– Вы забываетесь! Вы, что, мне, предлагаете заняться дисциплиной в вверенном вам цеху?
– Я вполне адекватен. Начнем с работы городского транспорта. Вы давно ездили в автобусе?
– А причем здесь транспорт?
– Понятно, давно. Попробуйте, как-нибудь, утречком доехать до завода. Несомненно, получите массу впечатлений, только предупреждаю, выйти вам придется часа на два пораньше и пробовать штурмовать каждый, проходящий мимо, транспорт, а если учесть, что много, вообще, не останавливается, из-за переполненности, то пытаться влезть, шансов останется меньше. Вы говорите, что мои рабочие регулярно опаздывают, вот здесь вы не правы. Узнайте у начальников других цехов, у них ситуация такая же, просто моим, менее повезло, их застукали на момент проверки, если ее проводить каждый день, а не как вы единыжды, то выясниться, что это вполне, нормальное явление, по всему заводу. Будет такая картина, что, например, токарь – Иванов, сегодня опоздал на пятнадцать минут, зато вчера он приехал на сорок минут раньше, потому что, вчера ему все же удалось втиснуться. Вечером же, покидается рабочее место раньше, по простой причине, час пик начинается часов с пяти, вот люди и идут на нарушение трудовой дисциплины, чтобы попасть домой, ни к началу программы время.
– Вопрос транспорта, ни ко мне, а к городским властям, если у них что-то не нормально, меня это не касается, меня интересует только наш завод. И отговорка, о плохой работе городского транспорта, это детский лепет! Меня не волнует, за сколько времени выходит этот Иванов! Мало ему два часа, чтобы добраться, пусть выходит за три, за четыре! А если и этого мало, пусть, вообще, ночует на рабочем месте! А если его это не устраивает, мы никого не держим!
– Хорошая логика. А когда человеку отдыхать? А ведь у каждого еще и семья, что с ней прикажите делать?
– Я не лезу в семейные дела, я просто требую дисциплины и отличной работы.
– О какой, отличной работе, может идти речь? Если люди, пока добираются, уже вымотаны на – «Нет». Да вы, вообще, скажите спасибо, что они приезжают! Я, порой, удивляюсь их стойкости и героизму! Не получая зарплату по пол года, они умудряются оплачивать транспорт, да еще брать какие, никакие тормозки.
– Я еще раз повторяю, кому не нравится, свободен, увольняйте!
– А кто будет работать? Четыре недели тому назад, я уволил слесаря «золотые руки» за регулярное прикладывание к спиртному, во время рабочего дня. И что?
– Что?
– А ничего. За все это время, никто на его место не пришел, хотя объявления о вакансии дали во все места, куда только было можно.
– Что, вообще, никто не обратился?
– Почему же, желающих было много, но как только они узнавали, какой долг по зарплате, неслись отсюда со всех ног. Вот и пришлось мне взять, этого «Забулдыгу», назад.
– Что?! Почему не посоветовались? Зачем нам – «Алкаш»? Вы еще молоды и не знаете, что безвыходных ситуаций не бывает. Можно было пригласить слесаря из соседнего цеха, мы бы его оформили на полторы ставки и все, работал бы он на два цеха. Плохо вы знаете людей, человек, за лишние рубли, готов работать гораздо больше и лучше!
– Может и так. Только за рубли, а не за обещания, что когда-нибудь, в неопределенном будущем, он может, их получит, и может быть, их не успеет, съест инфляция. Да и нет у нас специалиста такого класса, как этот – «Алкаш». Пока его не было, у меня встало три станка, каких только слесарей я не просил, приходили, смотрели, но, ни один не исправил. Ни для кого не секрет, что у меня один из самых, старых цехов и оборудование в нем стоит, еще то, которое эвакуировали к нам, во время войны. Вот из молодых никто и не понимает, они удивляются, как, вообще, эта «рухлядь», умудряется работать. А этого «Забулдыгу» не удивляет, он вчера вышел, а сегодня все станки, уже работают.
