Невзрачное откровение

Над спальнями, где минами
Будильники стучат,
Над похотью и болью
И над потерей сил
Печально к изголовью
Проскользил.
Касанья миг единый,
Тревога отошла.
Чуть шелестят гардины,
Как будто два крыла.

    1982

Сталкер

Пыль, олифа и известка.
Солнце слеплено из воска.

Визг стекла под башмаком.
Переулок незнаком.

Пустырями проходил
В мареве слепого зноя,
Заклинание твердил
Неизбывное, больное.
Так вот и пришел домой —
То ли отклонился малость,
То ли вправду за душой
Ничего не оказалось.

Не иначе – повезло.
Некто, плосок и бесплотен,
Все глядел светло и зло
В спину мне из подворотен.

    1982

«Сегодня не работалось…»

Сегодня не работалось:
с обеда перекур,
какая-то разболтанность
и в голове сумбур.

Дружище, сучий потрох,
пора и нам взбодриться,
еще остался порох
у нас в пороховницах.

Натягиваю свитер.
Пустынный стадион
меня встречает свистом
поземки ледяной.

Январский полуночник,
беги,
давай-ка полегонечку
накручивать круги.

Петляя по сугробам,
скользя на виражах,
в который раз попробуй
сбежать.

Сбежать от жизни сытой,
от свары бытовой.
Скорее! Псы инстинкта
вздымают вой.

Наддай из опасенья,
что свора поднята,
что стелется по снегу,
несется по пятам.

Преодолей усталость,
хандру, нытье,
твоя душа заспалась,
ату ее!

…Предчувствий мелочишка,
казарменный режим.
Вьюнок, трепач, мальчишка, —
неужто убежит?

    1985

«Мой друг, мы еще на подъеме…»

В. Ларину

Мой друг, мы еще на подъеме,
хотя он уже не крут.
Первая производная
все еще больше нуля.
Еще не думаешь: это
пальто не сносить – умру,

долго будет висеть
в гардеробе, тускнеть, линять.