Приказано не умирать

Глава 5. Зимняя стужа

Взялся разбирать коробку, намереваясь выбросить все старье к чертям собачьим, да наткнулся на фотографию матери и не удержался, выдохнул восхищенно: «Настоящей казачкой была», – вкладывая в это «казачка» смысл понятный лишь тем, кто жил на Дону.

С той поры, с того августа, когда выполнили пятилетку в три года и поклялся Аркаша Цукан быть верным ленинцем, вступая в комсомол, не видел он больше мать, как и того костистого, хмурого исполкомовца, прокатившего на автомобиле. Да и вспоминал не часто, лишь когда хотелось похвастаться своим грузовиком. Приходилось через каждые сорок—пятьдесят километров набивать бункер чурками, прочищать колосниковые решетки и если рейс дальний, то полкузова загружать пилеными дровами, а он все одно считал свой газогенераторный ЗИС-21 лучше других. «Однажды загрузил в Подымалово сто пудов муки – представляете?.. И ничего, довез до города», – случалось, рассказывал он пассажирам.

Ему солнце светило в ту пору двадцать часов в сутки. Ему очень хотелось въехать на улицу Социалистическую, где жили когда-то, а дворничиха Степанида прометала двор, переругиваясь с жильцами....

В автохозяйстве избрали комсомольским вожаком, за активную общественную работу премировали поездкой в Москву на ВДНХ. Женился на самой красивой девушке, это все знали на работе и в городе, как ему казалось, и, не скрывая своего удивления, говорили: «Ну, Цукан!.. Где ж ты такую красавицу нашел?»

– Понятное дело, на дороге, – гордо отвечал он. А если рядом стояла его Настенька, то старался увести побыстрей, чтоб не заляпали жадными глазами. Радовался, что у нее, когда закончит техникум, будет тихая неприметная бухгалтерская работа, что она не актриса или продавец, которую поминутно раздевают глазами похотливые мужики. Весной сорок первого года родилась дочь. По обоюдному согласию без мудрености решили назвать ее Ольгой. Но короток, как зимний день, оказался их праздник. Принесли из военкомата повестку. А потом…

Цукан прошел к столу, налил в стакан водки, глянул на собственное отражение в темном оконном стекле, сказал: «Пей, дурачина!» Отщипнул кусок хлеба, но до рта не донес… Отчетливо увидел маленький железнодорожный разъезд в пропыленной степи, хилую дубовую рощицу, навстречу несется истребитель, и первая мысль: прозевал! И ничего не остается, как вываливаться из кабины и катиться кубарем по обочине, обдирая ладони и локти. Кажется, что тело, сжатое в комок, брошено под зубья огромной пилорамы, а молот крупнокалиберного пулемета бьет все ближе и ближе и вот-вот лупанет по спине…

В медсанбате Цукана поджидал пожилой солдат-сменщик и приказ о переводе в автороту. Старшина выдал в довесок напутствие: «За языком своим следи, а то в штрафники угодишь ненароком».

Вспомнил, как рассказывал соленый анекдот про Абрама и Сару. Вспомнил хохот шоферов и как военврач Либерман этак насмешливо бросил, походя:

– Что солдат, хочешь бах-бах? Так я тебе устрою.

– Ну, напугал козла капустой.

Ответил дерзко, не отводя взгляд. Шоферы опять хохочут, похваливают.

«Вот так повеселился!» Это он понял в автороте, где оказался без машины, и любой сержант мог загнать в караул или во внутренний наряд на распиловку дров для кухни. Зима выдалась ранняя, в пилотке и кирзачах пришлось ему несладко.

Командиром взвода числился старшина, любивший побаловаться самогоном, а заправлял всем сержант Волков, делавший выгоду из любого пустяка. Во взвод прибыли три молодые девчонки, которые изъявили желание добровольно вступить в армию. Шоферы липовые, после ФЗУ. Без опыта. Машины у них постоянно ломались, из-за этого Волков получал выговоры, но зато потом «имел их и взад, и вперед», – как говорили водители. Цукан об этом знал и не очень удивился, когда Волков перехватил его в мастерской, с ходу вбил:

– Срочно с Лямкиным ехай, выручай Маруську, она стоит полдня в поле.

Полуторка Маруськи, которую звали шоферы «честной давалкой», выглядела ужасно, капот держался на веревочках, скособоченое крыло на проволоке, мотор залит маслом. Лямкин, как глянул внутрь, так и отшатнулся.

– Давай, – говорит, – цепляй буксир. Вернусь, в мастерские потащим.

«Вот будет посмешище», – прикинул Цукан.

– Ключ свечной оставь, отвертку и езжай по назначению.

Удивился Лямкин, конечно, а спорить не стал.