– Что ж, приняли, так приняли. Если что случится, отвечать вам, а не мне и мне все равно что вы будете делать, но чтобы вопрос дисциплины, по вашему цеху, больше не поднимался, положено быть, на рабочем месте, в восемь, значит сто процентная явка, в восемь, положено уйти в пять, уходят в пять. Как вы этого добьетесь, это ваши проблемы. Цех вверен вам, вот вы и спрашивайте с рабочих, а если что не так, тогда я буду снимать стружку с вас. Каждый, должен выполнять свою работу. И я сижу слишком высоко, чтобы меня волновали проблемы, какого-то токаря Иванова, для этого вы туда и поставлены. Все садитесь. А теперь, я хотел бы послушать начальника транспортного цеха.
Что и говорить – начальство, это таков закон, что последнее слово всегда за ним. Не зря говорят в народе: – «Ты начальник – я «Дурак»! Я начальник – ты «Дурак»! И такая, так называемая – планерка, три раза в неделю. На ней переливается из пустого, в порожнее, причем, каждый раз, практически, одно и тоже. Главный инженер дает разнос начальникам цехов, на что те, задают, постоянно один и тот же вопрос: – Когда же, все-таки, ожидается, долгожданная, заработная плата?
И всегда слышат один и тот же ответ: – «Надо потерпеть, заводу должны бешеные деньги и со дня на день их должны отдать, ну, хотя бы, часть».
А если учесть, что такие планерки, проводятся два раза в неделю еще и у зам. директора по производству, то рабочий день, с утра и до обеда, занят всю неделю. Кому это нужно? Ничего дельного эти «посиделки» не приносят, да и рабочие предоставлены сами себе, благо, что большинство из них – «старой закалки», а это значит, «филонить» не привыкли.
Зато как приятно было, после этих заседаний, сразу же пойти, в расположенную рядом столовую, в которой кормили в счет зарплаты. Планерка заканчивалась чуть раньше, чем у основной массы начинался перерыв, и начальство первым успевало забежать перекусить, а поэтому не надо было стоять в огромной очереди и исходить слюной, от исходящих запахов, особенно от пирожков с мясом, которые особенно удавались, и которых всегда не хватало, всем желающим.
Да что же это такое! Что у меня все сводится к мясу?
В этот момент дверь распахнулась и в комнату вошла девушка, неся на вытянутых руках разнос. Она подошла к моему ложу и расставила все, что несла, на столик, стоявший рядом. Первым делом, на него перекочевало огромное блюдо, с кусками аппетитного мяса, затем, поломанная на четыре части лепешка, кувшин и стакан, как видно с каким-то напитком, ну и, конечно, полотенце, чтобы вытирать руки. От запаха и вида, у меня пошла кругом голова, я еле сдержался, чтобы тут же не накинуться, на все это великолепие, но взял себя в руки, нельзя показывать свои животные инстинкты, особенно при дамах. В раздумьях о хлебе насущном, а точнее о мясе, у меня совсем вылетела из головы незнакомка, а ведь у нее можно узнать, мое месторасположение. Она, закончив сервировку, развернулась, собираясь покинуть меня в гордом одиночестве, поглощать принесенное. Я, как и подобает джентльмену, сначала прокашлялся, а затем окликнул ее:
– Извините, не знаю вашего имени, меня зовут Сигизмунд, вы бы не могли ответить на некоторые мои вопросы?
Она, никак не отреагировала и направилась, молча, к двери.
– Простите, но не могли бы вы уделить мне чуточку внимания и, по крайней мере, сказать, где я нахожусь?
Она, опять никак не отреагировала.
– Может быть, вы не понимаете по-русски?
Открыв дверь, она повернула голову.
– Я прекрасно говорю на многих языках и на русском, в том числе. После еды, к вам придет учитель, он скажет вам все, о чем сочтет нужным. – Она вышла, закрыв за собой дверь.
Мысли о происходящем, даже отвлекли, от исходящего ароматом мяса.
