НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ГОРБИ. КНИГА ПЕРВАЯ

Другой на месте Романова утихомирился бы – и принялся, выражаясь словами одного шолоховского героя, «всячески угождать» начальству. Ну, с тем, чтобы его, в конце концов, поощрили высокой честью огласить приветствие в адрес «выдающегося политического деятеля современности». Но Романов не был бы Романовым, если бы встал в «хвост» очереди. Вместо этого, демонстрируя вопиющее неуважение к партийным… хорошо: номенклатурным традициям – он принялся в очередной раз «вызывать огонь на себя». То есть, вести себя вызывающе: опять вылезать с инициативами и прочей неуместной заботой о человеке! Романов опять решительно «не соответствовал»!

Вместо работы в Политбюро по восстановлению доброго имени, он принялся «завоёвывать дешёвый авторитет». Только по этой причине в Ленинграде впервые в стране появились комплексные планы социального и экономического развития. Дошло уже до того, что Романов «самодержавно обложил» ПО… нет, не матом: «социальным налогом». На производственные объединения нагрузили социальную инфраструктуру: ясли, детсады, детдома и прочие «источники дешёвого авторитета». Разумеется, авторитет «воспоследовал» – исключительно в силу «дешевизны». Отговорки сторонников «Первого»: «Кто вам мешает зарабатывать такой «дешёвый» авторитет?! – разумеется, были для Горбачёва всего лишь жалкими отговорками. Потому, что Михаилу Сергеевичу требовался разговор по существу, с принципиальным осуждением лёгких методов зарабатывания дешёвого авторитета. Советскому обывателю следовало объяснить, что партия делает всё возможно и невозможное – но невозможно сделать всё и сразу! А Романов, вместо того, чтобы объяснить народу невозможность сделать, «в пику» руководству партии и государству делал, а не объяснял!

Из «той же оперы» «происходил» – по Горбачёву – и романовский комплексный план жилищного строительства в Ленинграде. Нет, если бы это были планы а-ля Манилов, Горбачёв и не подумал бы осуждать Романова: сам – романтик. Но ведь Романов подвёл… нет, не народ: подвёл под романтизм плановую основу! А потом самым возмутительным образом обеспечил выполнение этих планов сроками, материалами и диктатурой обкома! По сути: надругался над мечтой! Оборвал сказке крылья – и сделал из «журавля высоких планов» «воробья квартирных метров»!

Как следствие – очередная порция «дешёвой» популярности: по романовскому комплексному плану в Ленинграде ежегодно вводилось в строй более двух с половиной миллионов квадратных метров жилья! За одну только десятую пятилетку (с семьдесят шестого по восьмидесятый годы) новоселье справили больше миллиона ленинградцев! «Нормативные» сроки ожидания жилплощади сократились в три раза! Опять Романов «вылез» «за счёт заботы о народе»! Опять – не в ногу! Опять – не вместе со всеми!

Того же «популистского» – с точки зрения Горбачёва – «наполнения» были и «все эти» крупные специализированные объединения по производству овощей, молока, а также промышленные комплексы по откорму крупного рогатого скота вкупе со свиноводческими комплексами.

В Ленинградской области диктатор Романов «насадил» промышленные методы и в сельское хозяйство! Устроил этакий «Агропром на дому»! Естественно, в результате этого неслыханного самоуправства область оказалась в состоянии полностью обеспечивать себя всеми основными видами сельхозпродукции! А это – в понимании Горбачёва – наносило ущерб сельскохозяйственным регионам, лишая их законных монопольных поставок в города-миллионники! О том, что это лишало Горбачёва шанса выдвинуться на поставках, и говорить было нечего!

