Роман без героя

– Спасибо, – сказал третий секретарь посольства Антигуа и Барбуду. – Когда можно приехать?

Альберт Иванович взглянул на свой «Ролекс».

– Да после обеда милости просим.

Реаниматолог взялся было снова за айфон, но, подумав, сунул его в карман. Доверять и проверять по телефону было опасно. В морге даже в годы жестокой борьбы за трезвость талантливого, но порой аномально соскакившего с поводка народа, вожделенная для очередного калифа на час трезвость была в большом непочёте.

Больничный морг находился в отдельно стоявшем жёлтом доме, у глухого железного забора, выкрашенного в ядовито-зелёный цвет. Ашота Посрамяна, армянина неопределённого возраста, руководивший заморозкой и выдачей родственникам людских тел, отработавших и отслуживших свой гарантийный срок (или вышедших из строя ещё до окончания гарантии), Альберт Иванович про себя называл Цербером. В глаза – «дорогой Ашот».

– Дорогой Ашот, – сказал Альберт Иванович, пожимая чернявому крепышу руку, пропахшую формалином и армянским коньяком. – Тут у тебя наш неопознанный жмурик лежит. Ну, тот, что с «Порше»…

– Ну, лежит, – кивнул Цербер чёрной гривой.

– Опознали его. Сен Жермен это… Граф такой был, бессмертием своим прославился.

– Бессмертием прославиться нельзя, – серьёзно ответил Цербер.

– Это почему же? – не принял возражения реаниматор.

– Бессмертных не бывает, – грубо сказал Ашот. – Бывают безвестные.

– Это атташе одного малюсенького посольства, страну сразу так и не запомнишь…

– Мне без разницы, – перебил Цербер. – Номер?

– Номер, – Альберт Иванович заглянул в электронную записную книжку. – Номер сто пятнадцать дробь тринадцать.

– Другое дело.

Цербер быстренько подошёл к многоэтажному стеллажу, откуда на реаниматора повеяло ледяным холодом, и выдвинул нужный ящик.

– Чёрт, чёрт, чёрт! – трижды прокричал испуганный Цербер.

– Что случилось? – спросил реаниматолог и, взглянув на выдвинутую Ашотом ячейку, обомлел: вместо привычного замороженного трупа на металлической доске лежала большая чёрная собака. Шерсть её покрылась инеем, жёлтые глаза с красными вкраплениями были приоткрыты. Казалось, что она с потаённой угрозой смотрела на потревоживших её вечный сон.

– Бляха муха!.. – воскликнул врач. – Действительно, чертовщина какая-то!

– Это студенты, сволочи, подшутили, – отходя от ужаса, пролепетал Цербер белыми губами. – Они вчера тут трупаки резали, всё в кулачки смеялись… А девки визжали. Попугать, блин, решили своих баб.

– Сволочи, – согласился Альберт Иванович с Посрамяном. – Только через час из посольства приедут своего Сен Жермена опознавать. Что предъявим, дорогой Ашот?

– Чёрного пса… – почесал гриву крючковатым пальцем Цербер.

– Тут же и вылетишь с работы.

– Чёрт, пронблема… – произнося слово «проблема» через «Н», протянул заведующий моргом.

– Что делать?

– Запаяем пса в цинк! – вдруг осенило «дорогого Ашота». – Он же в автокатастрофе коньки отбросил, этот Сен Жермен? Ну вот, обычная практика, когда изуродованные тела хоронят в цинковых гробах.

– Конгениально, Цербер! – забыв, что может схлопотать за жестокую кличку, воскликнул врач. – Только объясняться с представителем посольства сам будешь.

– А что делать, скажи, дорогой?

– Делать, ты прав, больше нечего… – вздохнул Альберт Иванович.

Через три часа, оформив всю необходимую в таких случаях бюрократию, представители посольства увезли цинковый гроб в своё посольство. Третий секретарь посольства Антигуа и Барбуду, погладив холодный серый металл, сказал в мемориальном зальчике морга при коротенькой, но запомнившейся Посрамяну и всем остальным официальным и партикулярным лицам, присутствовавшим на церемонии прощания:

– На главном острове Малой Аномальной дуги мы похороним тебя, незабвенный друг, с такими торжественными почестями, что и королям Антигуа и Барбуду не снились! Ты вечно будешь в сердцах наших, незабвенный Жермен Сен!

С этими словами посольский секретарь отмусолил Ашоту Посрамяну три стодолларовые бумажки, хотел дать и четвёртую купюру, но, выдавив из себя слово «кризис», зажал её в своём потном кулаке.

– Мы тоже его помянем… Несмотря на мировой кризис, дорогой. Так сказать, соответственно проплаченному пожертвованию… – разочарованно выдохнул заведующий больничным моргом.

С этими словами главный хранитель замороженных тел молниеносным движением сунул валюту в карман халата. Его помощники, ревниво следившие за руками своего начальника, которым мог бы позавидовать любой иллюзионист мира, так и не смогли на вскидку определить: три там было зажато бумажки или четыре? Но не очень переживали по этому поводу – наперёд знали, что «дорогой Ашот» и на этот экстраординарный, прямо скажем – аномальный случай, впервые зафиксированный работниками морга в образцово-показательном лечебном учреждении столицы, значительно занизит сумму, полученную им лично.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Факты из будущей жизни Новомосковской и других аномальных зон

Мария и сослуживцы старшего лейтенанта полиции были и удивлены, и рады столь чудесному исцелению Владимира Волохова, так быстро восстановившемуся после ужасной аварии на Варварке. Сын покойного профессора Волохова в установленный молодожёнам срок расписался со своей невестой – красавицей Марией. Вскоре Владимир Игоревич был повышен в звании и должности, а через положенное природой время после скромной свадьбы молодожёнов у Маши родился здоровый мальчик. По настоянию отца его назвали Владимиром. А ещё через полгода Волоховы неожиданно для всех разошлись. «Не сошлись характерами, – банальной фразой отвечала на вопросы любопытствующих Мария и добавляла: – После аварии Володю было просто не узнать». И это была чистая правда, потому что женское сердце никакая генная инженерия не обманет.

