Загадочный Петербург. Призраки великого города

Загадочный Петербург. Призраки великого города
Александр Александрович Бушков

Бушков. Шокирующая история Российской империи
Петр I выбрал для этого города зловещее место на болотах и запретил «каменное строение» по всей России. Весь камень поехал в Петербург. И спустя всего несколько лет из обычного военного укрепления в Петропавловской крепости вырос центр русского искусства и культуры, науки и техники, торговли, промышленности, благотворительности. Стал он так же городом воинской славы – об него сломали зубы и шведы, и французы, и немцы. Город с удивительной историей и судьбой.

Неспроста с Петербургом связано множество мифов и легенд о мистических соприкосновениях с потусторонним миром. Это подчас невообразимые, не поддающиеся объяснению исторические факты о призраках и пророчествах, которые касаются как простых людей, так и коронованных особ. Чего стоит, к примеру, история пребывания в стольном граде звездной троицы легендарных мистиков Калиостро, Казановы и Сен-Жермена? А мрачные слухи о жутких стонах пяти повешенных декабристов, которые раздаются по утрам в туманном мареве возле кронверка? Или воспоминания А.С.Пушкина, которому гадалка, промышляющая на Невском, предсказала скорую и неестественную смерть…

Всему этому можно верить. А можно лишь иронично усмехнуться. Но тайны и мифы великого города Петра останутся с ним навсегда, передаваясь из поколения в поколение.

Бушков, Александр Александрович.

Загадочный Петербург. Призраки великого города

© Бушков А.А., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Я не настолько самонадеян и глуп, чтобы объявлять себя первооткрывателем. За последние сто пятьдесят лет написано немало отличных книг по истории Петербурга, тех или иных сторонах его жизни, как тех, что заслуживают только похвалы, так и тех, что лучше бы забыть. Я просто-напросто, как мог и сумел, попытался внести свой скромный вклад в летопись Петербурга и его жителей.

Петербург – город в чем-то уникальный. Основан он был по жестокой воле Петра I, при необходимости ломавшего все, вплоть до того, что казалось до него незыблемыми основами жизни. Ради постройки города на болотах, где строительство, казалось, невозможно, была, если называть вещи своими именами, надолго ограблена вся страна: повсюду в России было запрещено «каменное строение», весь камень уходил в Петербург. Какое-то время новый город откровенно ненавидели практически все: от рабочих, трудившихся в жутких условиях, до купцов, дворян, бояр, которых по указу Петра насильно переселяли в новую град-столицу. Но прошло несколько десятилетий, и Россию попросту нельзя было представить без Петербурга. Как Москву без собора Василия Блаженного. Как Париж без Эйфелевой башни – против которой, «чудовища, уродующего облик Парижа», выступали очень многие, в том числе и видные деятели культуры (попробуйте сегодня предложить парижанам снести башню – убегать, думаю, придется очень быстро…).

За все хлопоты, неудобства, потрепанные нервы и переживания Петербург расплатился с Россией сполна. Из чисто военного поначалу укрепления, Петропавловской крепости, стал могучим центром русского искусства и культуры, науки и техники, торговли, промышленности, благотворительности. И городом воинской славы – об него сломали зубы и шведы, и французы, и немцы.

Еще одно немаловажное обстоятельство. Москва при всех ее свершениях и достижениях осталась в истории как некий символ милой патриархальной старины. Петербург – стал подлинным «окном в Европу», где причудливо и неразрывно переплелись русское и западноевропейское мышление, русские талант и любознательность слились с европейской наукой и техникой. Ни в одном другом городе России не обитало столько иностранцев, приехавших не на «ловлю счастья и чинов», а чтобы работать для России. Многие из них натуральным образом обрусели, и называли их исключительно русскими именами, причем они ничего не имели против. Курьеза ради нужно отметить: порой иностранные «спецы» перенимали у новой родины далеко не самое лучшее. Во времена Ломоносова один ученый немец из Академии наук принял совершенно русскую смерть: упившись в праздник в хлам, кувыркнулся из саней так неудачно, что убился насмерть. Но это именно что курьез…

Как и в любом большом городе, под какими бы широтами он ни располагался, история Петербурга полна самых разных страниц – и славных, и неприглядных. А потому стоит рассказать обо всех – из песни слова не выкинешь…

