Специальный репортаж

Мать все еще ворчала:

– Подстригся бы. Перед людьми стыдно. Ты же не артист.

– Тем не менее творческая личность, – парировал я. – Художники, писатели, ученые и прочие неординарные члены нашего общества – все носят длинные волосы.

– Ну не все, положим. – Догладив белую сорочку, мать повесила ее на спинку стула. Я тут же подхватил рубашку и надел.

– Маман, не будем мелочиться, – сказал я, продолжая прерванный разговор, и с трудом пропихнул в петлю пуговицу манжета. – Выдающиеся личности всегда отличались эксцентричностью.

– Но ты-то, – зудела мать, – мало чем проявил себя в интеллектуальном плане, однако пользуешься привилегией людей неординарных.

Занятый собой, я вяло отвечал:

– Ничего, я еще молод, успею стать знаменитостью.

«Впрочем, мать права, – подумал я, расчесывая густые черные волосы, кольцами спадавшие на плечи. – Надо подстричься. На службе затюкали – подстригись да постригись, говорят, похож на пуделя с этикетки собачьих консервов. К тому же, начиная с завтрашнего дня, придется поработать на новом месте, с новыми людьми встречаться. Несолидно как-то… Доверия не будет. Да и признаться, надоело мне возиться с прической: когда становится жарко или когда собираюсь принять душ, приходится стягивать сзади волосы резинкой.

– Ладно, – сказал я, заканчивая перепалку с матерью. – Уговорила. Завтра же подстригусь!

Я прошел в свою комнату, извлек из шифоньера целлофановый пакет, вытряхнул мохнатый серый свитер с разноцветными полосками на груди и рукавах и взглянул на часы. Десять минут восьмого. Прошло достаточно времени, чтобы соблюсти приличия: не показаться назойливым. Я надел брюки, влез в свитер, придирчиво оглядел себя в зеркало – и остался доволен комплексной подготовкой к выходу в свет. Прихватив из второго тома Вальтера Скотта – своей заначки – несколько купюр различного достоинства, вышел из дому.

Еще одна пробежка по магазинам – и в руках у меня бутылка сладкого шампанского и коробка конфет.

Душа пела «Сердце красавицы»; я поправил воротничок рубашки, одернул свитер – так сказать, последний штрих – и очень медленно, дабы не предстать перед дамами потным и запыхавшимся, стал подниматься на верхний этаж.

Казанцева Елена Сергеевна, одинокая двадцативосьмилетняя особа, переехала в наш старый дом сравнительно недавно, полтора года тому назад. Познакомился я с ней десять месяцев спустя, совершенно случайно. Лена купила стиральную машину и стояла с ней у подъезда, не зная, что предпринять. Тут подвернулся я, и Лена попросила отнести покупку к ней домой. Взвалив машинку на плечи и не подавая виду, что она сделана словно из свинца, я довольно бодро попер ее на пятый этаж. В уютной квартирке Лены распаковал агрегат и установил его в указанное место, за что меня угостили кофе и приготовленными на скорую руку сандвичами. С тех пор Лена дружбу со мной не теряла, звала, когда требовалось забить гвоздь, починить розетку, утюг, да и мало ли для каких нужд может пригодиться в хозяйстве мужчина. Но однажды, занятый очередной безделицей, я задержался дольше обычного, мы немножко выпили, – и я остался ночевать. Потом я не раз исполнял свое истинно мужское предназначение, чем и вызывал недовольство родителей, которые обо всем догадывались, но пока помалкивали. Лена не принимала меня всерьез, ей нужна была птица более высокого полета. Она говорила, что делит со мной ложе только в силу физиологической необходимости. Конечно, такое потребительское отношение задевало мою мужскую честь, но тешило тщеславие: обладать такой женщиной, как Лена, – мечта любого мужчины.

Двери открыла Казанцева.

Лена – женщина красивая, с изюминкой. Есть в ее облике нечто экзотическое. Овал лица слегка удлиненный, красивые глаза, нос прямой, губы строгие. Все линии лица четкие, будто очерчены остро заточенным карандашом художника. Сама стройная, гибкая, легкая. Сегодня особенно хороша прическа. Шикарные каштановые волосы зачесаны назад и слегка покрыты спереди лаком, отчего кажется, что в лицо ей дует сильный ветер.

Я вошел в коридор, пряча за спину бутылку шампанского и коробку конфет.

– Какой нарядный, – протянула Лена, привлекла к себе и, обдавая дурманящим запахом дорогих духов, прошелестела в ухо: – Маленький негодник! Совсем забыл дорогу ко мне. – Казанцева чмокнула меня в щеку и тут же вытерла следы губной помады.

