– Что ты предлагаешь, Григорий Васильевич?
Лицо Горбачёва «посерело от удовольствия»: Тихонов, прежде не замеченный в проявлении дружеских чувств в адрес Романова, удостоил того «личного тыка» и обращения по имени-отчеству! Это было не просто знаменательно: это было знамение!
– Предлагаю рассаживаться на заседаниях в алфавитном порядке. И – на равных основаниях по обе стороны от председательствующего: «А» – направо, «Б» – налево, «В» – направо, и так далее.
– А фактор членства?! – качественно изумился Устинов: «за что боролись»?
– Разумеется, учитывается, – успокоил товарища Романов (потому что товарищ, по получению заверений, немедленно успокоился). – То есть, кандидаты в члены распределяются в указанном выше порядке уже после того, как рассредоточатся члены.
– Ну, это – другое дело! – облегчённо выдохнул Черненко.
– Разрешите считать это за всеобщее одобрение? – немедленно ухватился Романов.
– А-а…
Константин Устинович открыл рот лишь для того, чтобы закрыть его – но слово уже «отработало воробьём».
– Значит, мы проголосовали и ротацию председательствующего, и «алфавитную иерархию»!
Даже не потрудившись обзавестись вопросительным знаком, и «отковав железо, пока горячо», Григорий Васильевич улыбнулся Михаилу Сергеевичу «дружеской улыбкой голодного крокодила». И тот уже не мог ответить ему хотя бы глазами: «Что: съел?!» – потому, что это Романов, если и не съел Горбачёва, то порядком откушал.
Только это были ещё классические «цветочки». Классические же «ягодки» не только дожидались своей очереди, но и дождались – и даже подавались Михаилу Сергеевичу «на стол». Мало того, что председательствующим – по старшинству – определили на сегодня Тихонова, так тот ещё и «дополнительно убил повесткой».
– Вопрос у нас, товарищи – один, но стоящий иной дюжины.
Вступление обязывало – и товарищи дружно изготовились упасть духом: ничего хорошего от вопроса «размером в дюжину» ожидать не приходилось.
– Я скажу больше, – «дополнительно обрадовал» «премьер». – Вопрос – большой и неприятный.
Товарищи заметно приуныли: мало того, что – большой, так ещё и неприятный!
Докладчик, между тем, продолжал «радовать».
– Недавно Комитет Партийного Контроля осуществил плановую проверку вопросов соблюдения Устава на местах… Только не надо «у-у-у!», товарищи: вопрос – совсем даже не формальный и не протокольный!
Николай Александрович не преувеличивал насчёт «у-у-у»: разочарование и огорчение в одном наборе выдавалось, конечно, не голосом – но глаза замещали его не менее красноречиво.
– Основываясь на данных, полученных в ходе проверки, товарищ Соломенцев пришёл к определённым выводам, к которым он намерен привести и вас. Прошу, Михаил Сергеевич.
Не откладывая дела в долгий ящик – иначе «с места – в карьер» – Соломенцев принялся методично «гвоздить» товарищей по работе фактами и цифрами. Но, если их он только «гвоздил» – и то не всех, а лишь тех, кому предназначались «гвозди» – то «своего двойного тёзку он попросту «убивал». И факты, и цифры были настолько убедительными и настолько не сиротливыми, что «качественное убиение» гарантировалось. В конце отчёта – а точнее, оглашения приговора «горбачёвцам на местах» – Михаил Сергеевич уже вовсю работал героем известной песни: «и, порубанный саблей, он на землю упал…».
Падать было, от чего: Соломенцев не обошёл вниманием ни одного «перспективного хлопца», от Ельцина и Бакатина до «правильных» соискателей на освобождающиеся места. И «не обошёл» Михаил Сергеевич-13 исключительно в формате Мамая, который «прошёл». После такого «помина» даже самый закоренелый оптимист-горбачёвец не смог бы бросить в отчёт Шелепина камень формата «там и конь не валялся». «Валялся» – и ещё как! Так «навалялся», что «навалял» – и даже «накостылял»!
– Резюме, Михаил Сергеевич!
Мстительно блестя глазами в одного Михаила Сергеевича, Тихонов попросил другого «уйти на приговор». И тот не задержался: ни с «уходом», ни с «возвращением.
– Вина указанных товарищей в злостном нарушении Устава доказана полностью. Её подтверждают и объяснения потерпевших, и объяснения свидетелей, и, как говорят судьи, «вещественные и письменные доказательства». Заметьте, что всё это – на бумаге, а не на словах, а одна бумага тут же подтверждается другой – и не одной! Поэтому КПК предлагает решить вопрос о секретарстве указанных лиц немедленно, а вопрос их партийности…
Михаил Сергеевич на мгновение задумался – и его озарило.
– Тоже – немедленно!
– Кто «за», товарищи?