Глава 1. Предварительные размышления по поводу

Эта книга будет посвящена явлениям, имеющим много имен. Одни называют это мистикой, другие – соприкосновением нашего мира с потусторонним, а третьи считают сказками. Растекаться мыслью по древу не будем. Интересных тем немало, но трудно объять необъятное. А потому ограничимся двумя темами, не самыми увлекательными, но безусловно интересными. Речь пойдет о призраках и пророчествах, касающихся как отдельных людей, в том числе и коронованных, так и целых городов, в частности, как легко догадаться, Петербурга.

Думается мне, для начала следует расставить знаки препинания и четко обозначить авторскую позицию, что прямо-таки необходимо.

Атеисты и материалисты, конечно, вправе считать все связанное с потусторонним миром выдумкой и не верить в его существование – правда, при этом они обязаны уважать тех, кто выражает противоположную точку зрения, то есть верующих (увы, на практике обе стороны частенько проявляют крайнюю нетерпимость к оппонентам, что, мягко говоря, грустно).

Поскольку автор этих строк человек верующий (каюсь, нерадивый, увы), нетрудно догадаться, на какой из точек зрения он будет стоять. Верующий человек просто-таки обязан следовать догматам церкви, к которой принадлежит. Ну, разумеется, сегодня не существует силы, способной его к этому принудить. В любой момент от соблюдения всех и всяческих догматов можно отказаться – вот только предварительно следует свою церковь покинуть. Нельзя оставаться в ее рядах и в то же время не соглашаться с точкой зрения Церкви хотя бы частично; Льва Толстого не «отлучили», а отрешили от церкви (а это два разных понятия) как раз за то, что он признавал Священное Писание лишь частично: вот этому месту я верю, этому не верю, этому верю, этому не верю…

И христианство (как католики, так и православные), и ислам (как шииты, так и сунниты) признают и существование духов и призраков, и реальность волшебства, гаданий, предсказаний будущего. Уже в библейском Ветхом Завете, в Первой книге Царств, повествуется, как женщина, именуемая Аэндорской волшебницей, по просьбе царя Саула вызвала призрак (собственно, дух) предшественника Саула царя Самуила, и Саул узнал от него будущее.

Однако признать – вовсе не означает принять. И христианство, и ислам предостерегают верующих и от общения с призраками, и от пользования услугами всевозможных прорицателей. Задолго до пришествия Христа пророк Моисей запрещал какие бы то ни было магические практики. Тот же Саул, до того как встретиться с колдуньей, изгнал из страны «волшебников и гадателей». В Коране есть прямое запрещение прибегать к услугам «гадателей и прорицателей». Мотивировка изложена подробно и никаких тайн не содержит. Знать будущее человека может только Творец, создавший и мир, и людей. Вот и получается, что человек, через прорицателя узнавший о своем будущем (узнавший правду), тем самым покусился на знание, доступное лишь Создателю, и попытался поставить себя вровень с Богом…

Есть и другое, весьма существенное обстоятельство. О нем (и далеко не первым) почти сто лет назад писал английский католический священник, историк и литературовед, знаток ведовства, автор нескольких интересных книг Монтегю Саммерс.

Речь в данном случае пойдет о широко распространившемся тогда спиритизме, то есть вызывании духов умерших и беседах с ними. «Итак, как же нам относиться к этому мощному движению, смеяться над которым было бы глупостью, а игнорировать которое невозможно? Католическая церковь не делает ни первого, ни второго. Тем не менее она безоговорочно предает его анафеме. Не потому, что она не верит в реальность того, чем занимаются спириты, но как раз потому, что верит полностью и знает, какие движущие силы стоят за всем этим, как бы ни пытались прятаться они под иными личинами, как бы тонко и быстро они ни действовали… Второй пленарный собор в Балтиморе (1866) <…> предостерегает христиан от оказания какой-либо поддержки спиритизму и запрещает им посещать сеансы пусть даже из чистого любопытства, поскольку некоторые из явлений, которые там имеют место, могут быть объяснены лишь через вмешательство демонических сатанинских сил».

