В подтверждение своих слов комиссар даже не улыбнулся.
– Ну, посуди сам: и аэроплан с дезинформацией долетел до нас, и твой строптивый характер так своевременно не изменил тебе, и холмы с речушкой оказались посреди степи, как в сказке! Помнишь: бросил Иван-царевич гребень – и появились горы! Так, что дяденька-штабист зря трудился.
Якин задумался – и даже подключил к процессу затылок: взбодрил его пятернёй.
– Но тогда мы должны были встретиться со Слоновым там, куда нас посылал штаб армии? Какого чёрта его сюда занесло?
– Какого чёрта, говоришь?
Комиссар, не спеша, дожевал сухую травинку.
– Думаю, что занесло его сюда в поисках. В поисках добычи: нас с тобой. Слонов – мужик упрямый. Не встретив нас там, где должен был встретить – по наводке «доброжелателя» – он рассердился. Ну, как же: лишили удовольствия! Рассердился – и пошёл искать. И нашёл! Там, где и должен был найти: в «коридоре» между двумя точками на карте: нашим прежним курсом и тем, который предложил «доброжелатель».
– Ух, этот, мне, «доброжелатель»!
Глаза Якина сверкнули недобрым огнём, особенно эффектно смотревшимся на почерневшем лице.
– Ну, гад! Доберусь я до него!
– Сначала доберись до своих!
– Не боись: доберусь! Найду гада, но прежде, чем сдать в Чека, сам поработаю с товарищем!
В очередной раз Якин показал, что в вопросах своего будущего не признаёт сослагательного наклонения. На этот раз комиссар и не думал возражать…
…Распугивая жиденькие «самостийничьи» разъезды одной лишь песенкой о готовности умереть – все, как один, в борьбе за власть Советов – два дня спустя группа вышла к своим у Хватова. Здесь их уже ожидало переходящее Красное знамя и праздничный приказ Реввоенсовета – увы, вместо праздничного обеда.
Едва умывшись с дороги, Якин с комиссаром отправились в Особый отдел за содействием в поисках штабного «доброхота». После скрупулёзного анализа событий за «перебежчиком» Воробьёвым было установлено наблюдение…
…Получив от своих телеграфистов перехват «реввоенсоветовского» «Всем! Всем! Всем!», Кобылевский вызвал Чуркина. Когда тот энергичным шагом вошёл в кабинет, командующий бросил на стол бумажную змейку телеграфного сообщения. Прочитав его, Чуркин удовлетворённо хмыкнул.
– Ну, теперь, Ваше превосходительство, не у одних нас рыло в пуху!
– И это – единственное основание для радости?!
Кобылевский мрачно покосился на начальника контрразведки.
– Пополнившись людьми, Якин опять выступит на фронт – и опять против нас! Как этому сукину сыну удалось вырваться – ума не приложу! Может, вместе приложим?
– Не вижу смысла, Ваше превосходительство!
Полковник вдруг отважился не соответствовать
– Пусть об этом теперь болит голова у Слонова! Хватит нам за всех отдуваться!
Чуркин не играл. Он действительно был рад «проколу» «конкурирующей фирмы». В борьбе за благосклонность начальства оперативные соединения «белых» таковыми и являлись. Имелись и причины личного характера: его собственная неудача с вояжем Усикова в Директорию меркла на фоне оглушительного «успеха» Слонова. Командующего корпусом действительно не похвалили за то, что он не только упустил Якина, но и сам едва унёс ноги. Генерал и его начальник штаба энергично оправдывались тем, что искать каждый «взвод красных» в бескрайней украинской степи – всё равно, что искать хрестоматийную иглу в стоге сена. Тем более, по той «наводке», которую предоставил человек Кобылевского.
Командование корпуса напирало на то, что в условиях дефицита времени, связанного с обеспечением перехода линии фронта после успешного рейда по тылам «красных» – на этом делался особый акцент – заниматься поисками каждой «отбившейся» части противника было бы равносильно самоубийству. А за выход «красных» в тыл корпуса Слонов «благодарил» генерала Кобылевского и его информатора. Последнего он «произвёл в чин» дезинформатора, едва не погубившего лучшую конницу Волармии, которая спаслась лишь Божьим промыслом да гением командующего.
Но Слонов зря нагружал Кобылевского: «козёл отпущения» был назначен задолго до его объяснений. Попытка генерала найти другие плечи для переложения ответственности не прошла. Они с начальником штаба понесли наказание – недолго и недалеко. Так что нести его не составило труда. А вскоре началось обещанное наступление на Москву, в котором корпусу Слонова действительно отводилась особая роль: тут хитроумный начштаба не обманул генеральских ожиданий…
Глава одиннадцатая
– Ваше превосходительство!
В кабинет командующего стремительно ворвался сияющий Чуркин.
– Радость-то, какая!
– Ну?
– Лбов нашёлся!
– Полковник?!
Кобылевский, если и обрадовался, то «в глубоком подполье»: он был занят картой. Нет, он не изучал её, а всего лишь пытался счистить пятно явно органического происхождения: карта неоднократно совмещала топографию с обеденным столом.
Ожидавший большего энтузиазма на лице командующего, Чуркин убавил его на своём.
– Видите ли, Ваше превосходительство… хм…, не совсем так… точнее… хм… сын полковника: Лбов Георгий Сергеич, шестнадцати с половиной лет от роду, воспитанник кадетского корпуса.
– Опознание произвели? Допросили?
Кобылевский не слишком успешно совмещал себя и Юлия Цезаря. По части десяти дел сразу.
Полковник вытянулся.
– Только самый первичный, Ваше превосходительство. Люди ещё работают с мальчишкой… с молодым человеком – а я прямо сюда… Хотел обрадовать Вас, Ваше превосходительство: Вы ведь были однокашники с полковником.
Кобылевский, наконец, распрямил спину: ему удалось, таки, вернуть карте былое предназначение.
– И кто так мог её загадить?! Стыдно же людям показывать!
«Людьми» должны были отработать представители союзников, ожидавшиеся прибытием на днях.
– А карта секретная – кому попало, не доверишь!
«Не доверишь!» А водку жрать на ней, с кем попало, можно?!».
Разумеется, текст не вышел за пределы «нутра» Чуркина: завеса из подобострастной улыбки держалась на его лице крепко. Посчитав, что Кобылевский достаточно поупражнялся в автодифирамбах, полковник осторожно кашлянул в кулак.
– Осмелюсь напомнить Вашему превосходительству, что я с нетерпением жду указаний Вашего превосходительства!
Конечно, по части пиетета это был перебор – и не только стилистический. Но Чуркин решил, что, с учётом самопрославления
Его превосходительства, кашу маслом не испортишь. Так и произошло: генерал перестал мельтешить по кабинету и уставился на полковника.
– Каких указаний? О чём Вы?