По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга вторая

Словно задавшись целью испытывать терпение Концова, Барон опять протяжно вздохнул.

– И дело здесь не только в том, что Вам предстоит нелегально проникнуть на территорию России. В том, что Вы сделаете это, я не сомневаюсь. Как и в том, что Вам не составит труда скрытно подобраться к посольским особнякам. Да-да, Павел Андреич: после этой истории «красные» наверняка усилят наружную охрану посольств, и пропускать будут только известных им сотрудников дипмиссий. А контакты посольских с гражданами России сейчас ограничены одной лишь улицей. Ни о каких приёмах для всех желающих и речи нет…

Барон щедро поделился с Концовым сумрачным взглядом.

– Выполнение задачи осложняется ещё и тем, что ни посольства, ни их хозяева из министерств иностранных дел отнюдь не горят желанием расставаться с ценностями, оставленными им на хранение.

– ??? – комбинированно запросил-удивился Концов. Усилия его не пропали даром.

– Увы, Павел Андреич, – дополнительно посерел лицом Барон, – они настолько привыкли считать чужое имущество своим, что одна мысль о расставании уже противна им. Мне это дали понять ясно и недвусмысленно, заявив о том, что ценности могут быть возвращены только их законным владельцам. А кому именно – не говорят: «тайна вклада».

Барон неожиданно стукнул кулаком по столу.

– Негодяи! Мало того, что не дают своих денег, так ещё и наши «зажиливают»!.. Всё это, вместе взятое, чрезвычайно осложняет Вашу миссию, Павел Андреич… Хотя…

Воспользовавшись паузой, Концов старательно округлил глаза. А так как пауза затянулась и перешла в задумчивость, Павлу Андреичу удался замечательный взгляд: заинтересованный, распахнутый, «округлый», почти что детский. Такой взгляд априори не может не вызывать доверия – и он его вызвал. В том смысле, что, если Барон поначалу и не хотел развивать тему, то теперь он не уже не видел препятствий.

– Честно говоря, я испытываю большие сомнения по поводу того, что ценности – ещё там… Какое-то странное чувство, не основанное, как будто, ни на чём… Мне кажется, что и статья эта говорит о событиях, пусть и действительно имевших место, но только в прошлом. Не зря же в ней дважды делаются ссылки на девятнадцатый год…. Очень похоже на «мульку» – специально для нас… Но это – только мои предположения… Вот, в чём я уверен на все сто процентов – так это в том, что работать предстоит тайно – и с риском для жизни…

Только что почти флегматичный – и даже умиротворённый от осознания безнадёжности – Барон опять – и опять неожиданно для Концова – взорвался.

– А ведь я предлагал британскому Форин-оффис провести совместную операцию, результатом которой стала бы не только передача ценностей, но и дискредитация большевиков! Ведь и то, и другое нужно им не меньше, чем нам! Ну, как можно этого не понимать?!

– ??? – вновь беззвучно запросил подробности Концов. Правда, сделал он это очень тактично, и лицом, и корпусом изобразив почтительное внимание. Барон не мог не оценить корректность полковника соответствующим разъяснением.

– Я предложил им пропустить наших людей в тайники. При этом я заверил их в том, что вынос ценностей из посольства и переправка за границу – это уже наши проблемы. После этого посольство должно было заявить протест по поводу хищения ценностей сотрудников посольства и граждан Британской империи, сданных туда на хранение во время русской смуты. Поднялся бы грандиозный скандал, в результате которого оказалась бы полностью скомпрометированной линия некоторых промышленников на торговлю с Советами! А господа бывшие союзники не потратили бы на нас ни одного своего фунта, ни одного своего франка, ни одно своего доллара!

Исчерпав запас энтузиазма, Барон вяло махнул рукой – и зазвучал в минорной тональности:

– Так нет: не пожелали… Без объяснения причин… Хотя и без объяснений понятно: захотели прикарманить наши денежки. А потом, когда «красные» утихомирятся, они спокойно переправили бы всё это в метрополию дипломатическим багажом…

Адресуясь полковнику – но традиционно в стол – Его высокопревосходительство покачал головой.

– Всё это Вам надо иметь в виду, Павел Андреич. Хотя бы для того, чтобы представлять опасность такой, какая она есть на самом деле…

Концов энергично боднул головой и в очередной раз поднялся из кресла: он не мог долго оставаться на одном месте – тем более, в статичном положении.

– Я всё понимаю, Ваше высокопревосходительство. Но ведь у нас нет другого выхода?

Барон развёл руками: слова действительно были не нужны. Павел Андреич отреагировал мгновенно: живописно воздвиг подбородок.

– В таком случае, я готов к выполнению задания. Получится или нет – это другой вопрос. Результат будет зависеть от множества причин. Но, как говорится, попытка – не пытка! И я готов попытаться, Ваше высокопревосходительство!

Некоторое время Барон молча глядел на Концова. Затем он медленно выбрался из-за стола и подошёл к полковнику, весь в чувствах и почти что слезах.

– Спасибо за службу, Павел Андреич!

И, традиционно глядя мимо Концова, он подарил ему свою руку. Это было настолько трогательно – потрогать руку Его высокопревосходительства, и даже подержаться за неё – что Павел Андреич смутился.

– Ну, что Вы, Ваше высокопревосходительство: служба ещё впереди…

На подготовку к работе Павел Андреич получил два дня. Не желая, чтобы об операции узнали его «заклятые друзья» Кутахов и Клеймович, Барон предостерёг Концова от использования людей обоих. В результате, Павел Андреич вынужден был подбирать спутников из числа авантюристов, по тем или иным причинам оставшимся «за бортом» РВС. Но выбор был широкий, а многих из кандидатов «в ходоки за кордон» Павел Андреич знал лично. И не только по совместным попойкам, но и по пребыванию ещё в Крыму при штабе генерала Свищёва.