Необычайно радушный прием озадачил меня, я принужденно улыбнулся:

– Я звонил тебе пару раз, но никто не отвечал.

Лена положила руки мне на плечи. От прикосновения ее тугой груди у меня сбилось дыхание.

– Вполне возможно, – проворковала она. – Ты же знаешь, как сильно я устаю от работы, и часто вечерами отключаю телефон, чтобы знакомые не донимали звонками. Однако для тебя дверь всегда открыта. Но гадкому мальчишке лень подняться, ведь живет далеко, аж через три этажа… Чего это там у тебя? – Лена нащупала в моих руках гостинцы и заглянула через плечо. – Ого! Как раз то, чего нам не хватает. – Казанцева не без грации отчалила от меня. – Отнеси пока все это в комнату, познакомься с девушкой и развлеки ее. Только не очень увлекайся, – добавила она, посмеиваясь. – А я тем временем звякну приятелю.

Лена подхватила с полочки мобильный телефон и, шурша красным платьем, точно дорогой новогодний подарок, запакованный в хрустящую обертку, удалилась на кухню.

Я посмотрел в зеркало, тщательно стер остатки поцелуя и вошел в комнату, служившую Казанцевой одновременно кабинетом, спальней и гостиной.

Девушка сидела в углу дивана, заложив ногу на ногу, и смотрела по телевидению кинокомедию. Я не ошибся: ноги у нее действительно оказались потрясающими – длинные, ровные, с округлыми коленками.

В шестнадцать лет я подцепил странную болезнь. При виде пары женских ног совершенной формы, да еще в мини-платье, да еще волнующе обтянутых колготками, у меня от груди до колен прокатывает горячий вал и сладострастно замирает где-то ниже пояса. Причем с каждым годом болезнь прогрессирует все больше и больше, и мое здоровье начинает вызывать у меня опасение.

…На девушке было черное вечернее платье с красочно вышитыми цветами, которые шли через грудь, от бедра к плечу. Водопад волос струился по правой руке и падал на диван… При разглядывании фотографий полуголых девиц – грешен, случается и такое – всегда какая-нибудь деталь одежды вызывает эротическое чувство. Кажется, называется это «секс эпил» – умение раздеть женщину. У девушки передо мной такой деталью являлся ремешок, туго охватывающий хрупкую шею. Вроде бы мелочь, но как будит воображение!

Девчонка оторвала от телевизора рассеянный взгляд и, сделав вид, будто только что заметила мое присутствие в комнате, одернула слишком короткое платье, но в жесте было больше желания привлечь внимание к ногам, нежели спрятать их.

Я сразу решил заменить пустое «вы» сердечным «ты»…

– Ты кто? – спросил я, ставя поднадоевшие мне бутылку шампанского и коробку конфет на письменный стол.

Девчонку мой вопрос шокировал.

– Приятная манера общения, – сказала она с легкой иронией. – А ты чей звереныш будешь?

«Бог ты мой!» – я был неприятно поражен. Голос у нее оказался неожиданно низким. Просто не верилось в то, что такие грубые звуки могло исторгнуть столь милое и обаятельное существо.

– Сын здешних господ Евдокимовых, сударыня, – прижал я подбородок к груди. – Действительный статс-журналист местной газеты-с – Евдокимов Дмитрий Александрович.

По лицу девчонки промелькнула улыбка. Подражая мне, она манерно сказала:

– Татьяна Николаева, мой господин, – первая студентка института иностранных языков.

– Никогда бы не поверил… – я откинул фалды несуществующего фрака и присел рядом с ней, тотчас погружаясь в сложный запах косметики, духов и чего-то еще, свойственного только молодым свежим женщинам.

– Во что бы не поверил? – выгнула она безукоризненно ухоженные брови.

– В то, что ты Татьяна.

– Почему же?

Я уж не стал щеголять именем Татьяны Лариной, которую всегда считал темно-русой, но тем не менее напыщенно ответил:

– Большинство моих знакомых Тань – смуглые шатенки, но отныне буду считать, что называться именем Татьяна – прерогатива девушек исключительно светло-золотистых.

Она приоткрыла в улыбке алый рот и посмотрела загадочно – я понял, что могу рассчитывать на некоторый успех.

– На каком курсе учишься? – сделал я скользящее движение на диване в сторону девушки.

Она не отодвинулась.

– На третьем.

Лет двадцать, прикинул я. Моложе Лены на восемь лет.

– И кем же ты будешь работать после окончания института?

– О-о!.. Люди со знанием английского языка везде нужны, – красивыми пальчиками Таня поправила тугой ремешок на шее. – Но меня обещают взять в «Интурист» гидом.

Мне тоже захотелось потрогать ее ошейник.