Вот и получалось: вместо того, чтобы думать обо всей стране, Первый секретарь Ленинградского обкома думал только о себе: о Ленинграде, о Ленинградской области, о ленинградцах! Никакой широты взглядов! Никакого видения общегосударственных интересов! Удельный князь – и всё тут! То ли дело – сам Горбачёв: «за деревьями» многочисленных проблем Ставрополья он всегда видел «лес» ещё более многочисленных проблем страны! А поэтому и не разменивался на такие мелочи, как недостатки отдельно взятого региона! Потому что видел проблему в целом! Потому что охватывал всё сразу – и, мало ли, что не решал ничего в отдельности!

К сожалению – в который уже раз – Михаил Сергеевич вынужден был констатировать драматическое – и даже трагическое – совпадение взглядов Генсека и Романова «на проблему единственного выхода». Оба не идеализировали положение дел в экономике – и оба же нашли одинаковый выход из него: «повышение эффективности производства».

На уровне лозунга Горбачёв был готов согласиться с этой установкой. Конечно – мелковато, ну да для начала пойдёт! Ведь, как говорил персонаж одной из миниатюр Райкина: «Ты запьёшь – другой подхватит!». Михаил Сергеевич был готов не только подхватить – но и развернуть этот скромный лозунг в целую компанию, а то и движение формата «Догоним и перегоним!». И то: чего мелочиться! Государственному деятелю нужен размах – и пусть злопыхатели намекают на аналогию с другой установкой: «Коль ругнуть – так сгоряча, коль рубнуть – так, уж, сплеча!».

Из соображений конспирации не собираясь предавать гласности «содержимое себя», Михаил Сергеевич всё равно был приверженцем лозунга Бонапарта: «Главное – ввязаться в бой, а там видно будет!». Конкретные планы с их сроками и ответственностью за исполнение угнетали его – и «где-то даже убивали»! Планы ломали крылья мечте – и поэтому Михаил Сергеевич, где только мог, ломал планы!

А эти двое!.. При мыслях о них Михаил Сергеевич «зеленел от симпатии»: вот, уж, действительно, «рождённый ползать летать не может!». Как это пела Алла Борисовна: «Поднимись над суетой!»?! Так, вот, эти двое «ползали» и «суетились»! И настолько они «заземлились», что им даже некогда было взглянуть на звёзды! Михаил Сергеевич, например, только и делал, что глядел на звёзды. В том числе – на те, что на груди Леонида Ильича, за отсутствием таковых на своей груди!

А эти!.. «Прежде чем рваться вперёд с ускорением, надо подтянуть отстающие участки: сельское хозяйство, транспорт, сферу обслуживания»! «Задача текущего момента: последовательное обновление основных фондов, реконструкция заводов»! «Надо исключить гонку за немедленным результатом!». Ну, прямо «глупый пингвин робко прячет тело жирное в утёсах!». Или эти… как их – гагары, которым «недоступно наслажденье бурей жизни», потому что, видишь ли, «гром ударов их пугает»! Вот, Михаила Сергеевича ничего не пугает! Потому что он берёт проблему в целом – и пусть говорят, что «ни за холодную воду»!

Да, товарищи, к сожалению – не «звёздные мальчики», а тутошние, «от сохи»! Не видят за деревьями леса! Судьбы каких-то, там, понимаешь, конкретных людей, затмевают им горизонт мировой революции… обратного типа! Надо, понимаешь, социализм обновлять – а они о брюхе заботятся, да и то – не о своём! Ну, как с таким подходом можно… подходить к семье цивилизованных народов?!

Перечисляя «несовпадения по причине совпадения», Михаил Сергеевич не уставал сокрушаться. За очередным поводом далеко и ходить не надо было: Афган и РСД. К очередному сожалению, и по Афганистану, и по американским ракетам средней дальности в Европе Андропов и Романов достигали консенсуса, формально и не достигая его. Прямо – сталинисты-милитаристы: никакого учёта интересов… Соединённых Штатов Америки! А ведь консенсус – это взаимные уступки… Советского Союза – Соединённым Штатам! Неужели это так сложно было понять?!