Никаких особых подготовительных мероприятий он не планировал. «Попутчикам» – а выбрано было трое – он лишь объяснил, что идут они «на ту сторону». О задании сказал, что получат его уже на месте. Ссылаясь на слова «заказчика», намекнул, что возможен любой «расклад» – поэтому спутники – те, у кого есть с кем прощаться – пусть лучше сделают это заранее, сейчас.

Лаконичный инструктаж возымел должный эффект. Никто уже не шутил по поводу лёгкой прогулки. Тем более что Концов ясно дал понять попутчикам, что в случае малейшего нарушения дисциплины виновный будет наказан – и без лишних проволочек. Объяснять, что это значит, не требовалось. Зная – и не понаслышке – о крутом нраве полковника и о его склонности к суду скорому и часто неправедному, «боевики» не сомневались в том, что существует реальная перспектива утраты не только вознаграждения, но и собственной головы.

Относительно вознаграждения Концов попутчиков не обманывал. Перед отправкой, зная ответ наверняка, он лишь проформы ради поинтересовался у Барона насчёт «подъёмных». Прежде чем дать ответ – разумеется, отрицательный – Барон долго мялся, и отводил в сторону глаза. Нет, он не произносил высокопарных слов о долге, но и денег тоже не дал. И не от жадности: ну, не было в кассе денег. В ответ на извинительную мимику и такое же бормотание шефа Павел Андреич заверил Его высокопревосходительство, что сам изыщет возможности стимулировать «творческую активность» спутников. Лицо Барона сразу же посветлело, и он долго, с чувством благодарил полковника за понимание и самопожертвование. Именно это и требовалось Концову: лишний раз блеснуть в образе патриота – на будущее, да и на настоящее.

Павел Андреич не обманывал Барона несбыточными обещаниями. Слова его были не обещаниями, а гарантийным письмом в устной форме. Этаким вариантом джентльменского соглашения, если подходить к нему с позиций международного права. И поступок его полностью соответствовал похвалам Его Высокопревосходительства в части «понимания и самопожертвования». Он действительно решил пожертвовать ничтожными для себя, но невероятно большими для спутников, крохами своего баснословного состояния на «доброе дело». «Доброе», естественно – для шефа в ОГПУ. Павел Андреич почему-то был уверен в том, что сокровища находятся именно там, куда их «поместил» информационный бюллетень: в стальных комнатах-сейфах, спрятанных за книжными стеллажами.

Когда он назвал спутникам размер вознаграждения в случае успешного возвращения домой – то есть, в Париж – в комнате долго стояла тишина. «Боевики» решили, что они ослышались: названной полковником суммы не могло быть в природе. Как минимум – для них. Но Концов не шутил. И спутники как-то сразу поняли, что абсолютное послушание в походе – их единственная возможность вернуться к обеспеченной жизни – хотя бы на некоторое время.

Накануне отбытия Концов навестил Старских. Наташа, как раз, накрывала стол к чаю.

– О, Павел Андреич! – радостным восклицанием приветствовала она редкого гостя. Полковник действительно не баловал визитами чету Старских, как по причине отсутствия экстраординарных сведений, так и по причине исключительной занятости на службе. – Вы – вовремя! Садитесь с нами пить чай! Отговорки не принимаются: знайте, что мы Вас так просто не отпустим!

Спустя минуту к восторженным приветствиям Наташи присоединились аналогичные приветствия хозяина.

– Давненько не видели Вас, Павел Андреич, давненько!

Платон Иваныч долго и с чувством тряс руку полковника, на этот раз одетого в ношеный штатский костюм. Поскольку в последнее время Павел Андреич частенько блистал партикулярным платьем от лучших кутюрье, не заметить перемену в облике гостя было невозможно.

– А что это Вы – в обносках?..

В голосе Старского звучало удивление, хотя и не слишком большое. Он уже достаточно узнал Концова для того, чтобы предположить случайный характер такой метаморфозы, не говоря уже об изменениях в финансовом положении блистательного коммерсант-полковника.

– Еду за бриллиантами.

– Куда?

Лицо Старского моментально исполнилось почтительности: он как-то сразу понял, что гость не шутит. Теперь Концову – по сценарию и по характеру – уже в свою очередь надлежало исполниться значительности и «напустить тумана» для того чтобы подготовить хозяев к надлежащему восприятию информацию. Но ожидания Старских – и уже не впервые – не оправдались: ни прелюдии к ответу, ни самого ответа не последовало.

– Обожаю малину: домом пахнет… – неожиданно расчувствовался Концов, пододвигая к себе чашку с чаем и блюдце с малиновым вареньем.

Хозяева украдкой переглянулись: за последнее время Концов изменился до неузнаваемости. И процесс метаморфоз зашёл так далеко, что дошёл уже до сентиментальности. Если бы три года назад Наташе сказали, что Концов способен на грусть, ностальгию и прочие сантименты, она бы рассмеялась.

– Но скоро мне представиться возможность обонять это, так сказать, в натуре.

Совершив внезапный переход от одного настроения к другому, Павел Андреич заговорщически подмигнул Платон Иванычу.

– «Туда»? – догадалась Наташа.

Поглощая варенье, Концов лаконично кивнул головой.

– А бриллианты?

Дрогнувший голос Старского с головой выдавал в нём «Нумизмата»: сейчас Платон Иваныча куда больше интересовала коммерческая сторона мероприятия, нежели политическая. К заинтересованности в его голосе активно примешивалась надежда.