«Ввиду ясности вопроса», Тихонов решил не открывать прений: «вина подсудимых доказана объяснениями потерпевших, свидетелей, а также вещественными и письменными доказательствами». Натиск, подкреплённый дружным поднятием рук «антигорбачёвской фронды», оказался таким стремительным, что «за» проголосовали даже «пассивные симпатизанты» Горбачёва: Устинов, Громыко и Шеварднадзе. Не стал «идти против течения» и андроповский назначенец Воротников. Черненко, не замеченный в симпатиях, но всегда умело лавирующий между крайними точками зрения, на этот раз отказался от маневров – и встал в дружные ряды тех, кто «за». А, если не встал, то затесался.
– Принято! – не по годам энергично «приговорил молотком» Тихонов, и тут же «спохватился». – Ах, да! Наверно, у кого-то возникло желание воздержаться?
Униженный отнесением в «кого-то», Горбачёв покраснел – и мужественно дрогнул голосом.
– Ну, раз, уж…
«Пошла такая пьянка», – подсказал «добрыми глазами» Романов – и Михаил Сергеевич мужественно дрогнул ещё раз – теперь уже не голосом, а всеми мускулами лица. И всё – исключительно от невыносимой «приязни» по адресу Григория Васильевича.
– … то я предлагаю решить и вопрос партийности бывшего первого секретаря Краснодарского крайкома Медунова!
Горбачёв мстительно улыбнулся Романову, но его улыбка тут же затупилась о массированную встречную улыбку Григория Васильевича.
– Поддерживаю это предложение Михаила Сергеевича! – просиял Романов. – И хочу его расширить: я предлагаю рассмотреть вопрос Медунова в комплексе!
У Горбачёва отвисла челюсть, по причине чего первым выразить своё недоумение смог Дмитрий Фёдорович Устинов – как человек военный, более стойкий к «проявлениям дружбы от товарищей по партии».
– Что значит: «в комплексе»?!
Романов улыбнулся ещё шире. Вышло, почти как у Ильфа и Петрова, которые, в свою очередь, ссылались на композитора Листа.
– Я предлагаю рассмотреть не только вопрос партийности Медунова, но и вопрос о возможности оценки его деятельности… компетентными органами.
К отвисшей челюсти Горбачёва добавились выбравшиеся из орбит глаза. Михаил Сергеевич действительно не понимал: чего добивается Романов, фактически «сдавая» того, кого должен приберегать для себя – хотя бы «на чёрный день»?! Больше всего его беспокоила одна мысль: а, что, если, «сдавая», Романов и не думал «сдавать»?! От этого человека всего можно ждать, ибо неисповедимы не только пути Господа!
– Принято! – тут же «постановил без постановки на голосование» Тихонов. – Вопрос закрыт!
Вот с этим Михаил Сергеевич спорить уже не мог: вопрос… утраты им опоры на местах действительно был закрыт. Как минимум – «этой опоры» и «пока закрыт»…
… – Итак, совместными усилиями «противник отброшен на рубежи атаки»!
Пусть всего лишь голосом, но Романов довольно «потирал руки». Правда, этого удовольствия – а заодно и довольства – ему хватило лишь до следующей фразы. Уже, предваряя её, Григорий Васильевич был холоден и строг, как тот город, из которого его выдвинули, чтобы задвинуть уже в тмутаракань – и не ту, которая – с заглавной буквы, и тоже – город.
– Да, наши оппоненты «no pasaran» – только в провинции. Здесь же, в Центре, мы по-прежнему находимся в стратегически невыгодном положении: ни одного из назначенцев «нашего друга и товарища» нам так и не удалось хотя бы потеснить!
К выражению неудовольствия хозяина подключился указательный палец правой руки.
– Не «задвинуть обратно» – а хотя бы потеснить! И Лигачёв, и Рыжков «окапываются на занятых рубежах»! «Сексуально-политическая ориентация» Воротникова и Алиева по-прежнему неясна: то ли они – «политические проститутки», то ли – «наш человек в Гаване»! «Матереет» в своём отделе Яковлев, которого до сих пор ещё не обезвредили! Медведев по-прежнему заведует Отделом ЦК, и готовится в секретари!
За этой тирадой должен был последовать сердитый взгляд в Полковника, но не как в хрестоматийного «стрелочника», а как в «человека на своём месте», на нём почему-то не оказавшемся. Не оказавшемся в представлении максималиста Романова. «Всё или ничего!» – это было не для Григория Васильевича: «только всё – и всё сразу!». Несмотря на свой непревзойдённый практицизм, в вопросах политики Романов оставался «романтиком лозунга «Пятилетку – в три года, а лучше – в два!».
Сторонник «плановой экономики в разведке», где не действует заклинание «По щучьему велению», Полковник молча кивнул головой: то ли признавал факт недоработки, то ли принимал к исполнению. Григорий Васильевич не понял – и «разошёлся» ещё энергичней.