«Все же интересно, где я? Если это рай, то почему он так странно выглядит? Хотя кто его знает, как он должен выглядеть? Оттуда еще никому не удалось возвратиться. На земле, мы имеем лишь ограниченное представление о нем, да и то со слов тех, кому удалось пережить клиническую смерть. Как знать, может это бред, в момент смерти мозг еще работает, вот и показывает человеку то, во что он хотел бы верить. То же относится и к аду, хотя даже, в меньшей степени, почему-то воспоминания всех очевидцев, сводятся, исключительно к раю, можно подумать, что все они, ведут праведную жизнь. Хорошо, попытаемся думать по-другому. Если я попал в рай, то меня должен возле врат встретить святой Петр, ну, на худой конец, кто ни будь из ангелов. Если в ад, то какой ни будь чертик. И в том и в другом случае, меня никто бы не стал угощать яствами, а сразу повели бы на допрос ко „Всевышнему“. Так, так я совсем выпустил из головы, что после врат меня поведут на суд и только после этого, исходя из моей жизни, определят, куда мне перемещаться: – либо в райские кущи, либо к чертям на сковороду. Хоть что-то становиться ясным. Допустим, что сами врата я проспал, с кем не бывает, теперь, значит, я нахожусь, типа в приемной. „Босс“, или учитель, как его назвала, эта премиленькая девушка, как видно занят. Можно понять, мне трудно было справляться с цехом, а здесь вон какая „прорва“ подчиненных, поди, усмотри за всеми. Теперь становится все, на свои места. Чтобы хоть как-то скрасить мое ожидание, они в последний раз, решили порадовать земной пищей. Не мудрено, у нас, тоже, испокон веков, перед казнью, предлагали из еды, все что пожелаешь. А они же здесь, еще и мысли читать умеют, я подумал про шашлычок, вот они его и „состряпали“. Мол, покушай последний раз и айда, мил человек, на суд. А интересно, этот милый ангелочек, что меня кормит, тоже будет присутствовать на суде. Хотя на ангела она смахивает меньше всего. Рост под два метра, иссиня-черные волосы, одета как Амазонка, а мышцам, впору завидовать Шварцнегер со Сталлоне, вместе взятые. А я то, по своей наивности, думал, что ангелы женщины хрупкие, белые. Нет, конечно, это заблуждение, они только такими и должны быть, ведь они телохранители самого всевышнего, а сюда, какого только отребья не попадает и маньяки и убийцы. И все же, в ней есть какой-то шарм, при всем, при этом, она не растеряла женственности. Да вы батенька влюбились! А еще, при жизни, говорили, что не верите в любовь, с первого взгляда. Именно поэтому, вам и хочется с одной стороны, ее еще раз увидеть, а с другой, не очень хочется краснеть в суде, перед ней, когда будут всплывать не очень приятные эпизоды жизни, как тот, например, когда в Детском доме, с пацанами, мучили кошку, привязывая к ее хвосту консервные банки. И мало ли еще чего всплывет, это единственный суд, на котором не соврешь. И все же, несмотря на это, взглянуть бы на нее еще разочек, пусть будет так, доведет до дверей зала и свободна, а я, молча, посмотрю ей вслед. А все же интересно, как бы мы смотрелись, будь мы парой? Ну, в росте, допустим, мы почти одинаковые, а вот по накачанности, я хоть парень и не слабый и со спортом всю жизнь на – Ты, но если нас поставить рядом, то на ее фоне смотрелся бы как гвоздь, на фоне доски. Очень большая разница в бицепсах, трицепсах и тому подобному. Да ну и что, зато я человек не конфликтный, а значит, драк в доме не будет и бояться мне нечего, иначе, от ее щелчка в лоб, можно и дар речи потерять. Нет, душа у меня, просто ангельская. Ага, вот про душу, самое время и вспомнить, а не строить мысли насчет уютного гнездышка, пора опуститься с небес на землю, то есть, в данном случае, наоборот. Опять меня понесло на лирику и совсем вылетело из головы, что как только поем, сюда придет сам, учитель. И что это может значить? А это значит, что ее больше не увижу. А может это и к лучшему? Кто она и кто я? Она ангел, а я простой смертный, которых миллионы, а даже не миллионы, а миллиарды. И если ей позволяет ее положение, то она уже давно нашла, кого ни будь гораздо круче и симпатичней меня. Интересно, он придет один или с помощниками? Получается, что судить меня будут, в этой убогой приемной, а не в роскошном, божественном зале. Значит, получается, что „Рылом“ не вышел, а еще говорили, что перед господом все равны. Что-то я совсем, богохульствовать начал, прости меня господи. Несу всякий бред, может у них тоже демократия и начальство не на словах, а на деле заботится о своих подчиненных и даже удасуживает их своим посещением. Все хватит, будь, что будет. Как говорили: – „Будет день и будет пища“. День – есть, пища – есть, теперь надо не дать ей остыть. Приятного аппетита тебе, Сигизмунд».