Первым делом отправил Аркадий посинелую Маруську собирать бурьян и сухой кизяк. Разжег костерок с подветренной стороны. Стал разбираться, что да как. А руки мерзнут на ветру, пальцы не слушаются. Подсел к костру погреться. Маруська в затишке у костра отогрелась и чешет как сорока, рассказывает, как над ней издеваются. Особенно, когда поломка в рейсе, вот как сейчас.

– Какого лешего пошла военным шофером?

– А как жить? – она отвечает. – Совхоз ликвидируется, немцы подходят. Сама я детдомовская, как и Танька. Предложили пойти добровольцем. Сыта, мол, в армии будешь и обута, одета. Разве знала, что солдаты, как злыдни. Что машину дадут захудалую.

Стало жалко ее Цукану, даже слова грубого не сказал за такое отношение к технике, что ее удивило больше всего. До темна провозился, но оживил мотор. Когда приехали в расположении роты, Волков похвалил.

– Шофер ты первоклассный. Принимай машину в свои руки.

– А как же Маруська?

– Это не твое дело! – безжалостно рубанул он и ушел.

Два дня Цукан приводил машину в порядок. А потом в рейс. Служба входила в нормальную колею. Выдали зимнее «беушное» обмундирование. Полушубок ему достался с большой заплатой на боку, так это не беда, после бушлата греет словно печка. А главное валенки. Вот без чего зимой не выжить. Он тут же из старой резины сделал себе калоши к валенкам, чтоб не промокали.

Даже Волков позавидовал, попросил сделать ему такие же. Вскоре приказал принять под командование отделение сержанта Тараскина. И пояснил:

– Треугольничек в петлицы ему как партийному дали. Языком только чешет и водку пьет. Да и водитель он никакой. А ты парень грамотный. Короче, разбирайся с этой интернациональной бригадой.

Вспомнил Цукан того сержанта. Фельдшер знакомый в знак благодарности щедро налил в котелок медицинского спирта. А еды никакой. Да и не хотелось, каждый день в рейс. Выпили с Гуськовым граммов по сто, закусили черствыми сухарями. Куда девать остальное. Фляжки нет. В автобусе поставить – вонь пойдет. А рядом сержант худой, как жердь по фамилии Тараскин. Окликнул. А он этак с вызовом: «Чего тебе, рядовой?»

– Спирт будешь?

Тараскин выхватил котелок и тут же выхлебал, не разбавляя водой, как компот. Котелок бросил и ни спасибо, ни до свидания. «Ну ты и кадр!» – ругнулся Цукан ему в спину.

В ту зиму фронт закрепился на Северном Донце. Транспортный взвод определили на доставку снарядов для артиллерийских батарей. Цукану, как командиру отделения, в тот же день вручили маршрутный лист и схему точек, провели инструктаж, как и куда доставлять снаряды. Выдали требование на получение снарядов на железнодорожной станции, где указывалось время выполнения задания. Заставили расписаться в журнале. Пояснили: «За нарушение, сам понимаешь, под трибунал». Ему жарко стало от всей этой строгости.

После инструктажа появился он перед своим отделением, чтобы объяснить важность задания. Поздоровался громко и весело, а в ответ – тишина. Объявил, что отделение должно выехать на погрузку на станцию Катур. Опять никто не ответил. Делают вид, что копаются с машинами.

Цукан такого не ожидал, но марку надо держать, поэтому подошел к ближайшей машине и громким голосом:

– Слыхал, друг, на выезд пора.

– Чаво, чаво? Мой машина поломан… – отвечает водитель с акцентом и следом что-то непонятное, на чужом языке.

Спрашивать официально имя-фамилию не решился, чтоб не осложнять ситуацию. Поэтому предложил помочь с ремонтом.

Водитель в ответ: «Тут всё поломан! Коробка ломан, мост ломан». И всяко матерно о том, что мороз, что он крутить гайки не будет. Цукан строго посмотрел, достал наряд-накладную, карандаш: «Так, значит, не будешь!»

От вида бумаги, похожей на протокол допроса, водитель испугался, влез под машину, гайки стал подтягивать там, где Цукан показал. А гаек пришлось крутить не одну дюжину.

К следующей машине со словами: пора на выезд…

– Так не заводится, – с ухмылкой отвечает симпатичный улыбчивый водитель.

– Что ж, посмотрим. Посмотрим…

Проверил Аркадий подачу топлива, искру. Заметил, что на корпусе распределителя свежая риска нацарапана, на блоке двигателя такая же. А они не совпадают. Зажигание сбито умышленно. «Ах, ты, сукин сын!»

Поставил корпус на место. Заставил парня крутить рукояткой, но зажигание не включил. Он крутит и крутит, а Цукан подбадривает, подгоняет. Водитель взмок, психанул, бросил рукоятку на землю.

Включил Цукан зажигание.

– Эх ты, даже крутануть хорошо не можешь!

Резко провернул «кривой стартер» – двигатель завелся с полоборота. Водители смеются над Прокофьевым.

– Не заводится? Отлично. Чем позже выедем, тем позже вернемся.