По разведданным – разведанным Горбачёвым в Политбюро – война в Афганистане стоила СССР три-четыре миллиарда долларов в год, помощь Польше – ещё один-два миллиарда. Вместе со снижением цен на нефть и срывом пуска 1-ой очереди газопровода Западная Сибирь – Ужгород потери к восемьдесят пятому году ориентировочно должны были составить целых восемнадцать миллиардов долларов!

Вот на этой почве и следовало поискать консенсус! И ради этого консенсуса можно было пойти на любые жертвы… членов Политбюро и простых советских граждан! Консенсус того стоил: мы вам – Афганистан, Польшу и всё «чего изволите?» – а вы нам железные обещания по возможности учитывать наши интересы в приграничных с РСФСР… союзных республиках!

Горбачёв исходил мыслями – и говном – от них: «Вот, чем следовало заниматься во внешней политике! Вот чем – а не поиском очередного повода для зарабатывания дешёвого авторитета! Тем более что его и искать не надо: из пятисот пятидесяти тысяч наших «воинов-интернационалистов» в Восточной Европе сто тысяч не были обеспечены жильём. А на Родине компанию им решительно составляли ещё сто семьдесят тысяч таких же «безлошадных» семей! Романову только дай повод – и он тут же заболтает важнейший политический вопрос «земной конкретикой по жилью»! Ему только позволь – и он обеспечит эти сотни тысяч квадратными метрами!

«Мышиная возня»! А кто будет заниматься «конкретикой общей теории» разрядки международной напряжённости?! Кто внесёт прорывные предложения на переговорах – как бы ни хотелось некоторым обозвать их «односторонними уступками»?! Кто будет встраивать СССР «в хвост»… то есть, в новую систему международных отношений?! Кто будет учитывать интересы всех договаривающихся сторон, решительно отказываясь от сталинизма по отношению к партнёрам по переговорам?! Кто отважится не мелочиться на всякие, там, понимаешь, носители и боеголовки?!

Кто всем этим будет заниматься?! Романов?! Как бы не так: закопается в своих «квадратных метрах», как клоп в ковре! Никакого же глобального видения у человека: всё, понимаешь, о Союзе да о Союзе! А обо всех Соединённых Штатах…. То есть, обо всех?! Обо всей Земле?! Нет, правильно сказал герой Леонова в фильма «Афоня»: «Нет у нас ещё всеобщей коммуникабельности!». Узко подходим к вопросу! Ведь как сказал герой уже другой киноленты: «Сейчас к люд`ям надо помякше, а на вопросы смотреть ширше!».

А с романовским подходом мы далеко не уедем! Нет, конечно, бытовые вопросы и прочая мелочёвка, как то: повышение производительности труда, рост экономики, вал и качество – будут решены. Но как быть с вопросами глобального характера?! Ведь продолжать гонку вооружений уже невозможно: нет средств! Значит, что остаётся? Правильно: договариваться! А, если Соединённые Штаты не хотя договариваться – а договариваться с ними надо – значит, что? Ещё раз правильно: надо заинтересовать партнёра! А чем его можно заинтересовать? И снова правильно: заинтересовать его можно лишь одним, а именно переговорами на его условиях! И не надо говорить об односторонних уступках! Потому, что, если это и уступки – то уступки здравому смыслу!»

Михаилу Сергеевичу не требовалось озвучивать свои мысли – а Григорию Васильевичу подслушивать их: настолько это тайное было явным. Достаточно было один раз послушать Яковлева, чтобы услышать Горбачёва. В вопросах, как минимум, внешней политики, Михаил Сергеевич был даже не подголоском: голосом Александра Николаевича. Отсюда с неизбежностью следовал один-единственный вывод: «двум медведям в одной берлоге не бывать»! Оба «медведя» собирались «выселять» друг друга. Но, если «медведь Романов» шёл один, то «медведя Горбачёва» следовало «выселять» вместе с «медвежатами»! Поля для консенсуса не оставалось уже потому, что его никогда и не было. Ведь никогда не было «державника Горбачёва»: всегда был «общечеловек Горбачёв», до поры до времени «маскирующийся под порядочного человека», как сказала бы героиня «Бриллиантовой руки».

