Ураган

– Что идёт?

– За четверть полной цены мы всё купим у тебя, Вер…

– Так ведь цены все изменились…

– Так мы всё пересчитаем, есть кому считать… И квартиру у тебя купим, если продавать надумаешь, Вер, имей нас в виду… Не обидим…

– В смысле… Как это, не обидим?..

– Муж-алкаш в психушке, сын-бандит в тюрьме – войдём в твоё положение соломенной вдовы…

– Это вы о чём?..

– Да не бери в голову, Вер, подумала, небось, что «сила солому ломит», а ты не солома, а только ты теперь «соломенная вдова», то есть несчастная жена, которая при пока ещё живом муже временно при его нынешнем состоянии осталась без его внимания и любви…

– Насмешливое это определение, однако…

– Не без этого, Вер, какая теперь любовь от сбрендившего мужа, какое внимание от супруга, когда его в психушку родня жена-медичка со связанными руками и ногами сдала, чтобы тот нигде по пути не хулиганил и бед не натворил тем же соседям…

– Ничего, мы тебе жениха подберём, про мужа алкаша и психа и сына-бандита смолчим, как сватьи добропорядочные, если будешь старые порядки соседей чтить, по мере возможностей и…

– А вот здесь не заморачивайтесь и не утруждайте себя хлопотами, – прервала резко говорливую соседку Вера Алексеевна. Хотела что-нибудь добавить про уничижительный характер обращения с ней, как с соломенной вдовой, «бедной родственницей» при богатых соседях, но только отмахнулась от старухи, как от надоедливой мухи. – Хватит… Не испытывайте моё терпение… Помните мою покойную маму?

– Конечно, помню, как и ты, Вер, была медсестрой, фронтовичкой с медалями и орденами…О ней в газетах писали, помню…

– Хорошо, что помните… Она бы, не в пример мне, сказала бы: «Тьфу на вас», а я смолчу, поберегу свои нервы и душевные силы… Прощайте и живите, если жить с нечистой совестью можете…

Она закрыла дверь на ключ и разрыдалась солёными на вкус, очистительными слезами, думая мучительно и безнадёжно при звонящем телефоне, с вызовом явно по межгороду: «Надо что-то делать – только что что. Вот телефон трезвонит… Наверняка это он, царь-царевич Фёдор Иванович звонит из Москвы… Не родичи же московские, которые за копейку удавятся, на звонок никогда денег не наскребали доныне… Что делать?.. Месяц телефон не беру и не звоню никому… Пора на работу выходить – отвлечёт работа, чужие болезни и боли, при безнадёжном положении, это выход, как утопающему уцепиться за соломинку… Так уцепимся, а там посмотрим, авось выплывем, царь-царевич… король-королевич Фёдор…»

Глава 6

Да, Фёдор Иванович звонил Вере Алексеевне многажды и даже стал волноваться, не случилось ли что худое с ней. А вдруг ей в силу разных причин просто хочется побыть в одиночестве, бывает такое, когда ни с кем неохота говорить. Ни наяву, ни по телефону… Он не догадывался, почему так, но подразумевал, что такое может случиться с каждым человеком на грешной земле, на белом свете – ни слова и ни полслова не хочется произносить и не слышать ничего, ни того же слова, ни того же полслова…

Можно же было ему предположить, что уж больно складно он объяснил Вере Алексеевне природный разор чёрного вихря, валившего дерева и кресты… Мало ли, что дерев повалило, как говорится, «несчётно», а крестов Новодевичьего «счётно», единицы… Только всё равно – ужас… Кресты на земле и на куполе Смоленского как-то «на честном слове» держатся, готовые каждое мгновение упасть…

– Складно было на бумаге, да забыли про овраги, – как-то утром сказал он громко и уверенно сам себе. И решил непременно, во что бы то ни стало наведаться в Новодевичий, чтобы узнать новости с падшими крестами и крестами-инвалидами на куполах Смоленского собора. – Надо во всём самолично.

Взял с собой удостоверение районного депутата и пошёл к воротам Новодевичьего. Впрочем, его должны были признать и милиционеры на входе и святые отцы, священники, и сёстры. Ведь он часто водил туда на исторические экскурсии и своих школьников, и разных экскурсантов – организованных и стихийных.

