Бесцеремонный взгляд Полковника уставился в Алиева.
– Так, кто вы: индивидуальности – или коллектив? Я имею в виду только данный случай.
Алиева невозможно было смутить взглядом – даже бесцеремонным: двадцать восемь лет в органах безопасности плюс тринадцать лет «первосекретарства» выработали в нём иммунитет против любых взглядов. Дополнительно на устойчивость Гейдара Алиевича работали и черты характера: спокойствие, уравновешенность, доброжелательность – хотя бы внешняя. Но вопрос Полковника был прямой. Как человек восточный, Алиев не жаловал «вопросы в лоб». И всё же, если прямой вопрос подразумевал такой же прямой ответ, Гейдар Алиевич «изменял Востоку»: не уклонялся.
– Ну, что ж, Полковник… Кстати, Вы действительно – полковник?
В глазах Алиева вспыхнули искорки неподдельного интереса: оказывается, «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». В том смысле, что всё знает только Господь Бог – а «товарищам из конторы» это не под силу.
– Хм…
Полковник не ограничился хмыканьем – и многозначительно «ушёл» глазами.
– Понял, понял, – миролюбиво «задрал руки вверх» Алиев. – Впрочем, если вы и полковник – то значением выше иного маршала… Так, вот, отвечая на Ваш вопрос: доводы у нас будут общие. Хотя мотивы у каждого – свои. Другой вопрос, что мотивы не могут сейчас повлиять на позицию… Ну, Вы меня понимаете…
– Понимаю.
Полковник цыкнул сквозь зубы – и покривил лицом: понимание явно не прибавило ему энтузиазма.
– Я не понимаю другого: какой смысл в такой встрече?.. Хотя…
Лицо Полковника, вопреки «запеву», неожиданно разгладилось, а в глазах «что-то такое» блеснуло.
– … Григорий Васильевич встретится с вами. Со всеми сразу: чего «разводить бодягу»?! Давайте обсудим технические детали: место, время, круг вопросов…
– Ты прав: такая встреча не имеет никакого смысла!
Записной романист «записал» бы, что «в этот момент серо-голубые глаза Романова отливали холодной сталью равнодушия». «Без романиста», взгляд Григория Васильевича всего лишь не проявлял интереса к предложению «инициативной группы».
– «Ты говоришь!» – усмехнулся Полковник.
– Нет, это ты говоришь!
Романов, конечно же, «расслышал» кавычки – но отказался от их использования при совершении действа, именуемого «я возвращаю Ваш портрет».
– Я говорил это не Вам, а Алиеву, – «не принял комплимента» Полковник. – Да и то: не на финише разговора. А моё «заднее слово» было: «согласен»… Григорий Васильевич!
Глаза Романова сузились в щёлку.
– «Согласен», Григорий Васильевич» – или «Согласен Григорий Васильевич»?
Романов опять «расслышал» и кавычки, и запятую – и Полковник рассмеялся.
– Вам бы судебным крючкотвором, а не секретарём ЦК работать!.. Согласен… То есть, я хотел сказать, что дал Алиеву согласие… Ваше.
Григорий Васильевич немедленно выкатил глаза… «на прямую наводку».
– «Как Вы посмели распоряжаться королём и Его королевским словом?!»
«Обвинение» личным местоимением в уважительной форме использовалось Романовым явно не в духе Леонида Ильича, который таким способом выражал своё неудовольствие провинившемуся товарищу – и даже «отказывал тому от дома». Моментально «расшифровав» источник цитаты, Полковник «аполитично» усмехнулся.
– «Исполнение желаний», мультфильм пятьдесят восьмого года, диалог Короля и Мистигриса!
– Ты видел этот мультфильм? – подобрел Романов. Он не жаловал «мультики», но этот видел и оценил. В те годы мультфильмов, как и фильмов, производилось немного – и уже в силу этого обстоятельства практически все они были «обречены» на просмотр.
– И не один раз, Григорий Васильевич. Прежде чем стать нормальным советским человеком, я же был нормальным советским ребёнком.
Романов, уже без прежнего обличительного энтузиазма, исподлобья охватил Полковника «комбинированным» взглядом. На этот раз он «отдавал» не только сомнением, но и «готовностью к сотрудничеству».
– Ладно, чёрт с тобой: согласен… Как ты сказал: «прозондировать настроения товарищей»? Ну, что ж: «прозондируем»…
…Прелюдия к разговору явно затягивалась. Романов не спешил – а «неприсоединившиеся» робели. «Обзорная экскурсия» глазами по интерьеру начинала уже надоедать – и Григорий Васильевич, как человек прямой и решительный, не выдержал:
– Вас больше – значит, Вам – и слово!
– А, если мы выкажем себя джентльменами, – улыбнулся Алиев, – и уступим право первенства Вам?
Романов поморщился – но с ответом не задержался.
– Я приму уступку – но лишь для того, чтобы предоставить слово вам!
Теперь рассмеялись даже неулыбчивые Чебриков и Воротников: Лигачёв сделал это несколько раньше.
– Ну, как сказал бы Остап Бендер: «Утихли балалайки, гусли и позолоченные арфы. Я пришёл к Вам, как юридическое лицо к юридическому лицу». Будем считать «серенаду законченной»?
Григорий Васильевич без излишней дипломатии направил разговор в нужную колею. Людей, знакомых с его характером даже понаслышке, это не должно было удивлять. Поэтому Лигачёв всего лишь обменялся взглядами с остальными участниками квартета – и получил от компаньонов «санкционирующие» кивки. После этого Егор Кузьмич мог уже «спокойно волноваться», откашливаясь в кулак.
– Хорошо, Григорий Васильевич: будем говорить начистоту.
– Иначе и незачем встречаться, – не подобрел Романов.
– Согласен. Итак: согласны ли Вы с тем, что мира…
– … во всём мире? – усмехнулся визави.
– … в руководстве, – не усмехнулся Лигачёв, – как не было, так и нет? А перемирие – вещь непостоянная и ненадёжная?
Романов энергично – даже с налётом картинности – двинул головой.
– Согласен – и с тем, и с другим.
Лигачёв переглянулся с соратниками, двое из которых: Воротников и Чебриков – оживлённо блеснули глазами. Явно обнадёженный… представлениями о позиции Романова, Егор Кузьмич откашлялся уже оптимистично.
– А с тем, что такое положение не может считаться нормальным?
Романов усмехнулся.
– Ну, теоретически – да, согласен… Но каким бы ненормальным такое положение ни считалось, оно – норма для большинства периодов истории КПСС. Единство у нас существовало – и существует – только для учебников и речей с высоких трибун. Теперь уже я Вас спрашиваю: можете ли Вы оспорить этот факт?