Православная Церковь решительно расходится с католической в некоторых весьма существенных вопросах, но в том, что касается отношения к призракам, духам и предсказаниям, придерживается той же точки зрения: не сомневается в реальности и первого, и второго, и третьего, но точно знает, кто за всем этим стоит, и считает, что это может принести только вред.

Классический, можно сказать, пример – пьеса Уильяма Шекспира «Гамлет». Тем, кто подзабыл классику, можно напомнить сюжет. К датскому принцу Гамлету в ненастную ночь является призрак его отца, умершего безвременно и неожиданно, и открывает тайну: это было убийство. Заговор составили супруга короля и его родной брат. Посланный ими злодей влил яд в ухо спавшему в саду королю. Брат занял опустевший трон и женился на вдове.

Гамлет, что неудивительно, решает отомстить. В конце концов заговорщики поплатятся жизнью. Вот только до этого случится убийство и самоубийство, причем умрут люди, совершенно непричастные к убийству короля. В финале, где дерутся на мечах, можно сказать, все против всех, умрет и сам Гамлет, успев перед этим убить своего противника, опять-таки ничуть не причастного к отравлению короля. Повсюду кровь и трупы…

В более близкие к нам столетия, когда религия потеряла для людей прежнее значение и очень немногие уже разбирались в некоторых тонкостях, незаметно утвердилось убеждение, что Гамлету явился именно призрак покойного отца. Расхожим выражением стало «тень отца Гамлета». Меж тем современники Шекспира расценивали печальную историю Гамлета совершенно иначе. Они-то точно знали, кто прикинулся призраком, – дьявол. Историки доказали: судя по подробно описанным деталям явления призрака, это был именно что дьявол. Он с давних времен именуется «отец лжи», но порой сообщает чистейшую правду. Которая сама по себе, к величайшему сожалению, сплошь и рядом способна принести одни несчастья, смерть и кровь…

Точно так же, кстати, произошло и с незадачливым царем Саулом. Пришедший к нему гость из потустороннего мира напророчил одно горе. Не только подтвердил опасения Саула, что Бог совершенно от него отвернулся, но сообщил, что Саул потеряет свое царство, и даже сказал, к кому именно оно перейдет. Близкое будущее сложилось даже еще хуже: Саул не просто лишился трона – он погиб в сражении вместе со своими тремя сыновьями.

Среди богословов былых времен не раз вспыхивали дискуссии о том, кем же был гость Саула – призраком настоящего Самуила или притворившимся таковым дьяволом. К единому мнению так никогда и не пришли за отсутствием точных доказательств: приход призрака описан так кратко, что однозначный вывод сделать невозможно. Весьма даже не исключено, что Шекспир об этих дискуссиях знал и в своей пьесе заложил смысл, который тогдашние зрители прекрасно понимали: «Гамлет» – не просто история о коварстве, злодействе и мести. Это в первую очередь печальная повесть о том, сколько зла способна принести чистейшая правда, если она рассказана дьяволом…

Точно так же обстоит и с предсказаниями будущего – довольно часто человек опять-таки узнает чистейшую правду, которая ничего хорошего ему не приносит, как произошло и с царем Саулом. Интересная подробность: порой предсказания бывают сформулированы крайне туманно. Такое впечатление, что предсказатель и сам не в состоянии точно описать то, что ему открылось. Порой эти «туманные» предсказания опять-таки не приносят ничего хорошего: люди истолковывают их на свой лад, рассчитывая только на лучшее, но случается и наоборот…

Классический пример – сохранившийся в старинных венгерских хрониках случай с молодым человеком из небогатого дворянского семейства. Чтобы узнать будущее любимого сына, родители отправились к колдунье. Ее предсказание было кратким и вроде бы четким: «Он умрет, окруженный королевской роскошью». Родители, как многие на их месте, посчитали, что это означает для молодого человека долгую и счастливую жизнь, несомненное богатство в будущем, тем более что юношу удалось пристроить королевским пажом.