«За деревьями» «в лице» Горбачёва, Яковлева иже с ними Романов не мог не видеть «леса» куда более серьёзных проблем. Горбачёв был лишь их олицетворением на самом верху. Он являлся вершиной пирамиды, а правильнее сказать: «вершиной айсберга». Хотя и «подводная часть» была таковой лишь условно. Советское общество давно уже разделилось на классы по имущественному признаку и отношению к власти. И эти классы не имели никакого отношения к марксизму-ленинизму с его делением на пролетариат, крестьянство и прослойку «из» интеллигенции! Новые классы образовали те самые выходцы из народа, о которых на законных основаниях пелось «вышли мы все из народа – как нам вернуться в него?».

Это всё были дети номенклатуры и её неизменного спутника «в лице коммунизма в отдельно взятой семье». «Отрыв от народа – и падение!» – это для романа. А в жизни всё не так: отрыв от народа – и противопоставление себя народу! Противопоставление для последующего постановления – уже над народом! Потомки старых коммунистов трансформировались в новых буржуа. А ведь ничего закономерного в этом не было – если, конечно, не считать закономерным время правления Хрущёва и Брежнева! Именно при них «народ распустился». Хотя и Иосиф Виссарионович тоже «вкупился» пакетами из спецбуфетов.

А всё – неправильная интерпретация «партийно-библейской» установки «кому много дано – с того и много спросится»! Для начала «телегу» поставили впереди «лошади»: «с кого много спрашивается – тому и много даётся!». Потом дошла очередь и до содержания глагола «даётся». И, мало ли, что изначально, по замыслу авторов, оно подразумевало лишь властные полномочия! Властные полномочия – но никак не эквивалент «палат каменных», которые «не наживёшь от трудов праведных»!

И, вот под глагол «даётся» и пошло «даваться» и «браться»: в спецбуфетах, в пакетах, в конвертах, из рук в стол, из рук в руки! Иногда то, что «давалось» и «бралось», не влезало не только в стол, но и в полуторку ЗИС. Под этот глагол начали сквозь пальцы смотреть, вначале на небольшие отступления от норм, потом – на большие. А потом нормы для «некоторых, облечённых повышенным спросом», и вовсе «приказали долго жить»!

И в отдельно взятых квартирах досрочно, с перевыполнением всех мыслимых и немыслимых планов, наступил коммунизм! Только жить в нём стали совсем даже не коммунисты: всё то немногое коммунистическое, что было в них, они давно израсходовали на пути создания «материального базиса коммунизма для отдельно взятой личности»!

Внутриобщественные изменения оказались настолько масштабными и серьёзными, что в их результате образовался «горючий материал»… для «фитиля» с Запада. Осталось только поднести его, чтобы полыхнуло. И Горбачёв, с точки зрения Романова, подходил на роль факельщика по всем параметрам. С точки зрения «фитиля с Запада» – и подавно. И, ладно, если бы новые буржуа были «национально ориентированными»: какие-никакие – а всё патриоты! Та, ведь – нет: они и переродились «западниками», и Запад не оставлял их без своего руководящего участия. Самое неприятное: при всей своей разобщённости по причине «культа личных берлог», эту публику составляли единомышленники, готовые в любой момент своё формальное единение дополнить организационным.

Андропов – и в этом Романов был убеждён «на все сто» – не был способен на «наш ответ Чемберлену». Ну, вот, не мог он дать его! Не мог – да и не очень хотел: «демократическая червоточинка» в нём, таки, имелась. А тут ещё на личностный фактор наложился системный. Точнее: на грехи одного – грехи другого.