И я, как голодный волк, накинулся, на исходящие соком и ароматом, нежнейшее мясо, незнакомого животного. Запивал его, огромными глотками, неизвестного напитка, наверное, божественного, так как ничего вкуснее, я доселе, не пробовал. Остановился только тогда, когда на столе не осталось ничего, кроме грязной посуды, с удивлением осмотрелся. Неужели, в меня, могло столько влезть? А, впрочем, чему удивляться, после пережитых волнений, да еще, если взять, что шашлык я просто боготворю, а при тех затратах, которые необходимо сделать на его изготовление, он у меня был совсем нечастым гостем. Я как кот, залезший в погреб и от души объевшийся сметаны, сладко потянулся, пододвинул под себя подушки и задремал. Ничего удивительного, разморило с непривычки, от такого обилия вкусной и здоровой пищи. Как говорят в сказке: – «Долго ли, коротко…», имеется ввиду, дремал, проснулся от того, что кто-то стоял напротив меня и деликатно покашливал.
Открыв глаза, вы не поверите, кого я увидел. Напротив, стоял самый, настоящий волшебник или звездочет, таким, каким его изображают в кинематографе. Если кому-то, в свое время, удалось посмотреть «Гарри Потер», то он, наверняка, запомнил самого главного учителя, его волшебной школы. Так вот, посреди комнаты, стояло его реальное воплощение. Та же хламида до пят, длиннющая борода, не менее длинные волосы, а на голове высокий, островерхий колпак.
– Проснулся, вот и ладушки. – Ласковым голосом изрек чародей. – Вставай, пойдем со мной.
– Значит, пришло время, а жаль, хорошее быстро заканчивается. – И, вставая с сожалением, посмотрел на грязную посуду и не застеленную кровать. Как знать, может это последнее, что было приятным в моей жизни и теперь много тысячелетий, придется скакать на раскаленной сковороде. Тяжело вздохнув, и опустив плечи, я двинулся следом за колдуном.
«Неужели, этот сказочный персонаж и есть, тот „Всевышний“, которому возводятся храмы, по всему миру? Не очень он похож на тот образ, который изображают на иконах. А может, просто, и над ним годы не властны?»
Между тем, мы двигались по извилистым закоулкам старинной крепости, от наших шагов, вокруг, раздавалось глухое эхо. Что удивительно, освещение, здесь, было тоже оригинальным. В некоторых местах горели факелы, в иных, обыкновенные, до боли знакомые лампы, а в некоторых коридорах свет шел непонятно откуда, казалось, что сами пол, стены и потолок, издают это освещение.
Шли, достаточно долго, я потерял счет поворотам, перекресткам, коридорчикам и туннелям.
«Специально запутывают, охраны то, никакой, сейчас дам дедуле в темечко и бегом домой на землю, может быть, те, кто говорят, что были на том свете, именно так и делают, душа прыг в свое тело и живи себе дальше, долго и счастливо пока не помрешь. Только, наверное, когда попадают сюда во второй раз, им за побег, сразу грозит сковорода, без всякого суда и следствия. Нет, буду идти тихо и мирно, мне возвращаться не к кому, родных нет, жены и детей тоже. Кому я там нужен? А здесь, все же есть шанс, попасть в сады «Эдема».
Наконец, наше путешествие окончилось возле массивных, обитых железом и украшенных чеканкой, дверей. Старик, не сбавляя шага, пер, прямо на них, еще шаг и он «расквасит» себе лоб. Не тут-то было, двери, как по мановению волшебной палочки, отворились сами, открыв перед нами широкую залу, посреди которой возвышался трон, по бокам, уходя к высокому своду, в два ряда, стояли мраморные колонны, между ними находились троны, но поменьше. В данный момент, они были пусты, и только на одном из них, восседала знакомая уже мне, девушка. Огромная зала не требовала дополнительного освещения, солнечный свет равномерно распределялся по всему пространству, он шел из больших окон, расположенных по всему периметру стен, за тронами. Окна, в свою очередь, были выложены красивым разноцветным орнаментом, это способствовало тому, что солнечные лучи не ослепляли, находившегося внутри, а наоборот, создавали причудливую, красивую картину. Это трудно объяснить словами, создавалось впечатление, что ты находишься внутри калейдоскопа, но картинка меняется только снаружи, а внутри все видно гораздо четче и выразительней. И от этого девушка, с которой я не сводил глаз, выглядела в тысячу раз эффективней и сногсшибательней, чем при первой, нашей встрече. Я даже онемел и встал как истукан, посреди зала, не в силах отвести взгляд, от этого, обворожительного ангела.