Владимир Игоревич Волохов дослужился до генерал-майора полиции. Начальство ему давало самые лестные характеристики – «волевой», «принципиальный», «упорен в достижении поставленной цели», «строг, но справедлив по отношению к подчинённым», «даже у падших граждан, с которыми В.И.Волохов проводил следственные действия, офицер ищет прежде всего светлые начала у этих оступившихся личностей». Но подчинённые его не любили. Боялись его строгого, как они образно выражались, «испепеляющего взгляда», но не любили. Женщины, с которыми он изредка всё-таки сходился, в один голос заявляли при расставании, что у Владимира Игоревича нет сердца. Он якобы сух, расчётлив, требователен по максимуму и постоянно судит окружающих по своим завышенным меркам. И вообще, в чём-то напоминает исполнительного робота с заложенной в него программой, а не живого человека, которому свойственно и грешить, и чудить, и ошибаться, и безоглядно влюбляться в женщин и жизнь.

После выхода на пенсию генерал Волохов, по-английски не простившись ни с кем, уехал на постоянное место жительства в маленькую островную страну, государство Антигуа и Барбуду, расположенное на островах Малой Аномальной дуги.

А на клочке загородного кладбища, где хоронили людей без паспорта и постоянной прописки, появилась свежая могила, в которую был вбит колышек с косо прибитой дощечкой. На доске нетрезвым могильщиком был грубо нарисован порядковый номер «неизвестного погребённого тела» – «1898».

Через 20 лет после описанных событий на российском Кавказе произошёл катаклизм, до сих пор не объяснённый геологической наукой: после катастрофического землетрясения образовался новый горный массив. Учёные назвали эту локальную зону, где, будто из-под земли, выросли несколько высоких гор, аномальной. К 100-летию со дня рождения профессора И.В.Волохова усилиями известного генетика, академика Александра Чуркина, возглавившего ведущий отечественный Институт по генной инженерии, одна из горных вершин новообразованного массива была названа «пиком Волохова».

У подножия пика Волохова энергичный и благодарный своему учителю академик Чуркин собрал выдающихся отечественных и зарубежных учёных, научных сотрудников, увлекающихся, как и Игорь Васильевич в свои младые годы, альпинизмом, представителей властей и общественности, журналистов глобальной «Информинтерсети». На торжественном митинге выступил и внук профессора Игоря Васильевича Волохова Владимир Владимирович – старший научный сотрудник Института Жизни, которым теперь руководил учёный с мировым именем, академик Чуркин. Последние работы внука Волохова, научным руководителем которого стал академик Чуркин, заставили мировое научное сообщество заговорить о «почти свершившейся научной революции, опровергавшей привычную для размеренной, неторопливой жизни дарвинскую теорию эволюции». Русские учёные, зашумела мировая пресса, добились выдающихся результатов и по существу стоят у порога сенсационного научного открытия, которое перевернёт все известные доктрины о происхождении человека и жизни на Земле.

– Мы пошли по пути, который нам указал мой дед! – пафосно завершил свою речь обычно не слишком красноречивый Владимир Владимирович Волохов, на днях с блеском защитивший докторскую диссертацию в области генной инженерии. – Он с детства для меня был образцом, рыцарем науки, так сказать, героем моего романа!

Внук «рыцаря науки» сорвал бурные аплодисменты. Рукоплескалпи даже тайных завистников, недостатка в которых не испытывало ещё ни одно научное или любое другое сообщество творческих людей.

В пёстрой толпе выдающихся (и не очень) лиц по-хозяйски сновали вездесущие журналисты с камерами и микрофонами, работавшие теперь в национальных редакциях глобальной национальной информационной системе «Федеральная Информсеть». От этогой глобализации древнейшая профессия нисколько не стала объективнее.

Поодаль, не участвуя в юбилейной суете, неподвижно замерла фигура странного наблюдателя, молчаливого человека, с головы до пят одетого во всё серое. Один из журналистов с портативной телекамерой, опередив замешкавшихся собратьев по перу и микрофону, с ходу атаковал молчаливого наблюдателя. Молодой амбиционный и хамовитый журналист решил взять интервью у «человека из толпы».

– Федеральный канал, – привычно протараторил репортёр, целясь объективом камеры в человека в сером, – ваши впечатления о событии, о речи внука гениального профессора, пожалуйста!

Человек в сером обернулся, и бойкий журналист вздрогнул, уивдев серое, без единой кровинки лицо, на котором тлеющими угольками горели красноватые глаза.

– Это вы о какой речи, милейший? – с чуть заметной иронией неприятным скрипучим голосом спросил странный зритель.

– Ну, про героя романа…– заикаясь, протянул журналист, стараясь не смотреть в глаза собеседнику. – Нам интересно мнените простых людей… вообще людей….об открытии профессора Волохова, которое переворачивает все прежние представления происхождения человека… хомо сапиэнса, то есть…Внук профессора назвал его героем романа… А вы как считаете?..