Новые вызовы требовали новых ответов, но имеющаяся система власти была не только неадекватной новым условиям: она и со старыми не справлялась. Партия и страна привыкли жить в условиях торжества… нет, не коммунизма: лозунгов о торжестве коммунизма. Народ потерял бдительность и навыки классовой работы с классовыми врагами: с теми самыми вчерашними коммунистами – а сегодняшними буржуа. Эта публика тоже была не готова. Только неготовность её была иного рода. Если народ не готов был к борьбе с ней, то она в борьбе с ним не готова была ограничиться только «экономическими преобразованиями»: рушить – так «до основанья», в точном соответствии с «рецептурой» партийного гимна! На языке ревизионистов всех времён и народов это всегда называлось «одновременность преобразований политической власти и экономических отношений».

Сегодня у этих людей была не только программа действий, но и её проводник: Горбачёв. И, поскольку они не собирались церемониться с коммунизмом, коммунист Романов не собирался церемониться с ними. Ну, вот, не имел морального права! Но «убивать Горбачёва и горбачевых» полагалось «нежно», с соблюдением внешних приличий и норм «техники безопасности». То есть, исключение из жизни – и не только партийной – этих «товарищей господ» следовало подготовить и осуществить так, чтобы «раненых» не оставалось! Это – и негуманно, и небезопасно! Да и не по-хозяйски это: отвлекать материальные ресурсы и самим отвлекаться на «добивание раненых»… то есть, на устранение недоработок!

Под эту мысль Григорий Васильевич в очередной раз «удручился на законных основаниях»: нужны были верные люди. И не для того, чтобы увеличить партаппарат для усиления контроля за выполнением планов: для того, чтобы подготовиться к достойной встрече «ползучей контрреволюции». А в том, что она будет именно «ползучей», Романов не сомневался: Горбачёв – не из тех, кто «ударяет в штыки» под установку «Коммунисты – вперед!»…

Глава шестая

Михаил Сергеевич «тоже любил» Григория Васильевича. Как не самый последний дурак, он понимал, что с Романовым в своё время явно недоработали. Романов «притворился убитым» – а в действительности оказался «раненым медведем», куда более опасным даже шатуна! Да, Горбачёв отдавал должное авторам и исполнителям «куплетов о Таврическом дворце»: они своё «прокукарекали» на высоком идейно-художественном уровне. И по линии установки «не пропадёт наш скорбный труд» тоже, как будто, особых нареканий не имелось. Запад «подыграл» и даже «подпел», Кремль тоже последовал рекомендациям Высоцкого: «И словно мухи, тут и там, ходят слухи по домам – А беззубые старухи их разносят по умам!».

Тут бы и произвести «выстрел жалости» – он же «контрольный выстрел»! Но, увы: сказались дефекты времени – «в лице» ещё недостаточных дефектов здоровья Леонида Ильича. На заключительном этапе его «героической жизни» Романова без проблем удалось бы «пристроить на теплоё» – и даже горячее – местечко… где-нибудь в тропической Африке! Там Григорий Васильевич оперативно предал бы забвению свои непозволительные амбиции – пока тут предавали бы забвению самого Григория Васильевича!

Но Леонид Ильич вдруг проявил несвойственную ему мягкотелость. Он – тот, кто без сомнений и угрызений отправил в политическое небытие Шелепина и Воронова, Полянского и Шелеста, Егорычева и Ефремова – вдруг отказался «перезарядить ружьё»! Не усмотрел в Романове соперника, равноценного «демонтированному» Шелепину? Или решил, что в результате «профилактических мероприятий» Григорий Васильевич полностью «санирован» и «оскоплён»? Или надумал сохранить «немножко убитого» Романова в качестве примера, который «другим – наука», а то и пугала?

Как бы там ни было, а Романов уцелел. Да, ему «ампутировали» поползновения вместе с иллюзиями. Вернее: подумали, что «ампутировали», поскольку Григорий Васильевич тоже подумал – и не подумал «выступать с опровержением». Он поступил умнее: «построился в затылок». И не в затылок Леониду Ильичу, дабы того не шокировали слишком шумное дыхание: затесался в толпу… членов Политбюро. После такого «слияния с окружающим фоном» противникам Романова уже не имело смысла тратиться на переубеждение Леонида Ильича: вопрос Романова тот считал решённым раз и навсегда!