Очень скоро случился пышный праздник, и король со свитой передвигался по столице. Как всегда в таких случаях, кавалькада блистала: дорогие ткани, меха, усыпанное самоцветами оружие, золото, сверкание алмазов… Лошадь юного пажа заартачилась и сбросила всадника. Ударившись головой о камни мостовой, он умер на месте – и, как было предсказано, умер, окруженный королевской роскошью…

Случилось так, что автору этих строк в свое время пришлось самому столкнуться с подобным туманным предсказанием – к счастью, не принесшим ровным счетом ничего плохого. Однако история примечательная и полностью укладывается в классическую картину…

Более сорока лет назад наш отряд геологов почти три месяца был на постое в жуткой глуши, в небольшой деревушке. В таких вот захолустных деревнях, особенно в Сибири, и сегодня можно столкнуться кое с чем, не укладывающимся в рамки материализма… Когда мы там обжились и стали приятельствовать с местными, узнали, что одна старушка, как принято выражаться в Сибири, «что-то такое знает». И в частности способна безошибочно предсказать будущее. Примеров имеется столько, что никто в этом не сомневается.

Когда мы это обсудили, люди постарше единодушно решили, что связываться с предсказаниями будущего никак не стоит. Я же в двадцать один год был молод и глуп. Взял пару банок тушенки, страшного в ту пору дефицита не только в деревнях, но и в городах, и отправился к бабке.

Старуха подошла к делу добросовестно и трудилась долго. Я не понимал, что она делает (да и сейчас далеко не все понимаю), но в конце концов стало ясно: что-то у нее не выходит. Закончилось дело тем, что она отказалась от всех попыток и сказала честно:

– Ничего я, парень, не понимаю, хоть убей. Выходит, с одной стороны, что будешь ты благополучный и ох как не бедный. А с другой… Вот вижу я, что ты печку топишь и топишь, кочегаришь вовсю. Другому я бы сказала, что он кочегаром будет, а про тебя никак не выходит, живешь в достатке, куда там кочегару. Но кочегаришь и кочегаришь. Ничего не понимаю…

После этого мне пару раз приходилось топить в лагере сложенную на скорую руку походно-полевую печку, но под определение «кочегаришь» это безусловно не подходило. Вообще-то до шестнадцати лет я прожил в дощатом бараке, согревавшемся лишь обычной печью, топившейся дровами и углем, – но потом мы переехали в городскую квартиру с батареями центрального отопления и электрической плитой. В таких квартировал столько же времени, сколько провел на печи Илья Муромец – тридцать лет и три годика, – так что крепенько подзабыл, что такое топить печку.

Ну а потом, когда дела пошли хорошо и в самом деле появился нешуточный достаток, построил дом, куда с женой и переехал. Первая же зима оказалась на редкость суровой, так что тепла батареи давали недостаточно и нужно было подтопить в устроенной в подвале котельной.

Старые навыки остались. Спустился в подвал, затопил печь и сидел себе, глядя на огонь, помаленечку прихлебывая пиво из двухлитрового баллона – где это вы видели непьющего кочегара? Было уютно, покойно и хорошо. Однако понемногу появились странноватые посторонние мысли: что-то мне все это напоминает определенно… В конце концов вспомнилось нечто, почти совершенно забытое за тридцать прошедших лет: деревня, бабкина избушка, все, что она тогда говорила…

Все совпадало: человек отнюдь не бедный, живущий, в общем, в достатке, какой в молодости не снился, кочегарил и кочегарил. Действительно, старушка не смогла в точности определить, что именно ей открылось: житейский опыт тех лет не знал частного предпринимательства. Небедные дома с собственной котельной в подвале существовали и тогда, конечно, но были редкой экзотикой, которую мало кто видел своими глазами…

И наконец, никак нельзя обойти вниманием весьма многочисленную разновидность «магов», «волшебников» и «алхимиков», вполне сознательно, «с заранее обдуманным намерением» дуривших головы доверчивым простакам ради неплохого лавэ.

И в Европе, и в России они завелись давненько, еще в Средневековье. Помимо реальных знающих людей, к которым следует относиться серьезно (автор этих строк основывается на солидном жизненном опыте), появилось немало мошенников невысокого полета. Какая-нибудь хитрая деревенская баба открытым текстом объявляла себя ведьмой и колдуньей, попугивая односельчан: если не будет почета и уважения, ежели не поклонятся с горшочком маслица, курочкой, гусиком, она в два счета посевы градом побьет, напустит порчу на скотину, а то и на хозяев. Народ верил и маслице с битой птицей носил регулярно.

