересовался Боря.

– Борис Зиновьевич, немедленно приводите себя в порядок и в Институт. Там директор дерьмом изошел вас ожидаючи, – командным тоном изрек Барсуков.

– Действительно, пора и на работу, – согласился Бергман. – Миша, айда в душ!

Барсуков не знал, как шалуны отмазывались в семьях, но директору они объяснили, что с утра искали участок с большим количеством листьев, чтобы провести испытание тротуаро-уборочной машины в экстремальных условиях. Директор, конечно, не поверил, но ковыряться в деталях не стал.

– Эврика, Алексей Георгиевич, теперь я знаю как усовершенствовать свою машину, – заявил Коган, появившись в лаборатории.

– Интересно узнать, – откликнулся Барсуков.

– Когда мы плескались в душе с Наташкой, ну с той девушкой с Ольминского, я заметил, что ей на попу приклеился кусочек пластика (ах, какая попа!). Я попытался отодрать его. Сразу не получилось. А потом я дунул, он и отслоился (ах, какая попа!).

– Ну и какая связь между ягодицами и тротуаро-уборочной машиной?

– Между ягодицами и машиной – никакой. А вот если подать струю воздуха перед щетками, то она оторвет листья от асфальта и качество уборки сразу возрастет.

– Попробуйте. Может быть и получится. Хотя задница и асфальт – это не одно и то же.

– Конечно. Задница она и есть задница. Особенно как у Наташки. Ах, какя попа!

– Неужели лучше, чем у мисс Бум-бум?

– Однозначно лучше. У тех мисок пухлые бум-бумы накаченные, неестественные. А здесь чистая биопопа. О чем разговор.

Вращаясь среди евреев, Барсуков отметил повышенную похотливость евреев-мужчин. Еврейки, наверное, тоже любят это дело, но Барсуков с ними не контачил и поэтому не мог сказать ничего определенного. А страстность еврейских мужчин, считал он, – вполне закономерное явление. Евреи – это семиты, то есть, те же арабы, то есть – восточные люди, горячие, темпераментные, очень неравнодушные к женщинам. Поэтому и восторги Миши относительно Наташкиной плоти вполне понятны.

Несмотря на усовершенствоаня, внесенные в конструкцию тротуаро-уборочной машины, листья подбирать она так и не научилась. Да и нужда в этом отпала после того, как ознакомились со швейцарской методикой уборки листьев.

В Швейцарии опавшие листья убирают безмашинным способом. Оператор с коробом за спиной, в котором размещен давигатель и вентилятор, подающий воздух в шланг, очень эффективно и быстро сдувает листья в кучу. Ну, а кучу убрать – это не вопрос.

Это очень хорошо, что коммунальщики обратились к передовому швейцарскому методу уборки листьев. Было бы ещё лучше, если бы неши политики присмотрелись к швейцарским порядкам, при которых Швейцария по благоденствию занимает первое место в мире.

Айда в кафешку

Это не блокада. Это случилось при госпоже Матвиенко

И кто это копошится там на длиннющем пролете Невского путепровода? Кто же это на пронизывающем ветру занимается какой-то чепухой? При ближайшем рассмотрении оказывается, что это не кто, а научно-инженерный персонал ВНИИгормаша. И занимается он не чепухой, а скалыванием льда как на пешеходной зоне, так и у поребриков, где льда наросло столько много, что он стал мешать проезду транспорта

Старшие научные сотрудники (и младшие тоже), ведушие инженеры (и инженеры-конструкторы тоже), лаборанты и лаборантки с ломами в руках и с инструментами в виде лома, с приваренным к его концу колуном, старательно долбили многосантиметровые ледяные наросты.

Картина представала дикая. Страна Советов была единственной страной в мире, где люди на улицах городов скалывали лед. Во всех странах, даже самых северных, льда не улицах не бывает. Там, как только выпадет снег, его оперативно убирают. Когда наступит оттепель, то таять нечему, а когда подморозит – нечему замерзать. Вот и весь фокус. Наши широкозадые чиновники катаются по Европам, но никак не могут этот фокус разгадать.

Внизу под путепроводом ползали локомотивчики, растаскивая вагоны по многочиленным путям, рядом рычали трейлеры и фуры, в округе дымило около тридцати труб, то есть, народ производительно трудился и только институтская публика, вместо совершенствования коммунальных машин, тупо долбила лед.

К часу работу закончили. Не в смысле, что весь лед скололи, а в смысле, что устали и продрогли. Руководитель работ распустл народ по домам.

Ну, кто же пойдет домой после такой возбуждающей организм деятедьности. Конечно же народ разошелся по кафешкам. Барсуков и Боря Бергман с еще двумя симптичными им людьми оккупировали столик в «Фантазии». Наличие спиртного не соответствовало названию заведения. Фантазировать было нечем: шампанское и малага.