Невзрачное откровение

Линзой декабрьского воздуха
взгляд был невольно влит
в лежбище серых камней,
мергеля, известняка,
изредка кварца. Идущий
среди расколотых плит
как бы случайно искры
о прошлое высекал.

Оттепель беззаконна
среди зимы, и гвоздик
пятна ложатся на снег.
Здесь не стыдишься заплакать
о себе и о том,
кто пакости мне скостит,
квинтэссенцию примет,
а остальное в слякоть

выронит – бывшее телом,
влитое в слитный гул,
без видимой для всех,
кроме убийц, причины
складывающееся
на бегу,
как ножик
перочинный.

    1987

Зимостойкий сорт

Мы вновь с тобой, рука в руке,

Терпя, страдая, веря,

Встречаем зиму налегке

В последней из империй.

Где пищу изредка дают,

Где воздух глух и ропщет люд,

Где лысый с кепкой наотлет

Все гаже и лобастей,

Где мегаполис нас жует

В своей гниющей пасти,

Но где костист, вынослив, тверд

Зимует зимостойкий сорт.

    1989

Корабли

Антону

Вечером, на берегу
моря, на краю земли
наглядеться не могу
на большие корабли.

Отраженья в тишине
при отсутствии волны
узнаваемы вполне,
словно люстры зажжены.

Траулера лов ночной
там, где темная вода.
Голос теплый и живой
долетает и сюда.

И пока в ночи блестит
звезд молочная река,
над водою все скользит
синий проблеск маяка.

Вознамерился всерьез
хищный палец сосчитать:
сухогруз, лихтеровоз,
танкер, сухогруз опять…

    1990

«Тело стремится туда, где осталась душа…»

О.

Тело стремится туда, где осталась душа,
и, пока продолжается гормональная суетня,
проза полураспада написана. Не спеша,
медленно и небольно время правит меня.
Мутная очевидность не узнает себя —
это сечется волос, это крошится мел.
Жидкую бороденку неуверенно теребя,
поздно уже сокрушаться о том, чего не успел.