И Григорий Васильевич «оправдал надежды»: не высовывался, славословил и рукоплескал «в общем хоре». Ни разу он не покусился не то, что на место Леонида Ильича: даже на формат регалий! Это Николай Второй мог удовлетвориться оскорбительной концовкой «и прочая, и прочая, и прочая» после минималистского перечня «трудовых заслуг» из «Император и Самодержец Великия, Малыя и Белыя Руси, Царь Польский, Великий князь Финляндский»! С Леонидом Ильичом такие номера не проходили.

А Григорий Васильевич и «не пропускал такие номера». Поэтому и в его трактовке Леонид Ильич всегда шёл как «верный продолжатель великого ленинского дела, крупнейший политический деятель современности, Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ Леонид Ильич Брежнев». Это была такая «песня», из которой «выкинуть слово» – всё равно, что выкинуть себя из жизни!

В том числе, и поэтому Леонид Ильич «отпустил» ему все его прегрешения: и непозволительную молодость, и затменье сердца при виде «эполет, наряда юности задорной», и настораживающий факт прописки в конкурирующей столице – и прочая, и прочая, и прочая! Вот здесь Леонид Ильич позволял себе – заодно требуя от других – ограничить перечень. Грехов, аналогичных перечисленным, за Романовым значилось немало, но все они перекрывались одним бесспорным достоинством Григория Васильевича: товарищ не умышлял!

Меньше всего в недоработке Михаил Сергеевич мог упрекать себя: в те годы он был ещё «политический младенец». Хотя даже, глядя со ставропольской горки на вершины Кремля, он чувствовал мысли Романова: «Высоко сижу, на тебя гляжу!». От мыслей Романова уже по коже Горбачёва бежали мурашки с кулак величиной! В его представлении Романов было сродни той неведомой силе, которая в сказках обычно скрывалась «за псевдонимом дорожного указателя»: «Прямо пойти – убиту быти!».

Хотя эту угрозу, по твёрдому разумению Михаила Сергеевича, следовало отнести на левый фланг. В его представлении Романов был «непроходимым марксистом», не способным ощутить всей прелести «общечеловеческих ценностей» и приобщения к таковым Советского Союза.

Поэтому сам он «двинул правее». И не только потому, что «цел будешь», но и потому, что «своим будешь»! «Своим среди своих»! На том фланге обосновалось много разного народа. Точнее, это народ был разным – а мысли у всех были одинаковыми: либерально-демократическими. Особенно много такого народа ошивалось вокруг Юрия Владимировича Андропова. И Горбачёв сделал выбор: «Значит, нам – туда дорога!». Юрий Владимирович не остался в долгу: оценил не только кавминводские реверансы ставропольского Первого, но и массу полезной информации, полученной от того на соседей и даже кремлёвских гостей.

Кроме того, и взгляды у Горбачёва были правильные: андроповские – за отсутствием собственных. Такому человечку нельзя было не порадеть: классический «родной человечек»! И Юрий Владимирович порадел: именно он познакомил Леонида Ильича с распорядителем минеральных вод и заповедных кабанчиков. Леонид Ильич предпочитал отдыхать на юге – но Юрий Владимирович так профессионально отработал зазывалой, что Генсек позволил себя зазвать. Зазывал Андропов Леонида Ильича, разумеется, не на кабана, а на Горбачёва. Хотя ради такого дела Михаил Сергеевич и сам был готов поработать кабаном – и даже оказаться немножко подстреленным, только бы доставить удовольствие Генсеку!