И вот что он узнал и услышал непосредственно от участников драмы в обители от разбушевавшейся грозной стихии. Испуганные сёстры-инокини, чьи келейные окна выходили на Успенский храм Новодевичьего, наблюдали с тихим ужасом, как тяжеленные листы кровельного железа срывались ураганным вихрем с куполов храма и хаотично носились в воздухе, как лёгкая папиросная бумага. Старинные монастырские липы, тополя и берёзы вырывались вихрем с корнями и камнями из-под почвы, асфальта. Массивный тяжёлый крест на колокольне был вырван с корнем и брошен наземь, три золочёных тяжеленных креста на куполах Смоленского собора были и снесены с куполов ураганным вихрем и повержены наземь, два других креста жалко свисали сломанными, готовыми пасть, представляя страшную картину для взгляда инокинь.

Потрясённые монахини твердили, опустив очи долу?

– Слава Богу, что ураганные вихри не смогли проникнуть внутрь церкви – дома Господа…

– Божией милостью в Успенском храме все окна в храме оказались закрыты, а то при незакрытых ставнях произошёл бы ужасающий погром внутри…

– В обители был бурелом, но внутри Успенского храма ничего не пострадало…

– Не оказалось повреждений храма Успенского снаружи и внутри…

И прояснил Фёдор Иванович для себя, грешного, что ранним утром, когда он стоял с Верой Алексеевной, после речей юродивого «о небесном мщении», в парке со скошенными косой смерти кронами дерев, напротив стен обители, сёстры-инокини уже пробирались через бурелом к храму. Сёстры первым делом открыли двери Успенского храма проверить, нет ли там внутренних повреждений от игр вихревой стихии. Потом, оказывается, двух инокинь благословили отправиться на колокольню, осмотреть её изнутри и сделать фотографии обители сверху для визуализации повреждений, не видимых взглядам «с земли».

По мере возможности сёстры постарались убрать обломки крестов, кровельного железа и веток деревьев с дорожек обители. Матушка настоятельница сообщила о ситуации в монастыре должностным лицам епархии и государственного музея.

Несмотря на достаточно экстремальные условия и до конца невыясненную опасность положения в связи с крышей Успенского храма, праздничная воскресная Литургия не была отменена. Фёдор Иванович с удовлетворением выслушивал инокинь, как с особенным трепетным торжественным чувством пел в то тревожное утро сестринский хор, какие сугубые радостные молитвы возносили Господу священнослужители, причём в храме, несмотря ни на что, кроме сестёр-инокинь, были и другие молящиеся православные – служащие Новодевичьего монастыря и местного музея. Он не спрашивал инокинь:

«Почему было всё так торжественно и драматической ситуации, в трагическое время после разбушевавшейся стихии, похожей на военную атаку с воздуха чёрных природных вселенских сил?»

И так было всё ясно для ума и сердца:

«Жизнь взяла верх над смертью, косой смерти, срезавшей дерева и столбы, а также даже кресты с храмов. Ничего не кончено с падением от стихии крестов. Жизнь продолжается и будет продолжена из века в век, пока это угодно Провидению Высших Сил».

На следующий же день после природной нерукотворной катастрофы обитель посетил Святейший Патриарх Алексий II, объезжавший в этот день приходы и монастыри Москвы.

Поскольку ураганным вихрем Новодевичьему монастырю был нанесен значительный материальный ущерб, многие ремонтные и восстановительные работы были остановлены, все силы и средства пошли на ликвидацию последствий урагана. Не прекращавшиеся затяжные дожди мешали какие-то сроки кровельщикам восстанавливать крышу Успенского храма, временные покрытия давали в некоторых местах течь. Пострадал потолок общей паперти, но инокини с радостью отмечали, что Божией милостью, огромный по площади расписной свод трапезной части храма остался неповрежденным. Это с радостью отмечали и священнослужители: «Дорогостоящая и кропотливая работа по реставрации свода была закончена лишь за полгода до природной катастрофы, и посему милостивый Господь не попустил этой нешуточной беды, которая могла бы надолго отложить службы в обители».