Некоторые меня не поймут, как можно влюбиться в такую, перекаченную машину? Уверяю вас, это надо видеть, она была не такой, как мы привыкли видеть на экранах наших телевизоров, перекаченных мужеподобных культуристок, по которым сразу и не определишь принадлежность к тому или иному полу. При ее статном росте, здесь было все, и сила, и красивое лицо, и высокая грудь, и крутые бедра, и стройные ноги. Создавалось впечатление, что это совершенная скульптура знаменитого мастера, который создал эталон женской красоты. Рассыпанные по плечам иссиня-черные волосы, придавали еще больше выразительности чертам, ее загорелого лица. Вот так, наверное, и выглядела королева амазонок. Теперь мне становится ясно, почему многие мужчины были готовы отдать свою жизнь, только за то, чтобы хотя бы один раз полюбоваться на неземную красоту. После увиденного, мне стало совершенно все равно куда меня определят, не страшила даже мысль о чертях и большой сковороде.
Из приятного созерцания, а точнее из ступора, меня вывел приятный голос «Босса»:
– Ну, что встал посреди зала? Проходи, присаживайся, в ногах правды нет. – И он указал на небольшой стульчик, который располагался прямо, напротив центрального трона, именно в нем, уже успел расположиться «Всевышний». Амазонка прошествовала через зал и встала с правой стороны от трона, небрежно облокотившись на него руками.
Если судить по нашему миру, то так могла поступить либо жена, либо любовница, о связях с которой знают все, либо дочь. Мне, почему-то, больше нравился последний вариант. На некоторое время, я даже забылся, где и зачем оказался, все мысли были только о ней, хотелось, во что бы то ни стало, завоевать ее сердце, причем, любыми способами. Ради этого, я готов был на все: – выть на луну, петь баллады, биться с драконом, даже сорвать луну с небес. В общем, выполнить все, чего пожелает эта красавица.
– Ну, что ж начнем. – Прозвучал голос старика, и я сразу скис, все, луну с небес, можно выкинуть из головы. Я огляделся по сторонам, никто больше, пока я был занят своими мыслями, не прибавился, это уже хуже для меня. Значит, о голосовании присяжных не может быть и речи, он сам будет и адвокатом и прокурором и судьей, как скажет, так и будет.
– А разве больше никто не придет? – Высказался, неуверенно, я.
– Нам не нужны лишние глаза и уши, то, о чем мы будем говорить здесь, не должен знать никто, кроме присутствующих в этом зале, а тем более видеть твое лицо и лицо Заны. По крайней мере, пока не определимся, что с тобой делать в дальнейшем.
«Значит, ее зовут Зана, только мне от этого не легче. И какую роль она играет в этом спектакле, если не про меня, не про нее, не должен знать никто? Насколько я помню, из истории, только одно лицо никто не должен был видеть, это лицо палача. Что касается меня, то, скорее всего, моего лица не должны видеть только по одной, простой причине, участь моя уже решена, и он не хочет, чтобы потом, кто ни будь, в него тыкал пальцем и рассуждал о несправедливости суда. Нет свидетелей, нет человека, а значит, и нет проблем. Сейчас, он быстренько скажет решение, затем, она откроет створки в полу и даст мне пинка, прямо в пекло, своей, прекрасной ножкой. Одно только радует, напоследок ощущу прикосновение ее нежной и бархатистой кожи. Да и этого не получится, джинсы мешают. А может, они перед этим прикажут раздеться до гола? Размечтался. А если нет, то сам попрошу, как последнее желание, будет, что вспомнить в Аду».
– Что ты молчишь, почему не задаешь вопросов? – Поинтересовался старик.