Леониду Ильичу понравилось всё: и привязанный к дереву кабан, и согласный быть привязанным вместо него Горбачёв, и присутствующие у Михаила Сергеевича слова, и отсутствующие у него же мысли. Уезжал Генсек не только с воспоминаниями, но и с памяткой на Горбачёва.

В очередной раз Михаил Сергеевич мастерски продемонстрировал свою наиболее сильную сторону: умение понравиться. А он действительно умел понравиться! И как умел: варьируя подходы и даже жертвуя здоровьем! Так, с непьющим Леонидом Ильичом Михаил Сергеевич налегал на минералку – а с пьющим Федором Давыдовичем «мимикрировался» стаканами до бесчувственного состояния.

Оказавшись в Политбюро, Михаил Сергеевич первым делом «сориентировался по месту». Народ ему, в целом, понравился своей дружной… разобщённостью: классические «пауки в банке». Здесь явно не в ходу был мушкетёрский лозунг «Один – за всех, и все – за одного!». Разве, что – в такой интерпретации: «Один – на всех, и все – на одного!». Народ разбился по «кружкам интересов». Но, сознавая верность установке «в наш тесный круг не каждый попадал», Михаил Сергеевич не стал «разбиваться». Для начала он решил не «примыкать», а всего лишь «тяготеть». Ведь это там, «на равнине», ему казалось, что Андропов – гора. Но здесь, на Олимпе, этот «Эверест» вполне мог оказаться какой-нибудь «Валдайской возвышенностью».

По счастью, Юрий Владимирович не обманул его… ожиданий. Он оказался не только тем, но и «с походом». Михаил Сергеевич довольно «гладил себя в душе»: верную ставку сделал. Поставил на то, что нужно! Оставалось лишь убедить Юрия Владимировича в том, что и тот не ошибся со ставками. В итоге «они нашли друг друга» – и вскоре «подмастерье» уже выбился в «подручные».

И всё было бы хорошо, если бы не многочисленное нехорошее! Не всё оказалось ровно и гладко: «оврагами» – и не на бумаге – квалифицированно отрабатывали многочисленные «старперы»: Тихонов, Черненко, Устинов, Гришин. Не отставало от них и молодое – под шестьдесят – поколение: Щербицкий, Романов, Алиев. Особенно не понравился Горбачёву Романов. Если все остальные были всего лишь всего лишь «соперниками в борьбе за медали»… и ордена – то этот был идейный враг! Идейный враг – потому что дюже идейный. В наше время даже как-то неприлично быть таким идейным – а этот наплевал на приличия… и Горбачёва. При каждой встрече с Григорием Васильевичем Михаил Сергеевич чувствовал себя… «белым» офицером на допросе в ЧК! Но самое неприятное заключалось в другом: несмотря на все заверения в том, что Романов – это «потухший вулкан», Горбачёв с ужасом ощущал толчки и наблюдал «курящийся над вершиной дымок».

Один только Громыко и симпатизировал Горбачёву. Ну, так, как это и должно было быть: «цивилизованный человек», образованный… Европой и Америкой. С большим трудом удалось нейтрализовать Устинова: пришлось задействовать его дружка – и своего покровителя – Андропова. А все остальные, в той или иной мере, «продолжали не соответствовать».

В итоге, поводов хватало, как для радости, так и «совсем даже наоборот». Утешало лишь то, что окружение Юрия Владимировича «соответствовало»: радовало «по полной». Оно являлось «родным домом» не только Михаилу Сергеевичу, но и любому другому космополиту… то есть, коммунисту-интернационалисту. Огорчало лишь недостаточное внимание окружения к Горбачёву… в сравнении с Андроповым. Окружение было занято: оно «делало короля». Поэтому «чёрное дело» – как своё, так и Михаила Сергеевича – окружению приходилось делать в свободное от основной работы время. Под это «чёрное дело» оно с Михаилом Сергеевичем мечтало о светлом будущем, которое не только не было коммунизмом, но и было не для коммунизма. В этом светлом будущем ни коммунизму, ни коммунистам не оставалось места.