Фёдор Иванович по праву отмечал, что вихревое несчастье в стенах древнего Новодевичьего монастыря не оставило равнодушными множество сочувствующих людей. Не только верующие прихожане, но даже люди не церковные, в основном, туристы приносили свою лепту на устранение последствий природной катастрофы. Среди жертвователей были и пенсионеры, отдававшие часть своего скудного дохода, и владельцы частных фирм, вносившие пожертвования в рублях и иностранной валюте, и отечественные знаменитости, и многие простолюдины. Отчисления на счет музея поступили и от епархии. Фёдор Иванович тоже внёс свою лепту и собственными ушами лично слышал от инокинь монастыря, что сам владыка Ювеналий, в ведении которого находились монастырь и епархия, внес значительный вклад.

Только работы по проектированию, отливке и золочению крестов оказались весьма дорогостоящими, в короткий срок невозможно было собрать необходимую сумму и начать работы. Посему до снятия порушенных свисающих крестов со Смоленского собора монастырь был закрыт для посещения во избежание несчастных случаев, что препятствовало проведению регулярных богослужений. По решению и благословению митрополита Ювеналия богослужения совершались в крестовом надвратном храме Преображения Господня, доступ в который был безопасен для прихожан. Службы в Успенском храме возобновились после снятия поврежденных крестов со Смоленского собора.

В это время Фёдор Иванович много времени проводил в библиотеках, заказывая соответствующую литературу и осмысливая природную катастрофу привёдшую к разрушению крестов и срыва их с куполов колокольни и Смоленского собора. По иронии судьбы, рассадники греха казино, бордели, замаскированные под сауны салоны красоты, оказались нетронутыми ураганом. Да и с опрокинутыми деревьями и столбами не было всё ясно: это он только ласково успокаивал испуганную и потрясённую Веру Алексеевну, мол, число поверженных дерев и столбов «несчётно», а порушенных и скинутых наземь крестов единицы. Число-то не всегда доказательство истины… А ещё Фёдора Ивановича заинтересовал факт, что в Королёве именно с православного храма был сорван крест, а не с католического неподалёку… Вот он и работал в библиотеках, чтобы приблизиться к тайне порушения и срыва православных крестов ураганными вихрями… За грехи?.. Почему так выборочно?.. Ведь спорить надо было и с иеговистами и католиками, молельные дома и храмы которых оказались нетронутыми чёрными ураганными вихрями…

Сначала он зацепился за фразу из одного религиозного трактата: «Евангелие не вмещается в доктрину «Свидетелей Иеговы»». А именно, Евангелие говорит, что по приказу Понтия Пилата надпись «Иисус назарянин, Царь иудейский» была прибита над головой Христа, как об этом свидетельствует Евангелие от Матфея. Если бы всё происходило так, как трактуют иеговисты и как рисуют иеговистские журналы, то надпись была бы не «над головой», а «над руками Христа».

Кроме того, апостол Фома «Неверующий», видевший распятие, но не видевший воскресения, сказал: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, не поверю». Слово «гвозди» в Евангелие от Иоанн стоит во множественном числе. И речь идет не вообще о гвоздях, использованных при распятии, но именно о гвоздях, прибивших только руки. Следовательно, было несколько гвоздей, которыми были прибиты руки. Значит, руки были прибиты каждая отдельно, а, значит, руки были не сведены вместе, но, напротив, раскрыты, разведены для обозначения формы креста. И, значит, Фома «Неверующий», будучи сомневающимся человеком, которого невероятно сложно в чём-то убедить, видел именно крест, а не столб…

Что поделаешь, такова противоречивая жизнь земная и, тем более, жизнь, сотканная из противоречий, продолжающаяся, якобы, после смерти. И Сомневающийся «Неверующий Фома» имел все основания не верить в Воскресение Христово до тех пор, пока не увидит Христа живым и воскресшим после смерти, пока пальцы не опустит в Его кровоточащие раны. Вот и парадокс жизни и смерти, и Воскресения для двух образов: от Одного идёт и льётся на верующих радость и счастье, а от другого – мучение и недоверие. От Одного Светлого, сквозь всю человеческую историю идёт никогда пресекающийся луч пасхального света, пасхальной радости, а от другого – тёмное мучение сомнения и неверий… Как выбирать и кому поверить?.. Но и в сомнениях своих можно положиться на свидетельство Фомы неверующего: руки Христа, прибитые гвоздями, были разведены, как для объятий верующих в Него…