Секретная должность агента Рейли

Он был убежден, что поскольку вины перед новой властью за ними нет, то вскоре Романовым будет разрешено уехать заграницу. Дипломаты нейтральных держав уже хлопотали об этом. Во всяком случае, бывший Великий князь в это верил.

Ему казалось, что нейтральная Швейцария будет тем местом, где он постепенно отойдет душой от кошмара русской революции и вернется к нормальной жизни.

Георгий Михайлович подошел к перевозу напротив Софийского собора.

– Ваше Императорское Высочество, – услышал он громкий крик лодочника, – пожалуйте сюда!

Романов подошел к причалу и запрыгнул в небольшую лодку. Горожан, не желающих следовать в обход по Новому мосту перевозили в Заречье на весельной тяге.

Перевозчик наддал на весла, и лодка поспешила к противоположному берегу. Путь был нелегкий, течение сносило судно вниз, и грести приходилось под углом вверх по течению. Но капитан лодки был человек с опытом и очень скоро вышел на заданный курс. Левый берег реки стал неуклонно приближаться.

– Ваше Императорское Высочество, а когда же у нас будет хозяин? – спросил лодочник.

– Ты о чем? – не понял бывший Великий князь.

– Я о царе, хозяине земли русской.

– Не знаю, – пожал плечами Романов, – наверное когда-то будет.

– А скоро ли большевиков свергнут?

– Спроси чего полегче.

– Скорее бы, народ с ними изнемог вконец!

Лодка уткнулась в берег, Георгий Михайлович выбрался наружу, протянул лодочнику рубль.

– Премного благодарен, Ваше Императорское Высочество.

«Бред какой-то, – подумал Романов, – в стране диктатура пролетариата, а они думают о возвращении царя-батюшки. Чего же тогда старого не берегли?»

Георгий Михайлович вспомнил, как лютовали в Петрограде народные массы в февральские дни прошлого года, с восторгом принимая весть о свержении самодержавия. С того времени он полностью переменил свое мнение о русском народе.

Вот и дом, где квартирует брат, надо подняться по лестнице на второй этаж.

Николай Михайлович увидел гостя с балкона, где пил чай и помахал рукой. Младший брат поднялся в квартиру, поздоровался с адьютантом – генералом Брюмером и прошел на балкон к брату.

– Садись, будешь пить чай, мне привезли недавно пару фунтов из Питера, первоклассный чай, из британской Индии.

– Не откажусь, – благодарно ответил Георгий Михайлович.

– Хочу спросить, как тебе живется в Вологде, по слухам квартирка у тебя будет получше моего скромного жилища.

– Ну это как посмотреть. Конечно, мне повезло с хозяином, купцом Поповым, но во всем остальном я бы сказал, совсем нет, – ответил младший Михайлович.

– Что же еще?

– Жена его купчиха Попова – дама ужасно беспокойная, она все время шумит и кричит на своего сынишку, которому лет семь не больше. Домой она возвращается поздно ночью и так гремит, что будит меня. А сегодня ночью часа в четыре кто-то из ее знакомых стал звонить в телефон и меня разбудил, телефон как раз за моей стенкой. Я очень рассердился.

– Брат, ты просто не в духе, – улыбнулся Николай Михайлович, – расстраиваться из-за телефона – право слово, не надо.

– Если бы! Она весь день звонит по телефону и кричит так, что слышно по всему дому. Она вообще все время суетится, уходит, возвращается, а через пять минут опять исчезает.

– Это же ее дом, – невозмутимо ответил Николай Михайлович, – как хочет, так и живет.

– Да я понимаю, но возмущение переполняет меня. Вчера вечером, возвращаясь от Мити[15 - Великого Князя Дмитрия Константиновича.], я ее встретил расфуфыренной, и она так душится, что вся улица пахнет, когда проходит мимо. Пирамидальная дура, одно слово.

– Мастер ты прозвища придумывать, – засмеялся Николай Михайлович, – хорошо, что нас никто не слышит, а то подумали бы черт те что!

– Кто бы подумал?

– Люди!

– Какие еще люди? Я теперь жителей России называю зулусами, потому что они совсем одичали и действуют, как дикари. Народ совершенно обалдел и сам не знает, что ему делать.

– Да, народные массы опустились настолько, что для того, чтобы прийти в себя, им потребуются месяцы и годы, – согласился Николай Михайлович.

– У русских теперь нет ничего в мозгах кроме водки, которую они впитывали поколениями и таким образом атрофировались. Если когда-нибудь американцы придут сюда, я не удивлюсь, если они будут продавать жителей, как прежде продавали негров, – с досадой бросил Георгий Михайлович.

– Прекрати хулить, – осадил его старший брат, – Россия большая, люди в ней живут разные и далеко не все зулусы и пьяницы. Скоро поднимется знамя народной войны за освобождение от большевизма, и ты увидишь, сколько верных сынов еще осталось у России-матушки.

– Не верю я ни во что это, единственно что хочу – уехать поскорее заграницу и обнять своих милых девочек.

– Без свержения большевиков это вряд ли удастся, – скептически заметил Николай Михайлович, – так что вариантов у нас немного. Надо поддерживать любого, кто против Ленина и компании.

– Ты прав, я погорячился, люди разные. Я, когда гуляю по улицам и сижу на бульваре, вижу, что тут вообще простой народ очень красивый, все они большого роста, дети такие славные, и смотрят они так хорошо, прямо в глаза. Чисто русские люди.

– Ну вот, а ты говоришь! Нельзя так огульно про весь народ. Я по себе знаю, в людях можно ошибиться, но в народе – нельзя.

Там силища! Смотри, – он обвел вокруг себя рукой, – Вот общество, где мы вращаемся – это мелкие собственники, бывшие предводители дворянства губернии и уездов, коннозаводчики, отставные чиновники министерств, гимназические преподаватели, хранители музея и т. п.

Все правые, робкие и апатичные, истинные представители русского ничево. Они даже не отдают себе точного отчета в огромности бедствий своей Родины, надеясь на поворот, разумеется, чудодейственный… Скрытно все они принадлежат к тайным комитетам и ассоциациям, так называемым контрреволюционным, и ожидают благоприятного момента, когда можно будет действовать. Но у них нет ни оружия, ни денег. Каково?

А другие: врачи, фармацевты, учителя, часовщики и т. п. рассыпаны по максималистским советам, строят из себя санкюлотов, не будучи таковыми, и думают только о том, чтобы округлить свое состояние… Таков состав вологодской публики… У меня превосходные отношения со всеми, поскольку они вежливы и гостеприимны, и те и другие.

Николай Михайлович перевел дух.

– Но это далеко не вся Россия, всего лишь одно из многих провинциальных болот, местные ничего сделать не в состоянии без активных лидеров. И как только лидер появится, мы не узнаем это общество, можешь мне поверить.

– Я не надеюсь на русских, – покачал головой Георгий Михайлович, – помочь нам могут только иностранцы, например нейтралы, вот почему я так страстно хочу перебраться в нейтральную Швейцарию.

– Думаешь, немцы предоставят тебе специальный вагон для проезда, как Ленину?

– Твои шутки плоски и неуместны, – рассердился младший брат.

– Ну, а если бы вдруг завтра тебе предложили что-то подобное, неужели бы ты, русский генерал, согласился на помощь врага?

Георгий Михайлович молчал. Честь для него была превыше всего и даже превыше желания увидеть своих любимых девочек Нину и Ксению. Так и не узнав, зачем к его брату приходил посол Франции, он обиженно раскланялся и тем же путем на лодке отбыл назад.