По всей Европе болтались алхимики, обещавшие владетельным особам и королям в два счета изготовить кучу золота из любого мусора. Иным свезло, удавалось унести ноги с кое-какими денежками. Других, не утруждаясь судебными разбирательствами, вешали повыше, некоторых – на позолоченных ради такого случая виселицах.

Немаловажная деталь: до определенного времени вся эта публика работала в глубоком подполье, соблюдая максимум конспирации. Поскольку действовала обладавшая большими полномочиями организация, именовавшаяся Святой инквизицией, без церемоний отправлявшая изобличенных если не на костер, то на галеры. С наступлением либеральных времен на инквизицию обрушилась лавина клеветы и потоки грязи. Ее представляли чем-то вроде филиала ада на земле, изображая сборищем тупых садистов, по малейшему подозрению хватавших невинных людей толпами и отправлявших их на костер рядами и колоннами. Работала та же методика, что и в случае со Сталиным, которому вопреки сохранившимся и опубликованным документам до сих пор иные скорбные умом субъекты приписывают прямо-таки десятки миллионов расстрелянных и загнанных в лагеря безвинных людей. Точно так же обстояло и с инквизицией – причем ей не просто приписывали фантастическое число безвинных жертв, какое только умещалось в сознании фантазеров, – а еще и цинично объявляли «жертвами инквизиции» казненных в Англии, Шотландии, Швейцарии, протестантских германских государствах – там, где инквизиции не было вовсе, Римская церковь не имела ни малейшего влияния, а католики обладали даже меньшими правами, чем американские негры до отмены рабства (в относительно недавние времена английский католик, чтобы отъехать на двадцать миль от места постоянного проживания, обязан был сначала получить разрешение местных властей).

Потом подключились еще и феминистки, которые завелись на Западе не вчера и даже не позавчера, а лет сто тридцать назад. Нервические дамочки внесли в критику инквизиции свою специфику, уверяя, будто инквизиция преследовала исключительно женщин, особенно имевших несчастье родиться красивыми (порой этот бред на полном серьезе повторяется и сегодня). Еще в 1893 году американка Матильда Гейдж публично заявляла, будто инквизиция за все время своего существования извела смертью аж девять миллионов человек, причем исключительно женщин – о, эти злобные и подлые сексистские мужчины… Никаких доказательств она не предъявляла, но «сестры по разуму» верили ей и так, и санитаров никто не вызывал, хотя следовало бы.

Положение изменилось лишь лет шестьдесят назад, когда за дело взялись серьезные историки, склонные верить не жутким сказкам, а документам – благо обширные архивы инквизиции сохранились едва ли не целиком. После их тщательного изучения выяснилось, что число «безвинных жертв» преувеличено в разы, на несколько порядков, а сами жертвы в подавляющем большинстве попадали под раздачу за вполне конкретные прегрешения. Что было доказано с документами в руках – но, как частенько случается, многих это нисколечко не убедило…

XVIII век часто и до сих пор пышно и пафосно именуется Веком Просвещения, а то и Веком Разума. Как водится, лицевая сторона медали выглядит крайне благолепно: на смену «средневековым поповским сказкам» пришло «научное знание», наука и в самом деле, можно сказать, пошла в широкие массы, перестав быть уделом узкого замкнутого круга ученых мужей, который так и тянет с некоторым на то основанием обозвать кастой. Так же обстояло и с образованием, понемногу распространявшимся и на те слои населения, которым прежде как-то даже и не полагалось уметь читать и писать. Резко подешевели книги, распространились газеты, вслух без малейшей опаски высказывались взгляды и теории, за которые совсем недавно можно было свести самое тесное знакомство с инквизицией либо соответствующими протестантскими службами (протестанты всегда искореняли колдовство и вольнодумство самым жестоким образом, свои организованные структуры, мало чем отличавшиеся от инквизиции, существовали и у них).

Вот только у всякой медали есть и оборотная сторона. Атеизм и вольнодумство довольно быстро приняли самые оголтелые, авторитарные формы и в конце концов взорвались Французской революцией и серьезными беспорядками еще в нескольких странах, разве что не такими кровавыми…